Было бы неверно, однако, представлять молодого Бабича художником абсолютно отстраненным, пассивным и индифферентным к общественной жизни.
«Я не говорил о политике, так как не считал политику делом важным, — вновь обращаясь к своей юности, писал Бабич, — но когда во время войны понял, что это все-таки важно, то заявил об этом во весь голос».
Уже в стихотворении 1915 года «Я играл с ее рукой», написанном, как гимн любви и красоте, слышится протест против жестокой, кровавой бойни. Не случайно последняя строфа стихотворения:
я бы с большей радостью пролил
свою бурлящую кровь за ее маленький пальчик,
чем за сотню королей, чем за знамя! —
была воспринята в консервативной прессе не как поэтический, а как политический манифест. Против Бабича начали «крестовый поход»; поэта обвинили в непатриотичности, лишили права преподавания и места учителя (позднее право преподавания было ему возвращено).
В 1916 году Бабич уже открыто выступил против милитаристского курса своего правительства, против господствовавших в венгерской прессе шовинистических настроений и осмелился произнести вслух слово: «Довольно!» Его стихотворение «Перед пасхой» вызвало новую волну обвинений.
Еще отчаяннее, еще сильнее прозвучал его протест против войны в стихотворении «Fortissimo» (1917). Поэт бросил вызов самому богу, обвинив его в глухоте к человеческим страданиям, в жестокости и несправедливости. Весь тираж номера «Нюгата», где опубликовано «Fortissimo», был конфискован, а самого поэта привлекли к судебной ответственности, обвинив в богохульстве.
Трагедия Бабича заключается не в том, что он был в оппозиции к господствующей идеологии, политике, а в том, что, в силу противоречивости своих взглядов, он был вынужден, как признался сам в стихотворении, адресованном Эндре Ади, «сражаться на два фронта». Принадлежность по рождению к среднему феодальному сословию, привитая с детства вера в спасительность католического вероучения постоянно влекли его к правому, консервативному крылу венгерского общества. Разносторонняя, «европейская» образованность и современный взгляд на литературу и искусство, новаторское литературное творчество определили его тягу к левому, революционному крылу. Этой мучительной раздвоенности, этой борьбе старого и нового в человеческой душе посвящен во многом автобиографический роман-эпопея «Сыны смерти» (1927), рассказывающий о детских и юношеских годах писателя.
Смятение души и раздвоенность общественных симпатий Бабича еще отчетливее проявились в период революционных бурь 1918—1919 годов. Буржуазно-демократическую революцию, во главе которой стоял граф Михай Каройи (октябрь 1918 года), Бабич с воодушевлением приветствовал в передовой статье очередного номера «Нюгата». С надеждой встретил он и пролетарскую революцию (март 1919 года), от которой ждал установления полного и вечного мира. Назначенный в начале 1919 года на должность профессора кафедры литературы Будапештского университета, он продолжает занимать ее и после провозглашения Венгерской Советской Республики, что позднее было расценено как сотрудничество с «диктатурой». Поэтому после падения Венгерской Советской Республики удары обрушились на Бабича с двух сторон. За сотрудничество с Советами ему снова запретили преподавать и лишили учительского пособия, над ним нависла угроза тюрьмы, и, хотя ареста удалось избежать, Бабич должен был регулярно являться в полицейский участок. Резким нападкам подвергся он и со стороны левого крыла, так как, надломленный контрреволюционными репрессиями, в статье «Венгерский поэт в 1919 году» он отвернулся от революции, обвинил ее в жестокости, насилии, напрасном кровопролитии.
Литературная деятельность Бабича в эти годы ограничивается в основном художественным переводом, и только с 1921 года он вновь начинает регулярно публиковать свои стихи, новеллы, эссе, выходят в свет четыре его романа. В последние два десятилетия своей жизни Бабич приобретает огромный литературный авторитет. По признанию одного из его современников, «с 1920-го по 1945 год не было в Венгрии более влиятельного и почитаемого поэта, чем Бабич». В 1927 году по завещанию критика и писателя Ф. Баумгартена Бабич был назначен куратором литературной премии, которая в течение двух десятилетий оставалась самой высокой литературной наградой в стране. В 1933 году стал главным редактором журнала «Нюгат». В 1940 году его избирают членом Венгерской академии наук, и в этом же году он получает премию Сан-Ремо за перевод «Божественной комедии» Данте.
В-тридцатые годы, когда над миром нависла угроза нового варварства, новой войны — угроза фашизма, в творчестве Бабича вновь усиливаются гражданские, гуманистические мотивы. В 1934 году в журнале «Нюгат» по инициативе Бабича была опубликована анкета: «Что должен сделать писатель, чтобы предотвратить войну?» В 1936 году вышел в свет его монументальный труд «История европейской литературы». Но для Бабича это была не просто и не только «история литературы» — он ставил перед собой и другую, высокогражданственную цель: восстановить в мире, раздираемом национализмом и шовинизмом, «святую связь», напомнить Европе о ее духовном родстве, о духовном единстве европейских культур и народов. Во вступительной статье к своей книге Бабич отметил:
«Писание истории мировой литературы никогда не было так не ко времени. Но никогда не было и так актуально».
В стремлении обрести идею, способную противостоять теории расового превосходства, Бабич все чаще обращается к католицизму, он верил, что католическое вероучение могло бы стать основой примирения наций и народов. В этот период гуманизм в его мировосприятии соединяется с католицизмом, с христианской моралью.
В последнем своем произведении, в поэме «Книга Ионы» (1938), Бабич вновь обратился к людям с призывом противостоять злу и варварству, он не мог молчать: «тот, кто молчит, — сообщник преступников», писал он в своей поэме. Это произведение, созданное уже смертельно больным поэтом (у него был рак горла), является документом человеческого мужества и стойкости.
Современный прозаик, поэт и критик Л. Бока имел все основания оказать:
«Тем, что мы не стали фашистами, что нас приводит в ужас всякая вульгаризация, что мы стали требовательными к себе социалистами-гуманистами, мы обязаны также и Михаю Бабичу».
Последние годы жизни Бабича были очень тяжелыми: он окончательно потерял голос и мог беседовать с друзьями, коллегами и родными только с помощью «разговорных тетрадей».
Умер Бабич 4 августа 1941 года от рака горла, в Будапеште, в санатории «Сиеста». «Умер один из королей современности», — написал на следующий день в газете Лёринц Сабо, поэт и ученик Бабича.
Бабич безусловно был духовным вождем своего времени, одним из вдохновителей и руководителей той «литературной» революции, которая была осуществлена «нюгатцами», ее деятельным участником и вершителем. Два имени символизируют собой венгерскую литературу начала века: Эндре Ади и Михай Бабич. Творчество Ади всколыхнуло все общество, взбудоражило все сферы его духовной и политической жизни, Ади принес в литературу новые темы, новое содержание. Революционное воздействие творчества Бабича было иного плана. Если Ади, как писал венгерский поэт Арпад Тот, «принес новое вино», то Бабич — «новую бутыль», новую форму. Бабич сумел найти новые формы для выражения нового духовного содержания эпохи, обновил литературный язык, реформировал синтаксис венгерской фразы. В своем творчестве — по замечанию одного из современников — Бабич «создал венгерский синтез европейской духовной культуры XX века», то есть привил венгерской литературе лучшие достижения литературы европейской, открыл для нее новые пути и возможности. Отмечая огромное влияние Бабича на всю последующую венгерскую литературу, наша современница, венгерский поэт и критик Агнеш Немеш Надь, писала:
