— Топить, топить котлы, собаки, не то все там сдохнете!
Машины чуть не разрывали корабль, однако теперь их шум был гулок и не столь отчетлив. Раздался приглушенный взрыв, корабль накренился, и сверху вдруг донеслись голоса, плеск, удары весел о воду, так что Джонни невольно поднял голову, взглянув на зияющее высоко над ним маленькое круглое отверстие иллюминатора, откуда ему на шею вдруг хлынул холодный душ. Том, лучше всех сохранявший присутствие духа, с большим усилием дотянулся лопатой до иллюминатора, закрыл его и запер на задвижку; теперь за стеклом виднелась только вода, бурливая и тусклая, а наверху, над водой скользили, дробясь в переливах волн, какие-то коричневые пятна, похожие на днища уплывающих шлюпок…
Вода покрыла железный пол, теперь они стояли почти по щиколотку в черной от сажи воде. Уровень ее неожиданно поднялся. Один из парней начал громко молиться. Том зло заорал на него, чтобы он продолжал работать. Но люди уже потеряли головы. Джонни в душе желал только одного: не умереть, пока так горит рука — потому что он и думать уже не мог ни о чем.
Ход корабля как будто замедлился, машины стучали все глуше, вода теперь доходила до колен, их бронированная камера окончательно опрокинулась набок, так что ходили они теперь не по полу, а по стене. Огромное судно утратило равновесие и неуклюже колыхалось на волнах. Когда его накренило, вода хлынула в открытую дверцу топки и обдала их густым, горячим облаком дыма и пара, которое, вызывая удушье, в один миг заполнило все помещение.
— Святая Мария, помоги! — вскричал молившийся парень: теряя сознание от пара, он привалился к раскаленной поверхности топки и обжег себе весь бок. Джонни пританцовывал на месте, так как вода сразу стала горячей; рука болела невыносимо. Дым ел глаза, и он ничего не видел, только почувствовал, как сквозь сон, будто кто-то с плачем уронил голову ему на плечо. Том, почти обезумев, заорал и, кинувшись на дверь, принялся барабанить по ней. Он пытался высадить ее своим могучим плечом, но дверь даже не шелохнулась. Крики о помощи и проклятья тупо теснились в гудящих ушах Джонни. Он уже давно выронил лопату и так судорожно вцепился в медальон тети Бетти, что порвал тесемку, на которой тот висел.
Наконец один из парней, самый молодой, подпрыгнул, как отчаявшаяся кошка, к иллюминатору, который был слишком узким, чтобы человеку через него выбраться; все испуганно закричали на парня, но прежде чем кто-либо успел помешать, он снова открыл его круглую стеклянную крышку. Том исступленно набросился с кулаками на парня, ибо он обрек всех их на верную гибель. Снова хлынул холодный душ, борясь с паром и дымом. Павшие духом кочегары кричали истошными голосами и стенали, понимая, что настал их последний час. Жар в топке кипел, шипел, клокотал, машины встали. А Джонни под этим потоком прохладной морской воды почудилось, будто на него дохнуло чистым воздухом родной деревни. От этого свежего и сладкого воздуха, которым он так давно не дышал, в котором нет угольной пыли, нет копоти, который не пахнет дегтем, Джонни упал в обморок и вдруг оказался дома и увидел далекую синеву и приветливые зеленые холмы; пальцы его все еще сжимали медальон, а гул в ушах внезапно превратился в диковинную музыку. И уже снова плыл Джонни по морю, по сладкозвучному морю — впрочем, не следует забывать, что все это ему только снилось, — и как будто плыли перед ним русалки, и лица их были похожи на лица тех, кого Джонни любил больше всех в жизни: одна походила на его младшую сестру, другая — на мать, третья — на девушку из их села, подругу его детства.
Затем песня русалок снова превратилась в гул, и гул этот напоминал голос их деревенского колокола, звонившего к вечерне… Вот так умер Джонни. Ну а что же стало с кораблем и с русалками?
Русалки действительно приплыли на зов волшебного медальона. Морское сражение закончилось, шлюпки быстро скользили прочь от затонувшего корабля, а неприятельские фрегаты подбирали и брали в плен его спасшуюся команду. Все шло как по маслу, экипаж на удивление быстро и слаженно выполнял приказы, и потери среди личного состава оказались незначительными, хотя корабль в считанные минуты ушел под воду. Капитан последним покинул борт корабля, когда уже стало совершенно ясно, что кочегаров спасти невозможно, и впоследствии даже получил награду за проявленную выдержку и храбрость. Все это продолжалось четверть часа, и скоро море уже опять было спокойно, ярко светило солнце, и лишь над погружающимся судном все шире и шире расходились по воде круги.
Еще видны были спасательные шлюпки и контуры неприятельских фрегатов ясно вырисовывались на далеком горизонте, когда появились русалки. Они явились бы и без зова медальона Джонни. Пока между людьми идет жестокая битва, русалки боязливо прячутся; но как только морское поле брани остается наедине с тихими мертвецами, они чувствуют: настал их час, приплывают и начинают свою таинственную работу. Они опускают обломки кораблей на морское дно и там размещают поудобнее, расцвечивают перламутровыми красками морских волн и устраивают из них для себя дворцы. Они обнимают мертвые тела, обмывают их с великим усердием, вплетают им в волосы водоросли и преображают для новой жизни: кости их превращают в кораллы, розовые, драгоценные кораллы, и укладывают так причудливо, что кажется, будто на дне морском расцвели цветы из драгоценных камней; из их кудрей свивают шелковистую зеленую тину; глаза переплавляют в драгоценные жемчужины, а уши — в перламутровые раковины, которые становятся домиками для маленьких атласных улиток. Так они исправляют то, что человек портит, возрождают то, что он убивает, и принимают в игру моря, самую великую игру на свете, в которой нет места скуке. Потому-то и стремятся русалки туда, где тонет корабль.
Вот и теперь они явились, а поскольку их звал и волшебный медальон, то даже не стали ждать, пока живые люди удалятся или умрут; влекомые подводными течениями, они плавали вокруг погружавшегося судна и как раз заметили маленькое круглое оконце кочегарки, когда оно внезапно открылось и вдруг снова захлопнулось перед ними. Надо сказать, что тогда внутри находились еще живые люди; это был тот самый миг, когда прохладный душ хлынул на закружившуюся голову Джонни. Том набросился с кулаками на потерявшего рассудок парня, впустившего смертоносный поток, а остальные кочегары, опомнившись еще раз, из последних сил, закрыли люк иллюминатора. Так и получилось, что русалки остались снаружи и лишь нерешительно кружили вокруг корабля, который уже мягко ложился на морское дно. Одна из русалок, по имени Марина, нашла мертвое тело: это был молодой матрос, которого снесло взрывной волной; она обняла его, уложила на тихие волны и стала расчесывать ему волосы, которые ужасно спутались в губительном водовороте. Но что же будет с Джонни и остальными кочегарами? Кто расчешет их волосы, кто сделает кораллы из их костей и кто вовлечет их в великую игру? Или так и останутся они на веки вечные в отвратительной железной тюрьме и напрасно будут грезить о милой родной земле, в которой так любят исчезать мертвые?
Тюрьма — плохое место для живых, но для мертвых — еще хуже. Вот поэтому ночью, когда все стихло и ветер уснул, мертвые еще бодрствовали в кочегарке; вода просачивалась через щели иллюминатора и другие места, и бедняги, кружась в этом необычном водовороте, ударялись иногда головами о железные стены. Снаружи страшно было слышать это. Мертвая рука Джонни судорожно сжимала волшебный медальон, и русалки всю ночь кружили вокруг корабля и жалобно пели, потому что не могли проникнуть внутрь. Даже Марина оставила прекрасного матроса, поручив его белогривым морским лошадкам, что неустанно скачут от берега к берегу; они понесли его к далекому острову, где на берегу, поросшем осокой, жили девушки, тоже феи; так что можно было не опасаться, что он останется без присмотра. Марина беспокойно плавала вокруг железной тюрьмы.
— Кто зовет нас, кто? — вопрошала она.
Кулак мертвого Джонни стучал по железу, и волны скорбной музыкой отзывались в лабиринтах затонувшего корабля.
