Охота с машины не совсем соответствовала нашим представлениям о спорте, но мы подумали, что один раз все стоит испробовать.
— Единственная трудность состоит в том, что нужно предельно внимательно относиться к правилам и соблюдать их. Иначе кого-то можно и застрелить, — продолжал объяснение Бабаев. — Важно, чтобы стрельба велась одномоментно только одним стрелком. Когда мы окажемся на расстоянии выстрела, я встану, сделаю один выстрел и сяду. Затем другой человек за мной встанет, выстрелит и сядет, потом встанет сидящий в середине заднего сиденья, и наконец, встанет и будет стрелять тот, кто находится возле водителя. Теперь запомните: не делать больше одного выстрела, соблюдать очередность и не стрелять вперед. Вы можете попасть в мотор.
Мы кружили по пустыне минут десять, когда заметили впереди белое пятнышко, скакавшее вверх и вниз. Бабаев показал на него водителю, и через мгновенье мы уже летели по пескам со скоростью семьдесят миль в час. Внезапно прямо перед нами возник глубокий овраг. Водитель, специалист по этой игре, крутанул машину в сторону, и нас занесло вниз по склону. Оказавшись внизу, он выжал педаль акселератора, и мы по диагонали выбрались обратно на поверхность. Через несколько минут мы гнались за несчастной газелью. Она бежала зигзагами, поворачивала и убегала во всю прыть, но, в конце концов, мы поравнялись с ней, и Бабаев убил ее одним выстрелом. За секунду Какадаев подхватил мертвое животное и перерезал ему горло длинным острым ножом, который достал из своего кармана.
— Мусульманский закон, — объяснил Бабаев. — Нельзя есть мясо животного, кровь которого не вытекла через перерезанное горло.
Чип и я обменялись улыбками. Разве мы не слышали о том, что религия — опиум для народа? Очевидно, в Баку все еще осталось несколько необращенных в ленинизм.
Несколько минут спустя мы снова ехали. За полчаса мы не увидели ничего, кроме сверкающих на жаре волн пустыни и слепящего солнца в чистом желтом небе. Затем вдруг целая масса белых пятнышек запрыгала перед нами. Водитель выжал акселератор, и мы снова погнали. Это была уже не одна бедняжка газель, а стадо из тридцати или сорока голов.
Именно это и стало главной причиной возникшей проблемы — это, да еще пиво, которое Бабаев вез «зайцем».
Когда мы поравнялись, Бабаев встал и выстрелил. Я был следующим, согласно его описанию правил. Я поднялся, направил ствол и уже изготовился стрелять, как понял, что объект передо мной — совсем не стадо газелей, а затылок Бабаева.
— Эй, сядь, — закричал я, но, наверное, газелей было слишком много для этих правил, и Бабаев выстрелил снова. Я высунулся поверх его головы и выстрелил. В это время Каркадаев за мной положил ствол своего ружья на мое плечо и выстрелил тоже. К тому времени Чип, вероятно, начал ощущать себя потерянным. Я услышал его крик:
— Пригнись, черт возьми, я буду стрелять.
Только я успел спрятать свою голову, как заряд картечи просвистел надо мной.
В течение следующих десяти минут наш «форд» превратился в карманный линкор, палящий с обоих бортов и во всех направлениях. В какой-то момент я заметил наш грузовик, тщетно старавшийся убраться от огня подальше. Я слышал, как звякали попадавшие в него дробинки, но, очевидно, ни одна из них не причинила вреда.
В конце концов наши заряды кончились, и ружья надо было перезарядить. Вокруг нас в пустыне лежало полдюжины газелей, и еще четыре или пять были ранены и стояли неподалеку в ожидании нашего милосердия. Наши собственные потери не были серьезными. Слетела крышка радиатора, и проколото одно из колес грузовика, но кроме этого, все остальное вроде было в порядке.
— Видите теперь, как это происходит, — Бабаев объяснял с некоторой напыщенностью. — Если вы следуете правилам и соблюдаете очередность, никто не пострадает.
На протяжении тех лет, что я был в Москве, нами руководило несколько послов, но только один из них, Лоуренс Стейнхардт[135], оказался любителем охоты. Но брать с собой посла на охоту означало одно небольшое осложнение — приходилось вместе с ним брать трех или четырех парней из ГПУ тоже.
Каждого посла в Москве, исключая, конечно, Тана Тувана из Внешней Монголии[136], всегда, куда бы он ни шел, сопровождала команда подтянутых парней из ГПУ, одетых в синие двубортные саржевые костюмы. Хотя они постоянно перемещались от одного посольства к другому, это были почти всегда одни и те же люди, и за семь лет я узнал их достаточно хорошо. Странно было только, что с официальной точки зрения их просто не существовало. Так, советский Наркомат иностранных дел выразил энергичный протест, когда эта история попала на страницы одного американского журнала, процитировавшего нашего посла, который сказал, что парни из ГПУ, следовавшие за ним, не создавали ему каких-то больших неудобств.
— Никакие парни из ГПУ не сопровождают вашего посла, — было сказано нам.
— Но кто тогда эти люди, которые находились вокруг нашего босса на протяжении последних десяти лет? — спросили мы.
— Об этом Советское правительство не имеет ни малейшего представления — кроме уверенности в том, что они не являются агентами ГПУ, — упрямо повторял Наркомат иностранных дел.
— Возможно, они просто любознательные советские граждане, — добавили они. С тех пор «парней» в посольстве именовали просто «любознательные советские граждане».
Однако когда вы отправляетесь на охоту вместе с послом, то это означает, что существуют ли такие граждане или нет официально, но они занимают пространство, они едят и им нужны кровати, чтобы спать.
Однажды все-таки Наркомат иностранных дел соблаговолил-таки организовать лосиную охоту для посла Стейнхардта.
Когда нас спросили, сколько человек будет в команде, мы ответили:
— Наших будет только двое, но не забудьте о жилье для ваших четырех любознательных граждан.
— Мы сделаем все необходимые приготовления для того числа участников, которое вы сочтете нужным, — раздраженно ответили нам. — Только скажите, сколько из вас будет на охоте.
— Только двое наших и четверо парней из ГПУ, — повторил я.
— То есть вы имеете в виду, что вас будет только двое, — ответили они.
— Нет, — повторил я, — всего будет шестеро.
Когда мы приехали в охотничье хозяйство, там были приготовлены кровати для шестерых. Четыре из них предположительно были несуществующими, но вполне подходили любопытным гражданам.
Некоторые из этих парней ненавидели стрельбу и так ворчали на это, что я взял за правило предварительно давать им подсказки, с тем чтобы они сумели поменять смены и устранить тех, кто не был охотником. Это было легко сделать. Пока посол работал в своем кабинете, я просто шел погулять на улицу и просовывал свою голову в окно маленького «форда», припаркованного в нескольких футах от посольства.
— Едем на охоту завтра, — объявлял я. — Берите свои ружья, но оставьте Сашу. Он слишком много жалуется.
Они смеялись и благодарили меня, и этого было достаточно.
Но в тот день, когда мы отправились на лосиную охоту, что-то пошло не так с нашими договоренностями, и Саша поехал с нами.
Это было довольно долгая поездка в лосиный заказник, и только поздно вечером мы добрались до охотничьего домика и водворились в две маленькие комнаты. После того как мы поели и пропустили по паре рюмок водки, выяснилось, что ребята из ГПУ взяли с собой патроны на птицу, а не солидные заряды на лося, которого предстояло убить.
Поэтому, как только мы кончили есть, я вытащил несколько запасных зарядов, и мы принялись перезаряжать снаряжение парней. Вообще, это создает особый род забавных ощущений, когда ты осознаешь, что сидишь за одним столом с агентами советской тайной полиции и заряжаешь им оружие. Я думаю, что они в какой-то мере чувствовали это.
Саша, как всегда, начал ворчать, ругая холод и то, что домик не был как следует протоплен. Это раздражает, когда один из ваших гостей, тем более незваных, жалуется на гостеприимство. Поэтому я сказал:
