— Я свяжусь с вами, когда последняя картина будет готова, мистер Хейл, — разразилась потоком Касия.

Она быстрее сможет поднять Мемориальный Колизей Портленда своим мизинцем, чем получит какую-то ответную реакцию от него.

Он начал читать договор купли-продажи, а у меня сложилось впечатление, что он просто отказывался смотреть на неё.

— Двойная цена, если картина будет закончена к выходным.

Рот Касии распахнулся. Также как и мой. Фейн продает эти картины по десять тысяч долларов за штуку. Конечно же, Хавьер получает всего четыреста долларов и даёт мне пятьдесят. Кто вообще покупает произведение искусства, даже не взглянув на него? По обычной цене, не говоря уже о двойной? Теперь мистер Хейл вчитывался в гарантийное соглашение. Расстроенная его равнодушием, Касия сорвалась на мне.

— Иза? Сейчас же.

Боковым зрением я увидела, как он быстро поднял голову, но я торопливо уходила прочь туда, где меня ожидал Хавьер, не смея взглянуть на холодного незнакомца.

Глава 3

Дом

Я вошла в длинный тёмный коридор, ведущий в студию Хавьера, держа свой карманный фонарик в руках. Фейн построил эту чертову дыру так далеко от посетителей, насколько это было возможно. Упаси Бог, если они увидят настоящего да Винчи! Хавьер стоял у мольберта, смешивая масляные краски. Они превращались в красивый серебристо-серый цвет, мерцающий на свету, льющемся из высокого окна. Мазок краски придавал глянец тёмному локону волос у его виска. Ощущение дома, которое я, как правило, испытывала рядом с Хавьером, накрыло меня, как одеяло родом из детства.

Он поднял глаза и улыбнулся. Но взглянув на моё лицо, его глаза приобрели настороженный предвещающий бурю чёрный оттенок.

— Как всё прошло? — произнёс он так, будто задыхался.

Мне не надо было отвечать. Порывистый вздох вырвался из его лёгких, будто его ударили тараном. Он шагнул ко мне, сделав три размашистых шага, и крепко прижал меня к груди.

Хавьер пах перечной мятой, мылом и краской. Я не выдержала, мои слёзы пропитывали его тонкую, изношенную футболку. Он хранил молчание. Он знал, что слова не нужны. Его семья тайно пересекла мексиканскую границу в поисках лучшей жизни, когда Хавьер был ещё подростком. Это был единственный безопасный дом, какой он знал.

— Сколько у тебя времени? — прошептал он.

— Тридцать дней с момента выпуска.

— Так скоро.

Это прозвучало, как погребальная песня. Его сердцебиение замедлилось. Почти затихло. Его сердце билось в унисон с моим — как и всё остальное, что было между нами.

С Хавьером всегда было так, с того самого момента как мы встретили мой первый сочельник без моих родителей, тогда я даже не могла посмотреть в зеркало, поскольку в отражении на меня смотрело лицо моей матери, убивающейся от горя. Мы оба были аутсайдерами, с удивлением смотрящими на эту землю. Всего, чего мы оба только и хотели, так это просто быть частью этой земли. Он хотел выйти из тени, а я хотела получить новый старт после гибели моих родителей. Я надеялась, что он всё ещё получит свой счастливый конец, несмотря на то, что у меня его не будет.

— Должен быть другой способ, — в его голосе прозвучали острые дерзкие нотки.

— Его нет, Хавьер. Ты же знаешь об этом так же хорошо, как и я. Я использовала всё своё время на практическую профподготовку в рамках моей визы. Я подавала заявления на все другие типы рабочих виз, какие только могла. Лаборатория отказала в предложении работы, после того, как заявление на визу H-1B не было принято. У меня нет достаточного количества денег на обучение в аспирантуре, да и почти вся стипендия выдаётся исключительно гражданам США. Я слишком стара, чтобы меня удочерили, и не выиграла грин-карту⁴ в лотерею.

— Как бы я хотел быть американцем, — сказал он.

— Зачем? Для того чтобы поставить крест на своей собственной жизни и жениться на мне, лишь затем, чтобы я осталась здесь? Ни в коем случае, Хавьер. Влюбиться в американскую девушку — единственный твой шанс.

Он пожал плечами.

— Лучше иметь всю семью вместе, чем личную жизнь.

Так мы и стояли, пока дверь в студию не распахнулась. В студию ворвался Фейн, свирепо смотря на нас, как бык на красную тряпку.

— Какого чёрта вы тут оба делаете? Эй, мне плевать, если вы парите друг другу мозги в свободное от работы время, но я плачу вам за работу.

Пальцы Хавьера напряглись на моей руке. Я понимала, что в своих мыслях он ломает уже и без того кривой нос Фейна и, вероятно, калечит какую-нибудь жизненно-важную часть его тела. Но их отношения были отчасти ядом, отчасти средством к существованию. Фейн нуждался в таланте Хавьера, а Хавьер нуждался в жульничестве Фейна. Мы разошлись в стороны, и Хавьер шаркающей походкой вернулся к мольберту.

Фейн искоса посмотрел на меня так, что моя кожа покрылась мурашками.

— Ты знаешь правила, Иза. Не задерживайся больше в фойе! Тебе повезло, что я не заставляю тебя пользоваться чёрным ходом так же, как и его, — он насмешливо улыбнулся Хавьеру и вышел из студии, хлопнув за собой дверью.

— Чёртов пидарас, — пробормотал Хавьер.

Я зашла за ширму и сняла с себя одежду. Моя простыня свешивалась с ширмы. Я надежно обернула её вокруг себя, зажав прищепками нужные складки так, чтобы единственной обнаженной частью моего тела был изгиб талии и линия бедра. Выходя из-за ширмы, я опустила взгляд на свои голые ноги. Я не могла смотреть на Хавьера, когда мы этим занимались, и он об этом знал. Я заняла своё место под лучом света и закрыла глаза, а взгляд Хавьера сосредоточился на моей коже.

Позже неторопливый ритм взмаха его кисти пропитал воздух — это был единственный звук в комнате. Мои мысли медленно текли мимо этого ужасного дня, мимо пустого будущего, пока неприветливый мистер Хейл незвано не возник у меня перед глазами. По мне пробежала дрожь, похожая на страх, необъяснимое влечение и подчинение единовременно. Это будет его картина. Я заняла себя фантазией о том, куда он её повесит. Возможно, не зная меня лично, его глаза будут прикованы ко мне в течение очень долгого времени. Благодаря манере Хавьера класть мазки, в это вполне можно было поверить.

Глава 4

Сестра

Тремя часами позже я стояла на кухне цвета лаванды и готовила ужин. Ланкаширское рагу⁵ было любимым блюдом Реаган. У неё был вечерний семинар, который должен был закончиться примерно к этому времени. Она дважды написала мне сообщение, интересуясь, как всё прошло, но я не хотела ей отвечать. Что я могу сказать в сообщении? Я втиснула маринованного ягненка в кастрюлю и приступила к нарезке овощей. Я следила исключительно за работой своих рук, не в силах взглянуть на другие поверхности в помещении, каждая из которой превращала эти окрашенные в сиренево-кремовые тона апартаменты в мой дом. Слёзы снова угрожали политься, и на этот раз я позволила им падать. Какой смысл их снова сдерживать?

Реаган ворвалась в дом двадцать минут спустя. Я услышала, как хлопнула дверь.

— Иза?

Она выскочила из-за угла, её яркие рыжие локоны развевались повсюду. Как только она увидела меня, её зелёные глаза широко распахнулись, а губы начали дрожать.

— Ох, дорогая, нет. Нет! Нет! Я не могу в это поверить. Они отказали? Как? Твой средний балл, твоя пищевая добавка, у тебя же даже нет ни одного штрафа за парковку! — Реаган так быстро тараторила, как будто я сама приняла такое решение.

— Я знаю, Рег. Но, пожалуйста, давай поговорим о чём-нибудь другом. Всё это уже не имеет значения.

— Это всё потому, что все они чёртовы придурки! — прокричала она, и я не смогла не рассмеяться.

Она любила всё британское и никогда не прекращала расстраиваться из-за моего Королевского английского, как она называла мою манеру говорить. Я пыталась ей объяснить, что была воспитана профессорами из Оксфорда, которые приравнивали сленг в английском языке к сере в природном газе: безопасна в малых дозах, но всё также зловонна. Но это никогда не останавливало её питать надежду, что однажды я заговорю, как Бриджит Джонс. Чего я никогда ей не рассказывала, так это то, что моё настоящее произношение напоминает мне о родителях, и с той минуты, как я села на самолет в Портленд, я старалась американизировать свою речь настолько, насколько это было возможно.