Его челюсть была резко-очерченной, поза неподвижной, тёмные глаза впивались в спину Хавьера. До того, как я смогла сделать вдох, он быстро подошёл к нам. Его плечи резко подёрнулись, когда он встал близ Хавьера, гораздо ближе, чем я видела его стоящего рядом с кем-либо ещё, кроме себя.

— Если ты больше не хочешь в этом участвовать, я могу всё отменить, — его голос был ровным, за исключением незначительного падения на каденцию³² на слове отменить.

Два часа назад это было бы подарком. Теперь же, это казалось ударом в живот. Не столько отмена написания картины, сколько необходимость покинуть его.

— Конечно, я хочу. Я лишь надела свою рабочую форму, — улыбнулась я, указывая на свою простыню. Он внимательно изучал моё лицо, вероятно в поисках подтверждения.

— Итак, мистер Хейл, что бы вы хотели видеть на картине? — вежливо встрял в разговор Хавьер.

Айден оторвал свой взгляд от меня и сосредоточил его на Хавьере.

— Я даю вам полный карт-бланш, мистер Солис. Мои единственные условия таковы: она остается в данном облачении, а вы используете ту же тему и цветовую гамму, как и в других работах.

Я не была удивлена, услышав, как его голос снова стал холодным и беспристрастным.

Хавьер кивнул и пошёл по комнате, рассматривая её иначе, чем делаю это я, и, надо полагать, иначе, чем Айден. Он пробежался рукой по стенам, мебели, портьерам. Я знала его достаточно хорошо, чтобы понять, что в этот момент он вдыхает запахи, слышит звуки и, может быть, даже вкушает тонкий аромат сандала, витающий в воздухе.

Проводя рукой по шезлонгу, он задал свой очередной вопрос:

— Хотите ли вы, чтобы я использовал мебель, как часть послания?

— Послания?

— Да. Каждая картина несёт в себе послание. Учитывая выбор мебели, это довольно просто. Она может стоять, или может сидеть. Собирается оставаться или уходить. Или она может немного понежиться. Что вы предпочитаете?

Я горделиво заулыбалась как мамочка из родительского комитета. Хавьер знает своё дело.

Айден смерил Хавьера взглядом.

— Художник — вы. Мне будет гораздо интересней самостоятельно провести анализ.

Затем он пристально посмотрел на меня, и его слова, высказанные ранее, зазвучали у меня в ушах. Я не должен. Это всё? Компромисс между "должен" и "хочу"? Это та фантазия, которую он просит Хавьера увековечить?

— Хорошо, — кивнул Хавьер.

Взгляд Хавьера, брошенный искоса, сосредоточился на кушетке. Я готова была поспорить на свои оставшиеся тридцать дней, что его выбор на кушетку не падет. Для его манеры письма это было бы чересчур очевидным.

— Теперь, немного о деле, — сказал Айден. — Конечно, вы понимаете, что Фейн ожидает оплату за эту картину, даже, несмотря на то, что стало очевидным, кто является истинным художником. Я уверен, вы согласитесь, что лучше не давать ему повода применить ответные меры, ни к вам, ни к Элизе.

По мне пробежала дрожь. Айден был прав. Если Фейн ничего с этого не получит, он донесёт на Хавьера в CIS за воровство. Хавьер тяжело сглотнул — его собственный страх был хорошо замаскирован любезностью.

— Он сказал, что платит вам зарплату, — продолжил Айден. — Но мы все знаем, что это ложь. Поэтому я планирую заплатить вам такую же комиссию, какую я выплачиваю Фейну...

— Мистер Хейл, нет —, — начал было протестовать Хавьер, но Айден жестом руки прервал его.

— Я хочу, чтобы вы получили то, что заслуживаете, мистер Солис. По данному вопросу я не веду никаких переговоров.

Я хотела его. Прямо здесь, прямо сейчас. Не из-за его денег, а потому что он дал Хавьеру некое признание. Я знала, как много это значит для Хавьера. Хватило одного взгляда на его лицо, и я увидела туже признательность, какую испытывала и я.

— Спасибо, мистер Хейл, — Хавьер выглядел смущённо, его глаза опустились на начищенные туфли.

— Не за что. Ну а теперь, учитывая ваши обстоятельства, я уверен вы поймете, что это значительная сумма средств будет передана из-под полы. Я проконсультируюсь со своими юристами о лучшем способе провести оплату, но с вашей стороны, с юридической точки зрения, будет лучше, если вы сочтёте написание картины не как работу, а как подарок мне и Элизе.

Я ощутила покалывание, услышав о нём и мне вместе. Лоб Хавьера нахмурился — услышал ли он тоже, что услышала и я? — но он кивнул.

— Пусть будет подарок, — сказал он.

Айден кивнул в ответ, но его взгляд был полностью прикован ко мне. "Спасибо" лишь одними губами промолвила я ему, и он улыбнулся.

— Готова принять позу? — спросил Хавьер.

— Да, — ответила я с улыбкой, решив по мере возможности облегчить это для всех.

— Хорошо, откинься на кресле, — сказал он. Я была права. Никакой кушетки.

— Чуточку больше. Так. Расслабь левую руку вдоль подлокотника. Нет, не так словно ты упала. Вот так хорошо. Теперь ухватись за другой подлокотник своей правой рукой, словно ты поддерживаешь себя. Да, примерно так. Нет, не скрещивай ноги. Укажи своими пальчиками ног на дверь, — проинструктировал он, его глаз художника прослеживал каждое движение.

Правило Хавьера "Номер Один" — оставлять достаточно неопределённости для смотрящего, чтобы тот смог найти своё собственное послание. И эта поза соответствовала этой философии, подобно перчатке. Мне не терпелось спросить его о замысле, но он не скажет мне ничего, пока здесь присутствует Айден. Правило Хавьера "Номер Два" — никогда не раскрывать свою собственную интерпретацию своего ремесла. Я была единственным исключением в этом правиле.

Хавьер беспокойно вертел меня, пока не усадил так, как хотел. Я украдкой взглянула на Айдена. Но казалось, словно он снова поменялся местами с драконом. Его глаза были непоколебимо наведены на мои ноги, указывающие на дверь. Остальное в его позе излучало волны напряжения, сродни крыльям, покрытым чешуйками.

— Я вас оставлю, — выплюнул он и размашистым шагом вышел из комнаты, раньше, чем я успела сказать... хоть что-нибудь.

И, к счастью, до того, как Хавьер смог заметить яростный взгляд. Бенсон последовал за ним в обычной манере, держась на расстоянии в три фута от Айдена.

Почему он был зол? Какое послание он увидел в этой позе? Чтобы он не увидел, было ли это тем, чего он хотел? Я сделала глубокий вдох. Ладно, вечером, я приложу максимум усилий, чтобы уверить его в том, что если бы я могла, то не сидела бы в этом кресле, а предпочла бы лежать на шезлонге так долго, как он мог бы обладать мной.

Хавьер продолжал бродить по комнате, устанавливая мольберт, намечая концепцию, но занимался он этим молча.

— Ну, было достаточно мило с его стороны заплатить тебе так же, как и Фейну? — начала я.

— Да, очень мило, — он прозвучал немного расстроено.

— У тебя всё в порядке? — спросила я, пока он измерял высоту кресла.

Он призадумался и затем поднял на меня взгляд.

— А у тебя?

Я улыбнулась.

— Да. На удивление сегодня хороший день.

В течение нескольких минут он всматривался в меня, а затем глубоко вздохнул.

— Будь осторожна, пожалуйста. Он, похоже, немного ревностный. Я не знаю — но что-то не так.

— Что именно? — мой голос был одновременно и настороженным и пытливым.

Лоб Хавьера изрезали морщины, и он прищурил глаза, будто рассматривал образ.

— Он слишком отчаянно этого желает, — он покачал головой, как если бы образ ускользал от него.

Отчаянно желает? Не все ли мы отчаянно нуждаемся в своих фантазиях?

— На всякий случай держись на расстоянии. И так уже ситуация достаточно плоха без всего этого, — он мановением руки указал на комнату.

Я задрожала и ещё сильнее стиснула простыню. Он был прав, как всегда. Но сегодня — день без демонов.

— Я буду осторожна, — ответила я быстро. — А теперь расскажи мне какие у тебя задумки насчёт картины?

Он снова покачал головой, но выложил:

— Ну, ты больше хочешь остаться здесь, чем уйти, поэтому ты будешь сидеть и чувствовать себя расслаблено. Но мы знаем, что ты вынуждена уйти, таким образом, твои ноги указывают в направлении двери, чтобы наглядно продемонстрировать противоречие и неопределенность. Он сможет увидеть всё, что пожелает в этом образе.