— Проснись и угощайся, — сказал Лайонс.

Ноздри Данте затрепетали. Глаза открылись.

— J’ai faim[50], — прошептал он.

***

Задержав дыхание в воняющей комнате, Энни поспешно расстегнула последний ремешок на лодыжке мужчины. Он сел, а потом спустил ноги с кровати. Одна обутая в тапочку нога задела капельницу, капельницу, которую венчала голова седоволосой женщины, ее лицо с раскрытым ртом было направлено, как прожектор, прожектор из плоти, на его кровать. Кое-что, на что Энни старалась больше не смотреть.

Не получалось.

Когда она увидела Алекса, выходящего из этой комнаты с женщиной, перекинутой через плечо, ей стало интересно, сколько людей Близнецы- Психопаты спрятали в своем Доме Ужасов. Если она найдет их и освободит, хоть кто-нибудь поможет спасти Хэзер и Данте?

— Ты кто? — прошептал он. Ему, должно быть, было примерно столько же лет, сколько ее отцу, возможно, немного больше.

— Энни, — прошептала она. — А ты?

— Боб.

Энни взглянула на дверь. За ней было ужасающе тихо. Она прокралась по ковру к двери и прислушалась. Низкий голос, потом еще один. Не было звука шагов, направляющихся дальше по коридору. Она выдохнула с облегчением, оглянулась на Боба и заметила стакан на тумбе рядом с его кроватью/тюрьмой. Горло саднило так, будто внутри был кактус.

— Это вода?

Боб проследил за ее взглядом к стакану.

— Да.

Осторожно обойдя капельницу и прожектор из плоти на ней, Энни положила складной нож на тумбу и схватила стакан. Она выпила воду комнатной температуры в два больших глотка и ей захотелось больше. Когда она поставила стакан обратно на тумбу, то заметила, что складной нож исчез.

«Наверное, упал», — подумала она, осматривая бежевый ковер.

Пружины кровати заскрипели, когда Боб встал.

— Ты видел, куда делся мой нож? — прошептала она.

Руки Боба скользнули вокруг ее плеч, как будто для поддержки, и он прижался к ней, воняя потом и мочой, как старый пьяница.

— Он здесь, — пробормотал он и приставил что-то острое, стальное и холодное к ее глотке.

***

Данте Батист перекатился на колени, его взгляд остановился на окровавленной шее Катерины. Голод и исступление горели в его темных, расширенных глазах. Красивое лицо было отравлено болью. Усталость окрасила кожу под глазами в синий. Он подобрался к дивану, потом прижался к ней.

Хэзер Уоллес стояла на коленях позади него, ее внимание было приковано не к Данте, а к чему-то другому на полу или, может быть, под диваном. Катерине было интересно, что нашла Хэзер, она надеялась, что это оружие. Она видела горькую ненависть, кипящую в глазах Уоллес, когда та встретилась взглядом с Лайонсом.

Ненависть, которую Катерина понимала и разделяла.

Крики Данте до сих пор звучали в ее голове. Данте, возможно, смог сбежать от Плохого Семени, но его мучения никогда не закончатся.

Данте нагнулся над Катериной. Он приблизил свое лицо к ее горлу, его губы раздвинулись, открывая клыки. Ей хотелось бы, чтобы ее руки были свободны, Катерина попыталась откинуть назад волосы, потом выгнула шею, чтобы упростить ему доступ к крови, так как его руки тоже были связаны.

Она почувствовала жаркое прикосновение его губ, и сердце заколотилось сильнее. Катерина заставила себя не дергаться, когда его клыки пронзили ее кожу. Рената научила ее навыкам, необходимым для выживания среди вампиров.

Никогда не борись, моя милая. Это пробудит охотника, особенно в молодых. Если ты станешь бороться, они будут рвать, раздирать и захватывать добычу. Будь спокойна. Будь сосредоточена. И заткни свои мысли — тебя услышат. И это сохранит тебе жизнь.

Жесткое и лихорадочно дрожащее тело Данте прижалось к ней, когда он пил ее большими голодными глотками. Катерина почувствовала отголоски его запаха — осень, опавшие листья и густая темная почва — земляного и теплого. Ее глаза закрылись.

Она чувствовала, как засыпает. Погружается в глубокий долгий сон.

Мысль вонзилась ей в мозг : Как, будучи мертвой, ты сможешь защитить принца Истинной крови, это дитя Падшего? Если ты напоишь его каждой каплей своей крови, то кто защитит его?

Катерина заставила себя открыть глаза. Ритм сердца замедлился. Укусив себя за внутреннюю сторону щеки, она использовала боль, чтобы отодвинуть волну сонливости. Лоб покрылся холодным потом. Она сфокусировала свои мысли на Данте.

Для меня будет честью стать твоей fille de sang, если ты станешь моим père de sang.

Данте перестал пить, притих. Прислушался.

Катерина направила всю свою концентрацию, всю свою оставшуюся энергию в то, что могло стать ее последними словами: Я всегда думала, что, когда я буду готова, то приму клятву крови от моей матери, но мне выпала честь стать твоей fille de sang, Данте Батист, если ты позволишь.

Он поднял голову. Теперь его взгляд был чист и ясен, лихорадка прошла. Он слизнул ее кровь со своих прекрасных губ. Золотой свет мерцал в глубине его глаз.

— Твоя мать — создание ночи?

Катерина кивнула. Удивление мелькнуло на лице Данте.

— Спасибо за то, что подарила мне свою кровь, — сказал он, понизив голос, интонация его слов была по-каджунски музыкальной. — Но я не выпью больше. Я оставлю ночь выбора тебе и твоей матери.

Несмотря на голод, томившийся в глазах, Данте отодвинулся от нее. Катерина пожалела, что потеряла лихорадочный жар его тела. Ее кожа покрылась мурашками, и она задрожала, холодея изнутри и снаружи.

— Твое имя, — сказал он. — Ты знаешь мое.

Катерина, дочь Ренаты Алессы Кортини, — подумала она, в конце концов впадая в длинное глубокое забытье, обещанное с тех пор, как его губы впервые коснулись ее шеи.

***

Со вкусом крови Катерины на языке, Данте развернулся на коленях и оказался лицом к лицу с Хэзер. Она сидела на пятках, ее взгляд сфокусировался на его лице.

— Ты?.. — Она посмотрела мимо него в сторону дивана. — Ее?..

— Нет.

Облегчение промелькнуло на лице Хэзер.

Но если бы Катерина не направила к нему свои мысли, он мог бы иссушить ее не задумываясь, и это его беспокоило. Одно дело — охотиться на тех, кто причиняет вред другим, или принимать предложенную кровь, но питаться от связанного и беспомощного смертного — совершенно другое.

Ему вспомнились слова Вона: Ты слишком молод и терпишь слишком много боли.

Может быть, так и есть, mon ami. Тем не менее, это не оправдание.

— Не хочешь доесть? — спросила Афина-Аид.

Данте покачал головой, и разбитое стекло в его голове сдвинулось и оцарапало его. Свет танцевал в его разуме зелеными электрическими искрами. У него перехватило дыхание.

Хэзер потянулась к нему, прядь рыжих волос соскользнула на ее лицо, и зрение Данте затуманилось…

Хлоя выпрыгивает из спальни, одетая в фиолетовую кофточку с Винни Пухом, которую он стащил для нее из «Уолгрин». Улыбаясь, со сверкающими голубыми глазами, она обхватывает его руками и обнимает. Она пахнет земляникой и мылом.

Она подошла, Данте-ангел! Идеально!

Он смеется.

Данте моргнул. В зоне фокуса кружился потолок с балками из темного дерева. Он почувствовал вкус крови, своей крови. Боль пронзила суставы.

— Тебе нужно еще крови? — Хэзер нагнулась над ним, ее глаза блестели, ресницы были мокрыми. — Я покормлю тебя, если тебе нужно больше.

Плачет? Из-за него? Его горло сжалось. Ему хотелось, чтобы он мог коснуться ее.

— Merci beaucoup, chérie, но нет. Помоги мне встать.

— Это сделаю я. — Лживый Лайонс схватил Данте за бицепс и дернул вверх.

Комната кружилась, падала, и Данте с трудом держался на ногах. Обретя баланс, он вырвался из рук Лайонса.

— Ты поел, — сказал Лайонс. — Ты должен быть уже достаточно силен, чтобы сделать то, что обещал.