Кэролайн будто заново пережила разрывающую сердце сцену, которой закончилась та давняя зима. Наконец она вернула книгу на место и закрыла шкаф. Все еще оставаясь во власти воспоминаний, она взяла серебряную лампу и трость и вышла из библиотеки.

Светильник в виде блюдца по-прежнему озарял зеленым огнем подножие лестницы.

Кэролайн сказала лорду Палмерстону, что компания, которую консультирует ее муж, испытывает фосфорную смесь, помогающую предотвратить несчастные случаи в темноте. Это была правда. Но изобрели эту смесь вовсе не те, кто ее производил, и поначалу она служила для другой цели. Сам рецепт – мука, сахар, свиной жир, бренди и грязно-белый комок какого-то вещества, хранящийся в банке с водой, – Кэролайн подарил Томас в день их последней встречи.

– Я сделаю из этого бисквиты, – обрадовалась девочка, и в животе у нее заурчало.

– Нет, это нельзя есть, – остановил ее Томас.

– Но я очень голодная!

– Кэролайн, выбирай, чего ты больше хочешь – успокоить на время свой желудок или избавиться от крыс?

– Терпеть не могу крыс.

– Тогда я покажу тебе, что нужно сделать.

В затянутой паутиной кухне заброшенного дома на Греческой улице Томас вытащил из рваных карманов кусочки угля и положил их в пустой камин.

– Где ты нашел уголь? – удивленно спросила она.

– Мне повезло.

– Расскажи, расскажи!

– Как-нибудь потом, – ответил он непривычно холодным тоном.

Томас развел огонь и налил в старую миску немного бренди. Когда жидкость нагрелась, он добавил в нее свиной жир, сахар и муку.

– Теперь смотри и слушай внимательно, Кэролайн. Это самая важная часть.

Обломанной веткой он отделил кусочек от грязно-белого комка, по-прежнему лежавшего в банке с водой, и бросил в кипящую смесь.

– Что это такое? – растерянно спросила Кэролайн.

– Фосфор.

Ей было всего десять лет, и такой ответ только сильнее запутал ее.

– А что такое фосфор?

– Это особое вещество, которое нужно все время хранить в воде, – объяснил Томас со всей мудростью своих семнадцати лет. – Как только оно высохнет, то сразу вспыхнет. Вот так.

Он подул на ветку с оставшимися на ней следами белого вещества, и дерево тут же загорелось.

Кэролайн ахнула.

– Продолжай перемешивать, пока все части не растворятся в воде. Видишь, какая густая смесь получилась? В таком виде фосфор безопасен. Хорошо, теперь идем со мной. Мы обмажем этой смесью все крысиные ходы, какие только найдем. Зеленый свет и запах сахара и бренди привлечет крыс, они съедят приманку, а потом фосфор выжжет им желудки. А ты с этими огоньками не будешь чувствовать себя одинокой.

– Одинокой? Конечно не буду. Ведь со мной будешь ты.

Печальный взгляд Томаса испугал ее не на шутку.

– Что с тобой? Случилось что-то плохое? – умоляющим голосом спросила она.

Даже теперь, полвека спустя, Кэролайн ощущала жгучую горечь своих слез, когда Томас сказал, что должен уехать.

Сжимая в руке трость, которую она использовала только в качестве самозащиты, Кэролайн подняла лампу и двинулась вверх по лестнице ко второму сияющему зеленым огнем блюдцу. Еще выше темноту рассеивал третий такой же светильник. Стиснув трость покрепче, она поднялась к четвертому блюдцу.

Шкряб-шкряб.

Кэролайн застыла в напряжении. В отличие от того отвратительного дома на Греческой улице, здесь лестницы и коридоры были покрыты роскошными коврами. Крысиные когти могли скрести только по мраморному полу в вестибюле, но звук доносился с другой стороны.

«Нет, он существует лишь в моем воображении», – решила Кэролайн.

Она продолжила подъем. На верхнем этаже она осветила лампой коридор и вошла в первую дверь слева.

Окна ее спальни выходили на Гайд-парк. Служанка уже раздвинула балдахин, сняла с постели покрывало и раздула угли в камине.

Закрыв за собой дверь, Кэролайн поставила лампу на комод, положила трость и сняла верхнее платье. Под ним не оказалось корсета. У нее была такая тонкая талия, что эта деталь гардероба ей попросту не требовалась. К тому же она не любила стеснять свои движения и вместо жесткого обруча под платьем, вошедшего в моду четыре года назад, после выставки в Хрустальном дворце, носила свободную юбку. Раздевшись до нижнего белья, она потянулась к ночной рубашке, лежавшей на кровати.

И застыла, снова услышав знакомое «шкряб-шкряб».

«Это всего лишь шуршит моя ночная рубашка» – попыталась уверить себя Кэролайн.

Томас писал, что человеческий ум лишен способности забывать, что он походит на страницу, на которой постоянно что-то записывают, потом стирают и записывают снова. Но старые записи никогда не исчезают полностью. Они сохраняются под новыми.

«Да, самый нижний слой остается навсегда», – подумала Кэролайн.

Она достала из шкафа светящееся блюдце, поставила на пол возле комода и лишь после этого погасила лампу и забралась в кровать, плотно задернув балдахин. Как бы ни хотелось ей видеть зеленый огонек, для этого потребовалось бы оставить щель в занавесе, через которую кто-нибудь мог пробраться, пока она спит.

Маленькой девочкой Кэролайн принимала скребущихся по углам крыс за привидения. Теперь она достигла высокого положения в обществе и спала на мягких подушках из перьев, на шелковых простынях и под атласным одеялом, но все же время от времени просыпалась со сдавленным криком, в полной уверенности, что к ней явились призраки, чтобы съесть ее. А за свою долгую жизнь Кэролайн, несомненно, притянула к себе множество призраков, в особенности один из них.

Я проснулась от стука в дверь, но не в мою, а отцовскую. Сквозь занавески в комнату проникал солнечный свет.

– Мистер Де Квинси, к вам посетитель.

Голос принадлежал одному из лакеев лорда Палмерстона.

– Посетитель?

Незамедлительный ответ отца подсказывал, что он уже какое-то время бодрствовал. Я надеялась, что он писал, но опасалась, что на самом деле он ходил по комнате, стараясь отвлечь свой разум от потребности в опиуме.

– Женщина, мистер Де Квинси.

– Женщина? Кто, скажите на милость…

– На ее визитной карточке значится миссис Эдвард Ричмонд.

– Я не знаю никого с таким именем, – приглушенно ответил отец.

– Она утверждает, что вы с ней дружили в детстве.

– Я все еще не…

– Имя Кэролайн Брунелл что-нибудь говорит вам, мистер Де Квинси? Она написала его на оборотной стороне карточки.

– Кэролайн… Боже мой!

Дверь в комнату отца с шумом распахнулась.

На протяжении этого обмена репликами я поспешно одевалась, радуясь, что не нужно возиться с корсетом или обручем. Мне удалось нагнать отца и лакея почти в самом низу парадной лестницы.

– Отец, кто такая Кэролайн Брунелл? – спросила я.

Он, казалось, меня не услышал и бросился навстречу уличному холоду, едва лакей открыл входную дверь. Многие недели прошли с тех пор, как я видела его таким возбужденным.

Выйдя на подъездную дорожку, я сосредоточила все внимание не на грохоте движения по Пикадилли, а на женщине, которая стояла за решеткой ворот.

На ней был плащ, но его капюшон лишь частично прикрывал ее волосы – самого ослепительного золотисто-каштанового оттенка из всех, что мне доводилось видеть. Они свободно струились, обрамляя ее лицо, подчеркивая изящество скул и необычайную яркость глаз. Если бы не легкая седина, я не поверила бы в то, о чем вскоре узнала: даме было около шестидесяти. Она благоразумно не носила платье с кринолином, отдавая предпочтение свободной, расходящейся колоколом юбке. Это делало ее наряд самым компактным из всех, какие мне приходилось встречать, за исключением моего собственного.

– Томас? – спросила дама.

Я редко видела отца настолько ошеломленным, как в ту минуту.