— Черт! Она тебя ранила?

Бледная кожа под разрезанным латексом была липкой от крови. Теплые пальцы Данте сомкнулись вокруг запястья и убрали ее руку.

— Я в порядке, chérie. Не беспокойся. Создание ночи, помнишь?

— Я помню. — На нее нахлынуло облегчение, и она сжала его руку, прежде чем отпустить. — Но тебе все еще может быть больно.

Данте пожал плечами.

— Oui.

Он взял Энни на руки и встал, его движения были текучими и грациозными даже с женщиной, прижатой к груди. Голова Энни упала на его плечо, лицо скрылось за черными, фиолетовыми и синими прядями волос.

— Куда ее?

— Сюда, — сказала Хэзер, поднявшись, и повела его по коридору в гостевую комнату.

Она шагнула в сторону от порога, чтобы дать Данте пройти и опустить Энни на покрытую одеялом кровать. Та хлюпнула под ее весом.

— Водяная кровать? Серьезно? — спросил Данте, выпрямляясь.

Хэзер почувствовала, как улыбается.

— Мне нравится эта кровать, мистер-у-меня-матрац, — сказала она, сделав шаг в темную комнату, и включила маленькую прикроватную лампу. Небольшой желтый круг света появился на потолке.

Она села рядом с сестрой на кровать, которая закачалась под ее весом. Затем убрала волосы с лица Энни. Был ли это маниакальный приступ или скорее падение в пучины депрессии?

Хэзер подняла взгляд, чтобы попросить Данте дать ей немного времени побыть с Энни наедине, но его уже не было. На мгновение она обеспокоилось, не ушел ли Данте совсем, но вряд ли он влезал в дом, чтобы уйти, не сказав того, ради чего пришел.

Слова Вона звучали в ее голове: «Он беспокоился о тебе».

Но там, в слабо освещенном коридоре «Весперса», у нее возникло ощущение, что Вон кое о чем умолчал. Несмотря на сказанное и несказанное, его глаза лучились заботой, а напряженная поза говорила об одном — он беспокоился о Данте.

Хэзер аккуратно повернула порезанное запястье Энни, изучая рану; она все еще немного кровоточила, но зашивать не было нужды. Она осмотрела Энни в поисках других повреждений, нашла порезы на внутренней стороне пальцев и легкий синеватый кровоподтек на лбу.

Хэзер встала, наблюдая за сестрой, пока кровать тихонько волновалась. Прядь голубых волос прилипла к щеке. Кожа под глазами была в пятнах от подводки и с синяками от недостатка сна. Нечеткое пятно высохшей крови на губах.

Должно быть, Энни увидела фотографии с места преступления и раскидала их по полу гостиной. Я бы никогда их не оставила, если бы знала, что она придет.

Повернувшись, Хэзер пошла в ванную комнату за махровой мочалкой, антисептиком и лейкопластырями. В коридоре она мельком увидела Данте, собирающего бумаги с пола.

— Тебе не обязательно это делать, — окликнула она. — Я разберу позже.

Он фыркнул и продолжил заниматься тем, что делал. Хэзер покачала головой. Все такой же упрямый осел. Она думала о том, как он нес ее сестру и опустил на кровать с осторожностью и нежностью, даже после того как та попыталась поделиться с ним своей болью. Все такой же Данте. Но теперь ей нужно добавить эксперта по взлому в список его превосходных навыков.

Вернувшись в гостевую комнату с припасами и теплой влажной мочалкой, Хэзер села на кровать и дождалась, пока затихнут колебания.

— Эй.

Хэзер посмотрела в подведенные глаза Энни и заметила расширенные зрачки. Кроме того, стало очевидно, что для женщины, которая потеряла сознание и очнулась где-то в другом месте, она не выглядит столь озадаченной. Хэзер стиснула зубы. Возможно, прикидывается. У нее сложилось ощущение, что Данте был прав. И Энни прикидывалась далеко не впервые.

— Привет. Как себя чувствуешь? — Она осторожно очистила от крови порез на запястье Энни.

— Твой бойфренд проклятый вампир! С клыками и… и… — дыхание Энни сорвалось. Она прикусила губу и отвела взгляд.

Давит на жалость?

— Прости, если он встревожил тебя, — сказала Хэзер, смазывая порез антисептиком. Острый медицинский запах скрыл вонь перегара, идущую от Энни. — Я говорила тебе, что он создание ночи.

— И ты ожидала, что я так возьму и поверю в это? Вампиры? Иисус Христос!

— Теперь ты веришь? — Хэзер перевязала рану.

— Да, — прошептала Энни. — Он порезал меня, и я думала, что он выпьет меня досуха.

Хэзер посмотрела на сестру.

— Он не резал тебя, Энни. И он пытался помочь, а не ранить.

— Откуда, черт возьми, ты можешь знать? Проклятье, ты даже не была здесь! Почему ты принимаешь его сторону?

«Началось», — подумала Хэзер.

— Я не принимаю ничью сторону.

— Нет, мать твою, принимаешь!

Внезапный рев пылесоса из гостиной испугал Хэзер. Какого черта делал Данте? Принимая во внимание остроту его слуха, возможно, он пытался не слушать, а Энни была не такой уж тихой.

— Прекрати, — сказала Хэзер, стараясь держать голос ровным. — Ты напилась, накачалась наркотиками и вломилась в мой дом. Когда тебя выпустили из лечебного центра?

Энни захлопнула рот и отвела взгляд.

— Тебя не выпускали, так ведь? Тебя выпустили под залог, и ты прекратила принимать лекарства.

— Почему я должна их принимать? Все, что они делают — превращают меня в хренову зомби. Но так же проще для тебя, а?

Слова Энни ужалили, и Хэзер застыла.

— Я хочу, чтобы ты поправилась, а не стала зомби. Я хочу, чтобы ты вернула себе свою жизнь. Я хочу снова видеть тебя на сцене.

— Да, конечно. Твой бойфренд поцеловал меня, между прочим. Дважды.

Энни наблюдала за ней с самодовольной улыбкой на губах и с хитрым блеском в глазах. Наконец, она говорит правду? И использует ее в качестве ножа? Руки Энни были на бедрах Данте; его же руки висели по бокам. Но кровь на ее губах — попала туда с Данте? Его нос кровоточил.

Имеет ли значение, поцеловал ли Данте ее на самом деле?

Внезапно спутанный комок чувств — ревность, желание, горе — скрутился в ее груди, удивив Хэзер. Да, имеет. И большое значение.

— Очко в твою пользу, — пробормотала Хэзер и отвела взгляд. — Но он не мой бойфренд. — Вздохнув, она закрыла глаза. Но он был ее другом. И, возможно, даже больше.

— Не твой бойфренд? Да, конечно. Я видела его лицо, когда он произносил твое имя. Видела, как он выглядел, когда наблюдал, как ты входишь в дверь, — голос Энни был циничным и едва слышным. — Ничего больше не имело значения. Ничего больше не существовало. Только ты.

— Энни… нет.

Энни села на качающейся кровати и подтянула колени к груди.

— Эти фотографии и материалы о маме, зачем они тебе?

Хэзер изучала сестру, ее тело съежилось, сжалось, как кулак. Она почти вибрировала от энергии. Маниакальной.

— Я пытаюсь найти ее убийцу. И делаю то, что должен был сделать отец.

— Когда ты найдешь парня, что прибил маму, дай мне знать, чтобы я смогла его поблагодарить.

Отдав Энни мочалку, Хэзер встала.

— Заканчивай, а потом немного поспи.

— Отец правильно сделал, что забыл суку.

Хэзер уставилась на сестру, кровь стучала в висках. Рекомендация психотерапевта Энни раскручивалась в ее голове подобно спасательному тросу: Не верьте в ее драму, не позволяйте ей давить на больное, просто показывайте, что вы о ней заботитесь.

— Если тебе что-нибудь понадобится, — сказала она, голос ее звучал неестественно даже в собственной голове, — я буду в гостиной.

Энни плюхнулась на кровать, перекатившись на бок, когда та заплескалась и заволновалась. Свернулась калачиком.

— Как бы то ни было. Пошла ты.

Сделав глубокий вдох, Хэзер вышла из спальни в гостиную. Вымыв лицо от крови, Данте сидел на полу столовой, скрестив ноги, и читал досье на ее мать; фотографии с места преступления были аккуратно разложены рядом; стекло убрано; сломанная плакатная рама исчезла; а сам плакат, копия картины «Пылающий июнь» Лейтона, лежал на обеденном столе.

Хэзер почувствовала, как часть напряжения покидает ее из-за этого неожиданного приступа хозяйственности Данте. Учитывая беспорядок в его спальне в Новом Орлеане, она бы никогда не предположила, что он способен на такое.