– Дожили, – покачал лысеющей головой Лёня, – девушки хотят стать как камень…

– Правильно-правильно, – перебила его Женя. – Мягкими надо быть в других местах. В каких, я тебе, Вика, не скажу, ты уж извини. Подрастёшь, сама догадаешься.

– Да я уже всё знаю давно, – смеясь, отвечала Вика.

– Оль, а теперь нашу, золотые сундуки, – попросила Света. – Не забыла?

– Нет, я что угодно забуду, только не её.

Оля запела про сундуки, сначала тихо, как бы пробуя берег на звук, но потом глубже вдохнула, прикрыла глаза, и уже к концу вокализа-вступления эхо её голоса звенело и перекатывалось в лесу.

Никита, в отличие от мальчика из мультфильма, был очень даже не против стать королём: он поворачивался на бревне, не смущаясь взглядов, поправлял воображаемую корону, подкручивал усы, а когда песня стихла, поклонился со сдержанным достоинством.

– А теперь цыганочку, – заказал Лёня Часов.

– Вот её забыла.

– Ничего, Андрон приедет, напомнит. Вместе споёте. Я ему звонил, перед тем как ехать, он вроде сегодня хотел.

– Может быть…

Светлана подтолкнула Ольгу плечом:

– Что за цыганочка? С выходом?

– Не, – Оля покачала головой. – Совсем другая. Да ты слышала на дне рождения своём. Вот эта, – и она почти шёпотом пропела:

И резко заглушила струны.

– Нет, не то настроение. Не приедет, есть у меня чувство.

– Кто? Тот парень, о котором ты ничего не рассказываешь?…

– Да. Он меня этой песне и научил, на мою же голову. Мне кажется, не сегодня, так и вообще его больше не увижу.

Света незаметно пожала её руку:

– Не переживай. Всё будет хорошо, точно говорю.

Пригородный автобус, болезненно кряхтя и припадая на бок, затормозил у путевого столба. Андрей спрыгнул на землю и один за другим принял три громадных рюкзака. За рюкзаками последовали вёдра, за вёдрами – гитара в чёрном чехле, за гитарой – моргнувшая от пыльного ветра Алёна. Андрей протянул ей руку, но вдруг передумал, вынул Алёну из автобусного брюха и закружил по обочине, поросшей одуванчиками, крапивой, кипреем, малиной, лопухом и огромным, как лопух, подорожником.

Через дорогу на опушке стоял низкий, косой дом, построенный наполовину из камня, наполовину из брёвен. Дырявая дощатая крыша, в окнах ни одного стекла, и рядом – такой же сарай, который давно бы упал, не привались он боком к могучей вековой берёзе. Неподалёку – котлован под фундамент нового строения, накрытые плёнкой поддоны с кирпичом; и весь участок обнесён сетчатым забором.

– Цивилизация, блин, – произнёс Георгий, глядя на стройку. – Лет через пять выгонят нас из бухты. Лес вырубят, понастроят коттеджей…

– Ничего, ты отсудишь, – отозвался Алексей.

– Да не будет никто вырубать, как можно, – сказал Андрей, и деревья отозвались эхом. – А если кто начнёт, мы ему голову отвернём, а ты защитишь.

Алёна глядела вслед ушедшему автобусу. Над асфальтовой дорогой клубилась пыль и звучало, медленно затихая, эхо мотора. Шоссе одновременно взбиралось на холм, поворачивало влево и чуть наклонялось, прежде чем скрыться за густым хвойным мысом. Интересно, дальше оно выпрямится или наоборот, закрутится петлёй? И автобус покажется из-за спины в каком-то неавтобусном и даже неземном обличье?… Но за спиной раздалось мычание, звон колокольчика, и Алёна, обернувшись, увидела пятнистых коров, неторопливо идущих без пастуха по затенённой обочине.

– Зачем нам ковбой? – проследив за её взглядом, сказал Алексей. – Ковбой нам не нужен.

– Ты не устала? – спросил Андрей.

– Устала сидеть в вагоне. Прошла бы с удовольствием километров сто.

– Сто не сто, но два километра обещаю.

– Ну что, погнали наши городских? – сказал Георгий. – То наши спереди, то городские сзади…

– Что? – Алёна обернулась к нему и вдруг расхохоталась: – Ой, надо же!.. Дошло. Наши спереди… Ха-ха-ха!.. Городские сзади!..

– Ты что, впервые услышала? – удивился Андрей.

– Но ты же не говорил такого.

– Я думал, ты знаешь.

– Теперь знаю, – сказала Алёна с ударением на первом слове. – Погнали городских!

Они подняли на плечи рюкзаки, взяли в руки мелкую поклажу, перешли дорогу и по узкой просеке двинулись в лес, встретивший их свежим, терпким запахом хвои и черники. Светлые берёзы шелестели над головой, земля впитала недавние дожди и была влажной, но без луж. Братья Шумиловы отмеряли метр за метром длинными, кривоватыми ногами. Алёна старалась идти в ногу с Алексеем, но то и дело сбивалась: в среднем пять её шагов приходилось на четыре Лёшиных.

Зелёный рюкзак Андрея шагал впереди, покачиваясь на ухабах и насвистывая: «Эх, Ладога, родная Ладога, метели, штормы, грозная волна…»

– Удивительное чувство, знаешь, – сказал Алексей. – Как будто весь год съёжился в памяти до одного дня. Вот, кажется, позавчера уехали в магазин, а сегодня вернулись. И ничего в лесу не изменилось. Смотри: вон за той сосной точно будет гриб, и я даже знаю, что мухомор.

– Я проверю, – Алёна забежала за дерево, наклонилась и крикнула: – Не угадал! Сыроежка.

– И знаешь, что, – продолжал Алексей, когда она догнала его. – Стоп! Замри…

Он осторожно снял со щеки Алёны комара.

– Всё, можешь двигаться. О чём я хотел сказать?

– Не знаю. Смотри, можжевельник. Синие ягодки. Хочешь попробовать?

Она сорвала десяток и отсыпала половину в ладонь Алексея.

– Спасибо, – сказал он. На самом деле, это шишки, похожие на ягоды. Из них делают джин.

– Слышала. Но не пробовала. Сладкая… Андрей, нам ещё долго идти? – громко спросила Алёна.

– Меньше половины осталось, – обернувшись, ответил Андрей. – Развилку прошли, впереди ещё одна. Потом два поворота, и мы на месте. Смотри, берёзы закончились. Одни сосны пошли – значит, скоро берег.

Вскоре миновали развилку и два поворота.

– Ладога впереди, – сказал Алексей. – Видишь, синяя полоса?

– Да, а почему такая высокая? Как будто цунами идёт.

– Тоже заметила? Не знаю, какой-то обман зрения, – Алексей пожал плечами, и его рюкзак прошуршал вверх-вниз по спине. – Когда видишь Ладогу издали сквозь лес, она стоит вертикально. Горизонт выше моей головы. Подходишь – ложится. Загадка.

И, подходя к озеру, Алёна вправду видела, как оно наклоняется. Медленно, медленно… Она хотела не упустить мгновение, когда Ладога ляжет – и, конечно, прозевала: очень не вовремя попался на глаза коренастый, с жёлтой шляпкой, моховик.

– Вот и пришли, – сказал Андрей. – Смотри, как здорово! – и он кивнул на поляну, заросшую брусникой: миллион глянцевых листьев, и каждый норовит пустить в глаза солнечного зайчика. Ладога вдруг стала необъятной, но её мощь не давила, не заставляла чувствовать себя букашкой; наоборот, маленький лагерь у перекрёстка под её защитой казался надёжнее крепости.

Тишину разорвал и скомкал заливистый лай: довольно рослая, похожая на колли рыжая собака неслась наперерез гостям.

– Смотрите, это Марта, – сказал Андрей. – Да как выросла. Последний раз в октябре видел. Марта, иди сюда! Ты что, не узнаёшь, что ли? Нюх потеряла?

– Прошлой весной её школьники хотели бросить в канал, придурки, – объяснил Алексей. – Тогда ей было не больше месяца. Наташка отбила и хотела назвать Муму, но потом раздумала и назвала Марта, потому что дело было в марте.

Марта бегала вокруг них, рычала, махала хвостом, пыталась на бегу рыть землю задними лапами…

– Вся в хозяйку, – заметил Андрей.