— Тогда видимо, тебе знакомо это чувство.

Он кивнул. Я встала на цыпочки и нежно поцеловала его в губы.

— Пошли, позволь мне показать тебе остальное, — сказала я, следуя по мшистой тропинке.

— Здесь есть твои любимые розы? — спросил он, как только мы вошли в округлый "Шекспировский сад", украшенный мерцающими огоньками.

— Нет, Aeternum romantica растёт только в Восточной Африке. Почва Портленда будет чересчур влажна для неё. Я видела её только на картинках. Но однажды я видела её пурпурную розу-родственницу, когда та была доставлена в Англию для графини Уэссекской Софи³⁷. Моему отцу было дано задание выделить масло из лепестков розы, так чтобы графиня смогла использовать его, — я улыбнулась от воспоминания о том, как папа равно, как и Дентон, подпрыгивал на пятках, когда получал вызовы в королевский суд.

— Серьёзно? — сдавленно рассмеялся Айден.

— О, да. Он был довольно истощённым. Но до того как он заперся под замок для проведения работ по экстракции масла гераниол, ему удалось получить разрешение мне и моей маме на доступ для созерцания роз.

Я брела вдоль периметра "Шекспировского сада", остановившись у куста лиловой розы флорибунда³⁸. Я почувствовала, как Айден остановился позади меня, словно тень.

— Purpura romantica выглядит практически так же, как та роза, — сказала я. — За исключением её бутонов, они были меньше и пахли как мёд.

Я нежно прикоснулась к лиловым лепесткам. Пальцы Айдена накрыли мои, ощущая также лепестки под собой.

— Как твои глаза, — сказал он.

Я кивнула.

— Как и глаза моей мамы. И моих прабабушек до того времени. Я думаю, именно поэтому мой папа работал так усердно над тем, чтобы получить разрешение на допуск посмотреть те розы. Он обменял свой годовой бонус на несколько бутонов, — я проглотила волну подступающих слез. На это не потребовалось сверхъестественное усилие, как это обычно бывало: — Моя мама, Клэр, испытала верх блаженства. Она была всерьез помешана на розах — нечто, что она унаследовала от своей матери.

Я начала отходить от флорибунды, но Айден обхватил руками мою талию и притянул меня к себе. Склонив голову, он провёл кончиком носа вдоль моего горла к подбородку. Глубоко вдохнув. Затем его теплые губы впились в мои уста. Если бы я прожила даже миллион лет, я не смогла бы описать поцелуи Айдена. Поцелуй был сначала неторопливым, нежным как лепестки. Его губы и язык боролись за господство в моем рту, в тот момент, когда они объединили свои усилия, я сдалась. Мои руки безвольно обвисли на его плечах, вся ностальгия была забыта. В этом и был весь его план? Он разорвал поцелуй, улыбнувшись.

— Ты пахнешь лучше, чем эта роза, — сказал он. — Продолжай вести.

— Мне нравится твоё восприятие запаха, но половые гормоны вводят в заблуждение обонятельное ощущение. Так что как видишь, твои умозаключения неблагонадёжны.

Я взяла его за руку и последовала к "Шекспировскому" кольцу из высоких чайных роз. Его низкое горловое довольное подсмеивание развеселило ночь. Я стукнула его по носу одним из бутонов цикламена. Он улыбнулся и фыркнул.

— Всё же ты пахнешь лучше.

— Тебе бы не хотелось, чтобы моя мама услышала это. Она была рождена аристократкой — Леди Сесилией Джулианой Синклаир. Эта роза — "Ла Франс" — была самой любимой у Сесилии. Как мне рассказывали, у каждой Леди Синклаир была своя собственная именная роза.

Айден приподнял мою голову и снова поцеловал меня.

— У меня было предчувствие о тебе, — произнёс он в мои губы.

— Какое ещё предчувствие? — мои слова были больше похожи на вздохи.

Он отстранился от меня, пробежавшись большим пальцем по моей нижней губе.

— Когда я впервые увидел тебя, ты показалась такой... разрушенной. Но в тебе есть чувство собственного достоинства, словно если бы кто-то нанёс тебе пощечину, а ты подставила другую щеку. Слова "изящная" и "аристократическая" пришли на ум.

Я рассмеялась.

— Полагаю, ты первый кто употребил эти слова по отношению ко мне.

— Очень сильно сомневаюсь в этом. И мне действительно не нравится твоё самоуничижение, — его челюсть резко сжалась.

— Я — англичанка, Айден. Самоуничижение это наша национальная отличительная черта.

— Ты смогла американизировать свою речь, но не своё мировоззрение? Дело должно быть в чём-то ещё.

— Ну, вполне очевидно, я ждала мужчину, который купит картины с изображением моих обнажённых частей тела. Нет ничего более благодатного для чувства собственного достоинства женщины, которая оказалась желанна только благодаря частям её тела, — сказала я, пытаясь сохранить серьёзное выражение лица.

Он улыбнулся и снова прижал меня ближе к себе.

— А как насчёт того, чтобы быть желанной за её невыносимое отношение всезнайки?

Я рассмеялась.

— Это наследственный фирменный знак.

Я провела рукой по бутонам чайной розы, вспоминая то, как моя мама выражала папе своё недовольство в этом же вопросе.

— Так что случилось с Леди Сесилией? — подстрекал меня Айден, без сомнений полагая, что моё всезнающее отношение исходило из моей аристократической линии.

— Она сбежала с семейным дворецким, Франклином Брайтоном — моим прадедушкой. Когда скандал утих, её семья отказалась от неё и вычеркнула её имя из наследия рода. Они никогда не воссоединились. Она и Франклин, оба покинули мир, к моменту моего рождения.

Я стукнула по бутону розы ещё раз и бесцельно направилась через покрытую травой площадь к белому гибриду розы "Айвори", расположившейся в углу.

— Ещё одна роза с особым предназначением? — спросил Айден.

— Не такая особенная, как остальные. Но она тоже часть истории. Моя мама встретила папу, когда работала в музее Ашмола³⁹ в качестве ассистента хранителя музея. Это была любовь с первого взгляда, как говорили они. И судя по тому, что я наблюдала, она действительно существует.

— Они поженились через шесть месяцев. Спустя год родилась я, в тот самый момент мой папа получил профессуру в Оксфорде. Они переехали в крохотный коттедж в Берфорде, маленьком городке, расположенном близ университета.

— Мама любила заниматься садоводством. Её розовые английские розы постепенно покрыли все кирпичики коттеджа и даже кровельную плитку крыши. Коттедж больше походил на сказочный домик, нежели на дом двадцать первого века.

— Это любимая роза твоей мамы? — Айден указал на бледный бутон.

— Нет. Эта роза очень похожа на гибрид, который она выращивала для меня.

Мягкий, пахнувший корицей, приглушённый вздох сорвался с его губ.

— Красивая.

— Да, красивая. Она работала над ней годами. И, конечно, назвала её "Элизой". Вот эту розу называют розой столистной, потому что она имеет ровно сто лепестков. "Элиза" имеет немного меньше лепестков, но обладает тем же цветом и ароматом.

Айден наклонился и вдохнул её аромат.

— Мне больше всего эта роза понравилась. Но при всём моём уважении к твоей матери, ты всё же пахнешь лучше.

— Особенно после того, как вспотела под всеми этими одеяниями.

Я обратила своё лицо к нему, на этот раз готовая к его поцелую. Как только его губы накрыли мои, я осознала, что он целовал меня у каждой розы. Я не знала, делал ли он это с целью сохранить мои воспоминания под контролем или просто потому, что мог позволить себе это сделать, но какой бы ни была причина, эта прогулка ощущалась по-новому. Больше моей, нежели моих родителей.

— Пошли, впереди ещё одна остановка, — сказала я, когда вновь обрела способность говорить.

Он последовал за мной на выход из сада, вдоль коридора из вьющихся Английских роз.

— Больше никакого Шекспира, — задумчиво рассуждал он вслух, как будто бы говорил сам с собой. Я покачала головой. Знает ли он, что конец близок?

— У них здесь есть розы, выведенные твоей мамой? — спросил он, ни разу не выпустив моей руки.