Капитан был очень настойчив и упрям. Это его качество, всегда раздражающее сослуживцев и доводящее до белого каления начальство, не раз помогало ему в той, его предыдущей работе. Он вцеплялся как клещ в самые мельчайшие детали, в самые незначительные улики самого, казалось, безнадежного дела, и добивался результатов там, где другие отступали. Поэтому не было ничего удивительного в том, что он довольно быстро разыскал тот дом, где скрывался бегемот. Он даже видел его несколько раз, озабоченно трусящего в свой мебельный магазинчик, на свою жалкую работу. Видел и то, как он возвращался домой обратно. Да, бегемот явно трусил, время от времени испуганно озирался по сторонам и всегда избегал темных и безлюдных мест. Даже домой он стал ходить не через парк, а окружным путем, через местный маленький рынок, быстро идя только по улицам, освещенным редкими фонарями. Время от времени он, вместо своего привычного ежедневного маршрута работа-дом, уезжал куда-то, с трудом втискиваясь в проходящий мимо переполненный транспорт. Капитан опасался, что однажды бегемот не вернется домой из одной такой поездки, что он что-то заподозрит и попытается скрыться, но, к счастью, тот всегда возвращался обратно. К концу недели капитан уже знал все, что ему нужно было знать, чтобы привести в исполнение свой план. Он выбрал время и место. Определил возможные пути отхода. Учел, казалось, все нюансы. Он знал, что на этот раз осечки не будет. Ее просто не может быть у специалиста такого масштаба, каким был он.

Неделя выдалась ужасной. Временами ему казалось, что он просто сходит с ума. Он совсем измучился, когда постоянно подгоняемый проклятым голосом, звучащим в его голове и днем и ночью, метался между работой и поездками по знакомым старушкам его матери, задавая им один и тот же абсолютно идиотский вопрос: "Извините, Марьиванна, Маргаритвасильнна, Софьалексанна, вы не видели, случайно, одну МНЕ ТАК НУЖНУЮ ВЕЩЬ? Ну, шар такой? Синий? Стеклянный?" Старушки разводили руками, смущенно улыбались и приглашали на чай. Он неловко топтался, заходил на пять минут, и яростно заламывая пальцы и кусая губы, нес какую-то околесицу про пропавший на днях редкий высокогорный кристалл, который дал ему на сохранение новый строгий начальник. В это время его невидимый мучитель, так нагло поселившийся у него в голове, отпускал его ненадолго и, весь обратившись в невидимый призрачный глаз, тихой тенью скользил по убогим старушечьим комнатушкам, в поисках тайника с бесследно исчезнувшим Единым Ключом. Заезжал он и к Вовке, там он не чувствовал себя так жутко неловко, они даже по-дружески поболтали и выпили по чашке кофе (причем Вовка с коньяком). Но, тем не менее, все было безрезультатно, и вся неделя прошла впустую. К тому же, испытываемая им неловкость и полное ощущение собственной глупости во время таких встреч, казались парой пустяков по отношению к тому ужасу, что был запланирован на пятницу. В пятницу, по приказу проклятого голоса, он должен был съездить к тете Паше и Алине, чтобы задать им все тот же нелепый вопрос. Старушка-мать очень беспокоилась, видя его измученный вид и подавленное состояние, он же объяснял все внезапно навалившейся работой. Слава богу, что еще ни одна из материных знакомых за это время не позвонила ей, и не спросила, нашел ли ее Витенька ту свою так ОЧЕНЬ ЕМУ НУЖНУЮ ВЕЩЬ? И, наконец, эта пятница пришла, и вот он, проклиная все на свете и обливаясь холодным потом, уже зашел в соседний дом, и уже полчаса стоит у тети Пашиной входной двери на первом этаже, оббитой древним дерматином и, яростно ругаясь с понукающим его голосом, собирается с силами нажать копку допотопного звонка. И вот, когда он в сотый раз за сегодня выслушал от проклятого голоса, какая он нелепая, толстая, эгоистичная и недалекая размазня, когда в сотый раз пожалел, что его не застрелил тогда в парке этот жуткий убийца, и уже было занес руку для отчаянного звонка, дверь неожиданно распахнулась сама. Он, оступившись от неожиданности, едва не рухнул в открывшийся дверной проем, прямо под ноги Алины, выглядевшей в своем весеннем наряде еще более привлекательной, чем в тот, прошлый, зимний раз. Он совсем стушевался, и начал робко бормотать какие-то путаные и бессмысленные извинения. "А, ты уже пришел? Привет! Ну, тогда пошли?", - просто сказала она, и, взяв его за вмиг взмокшую ладонь, толкнула входную скрипучую дверь в подъезд.

Эс тора была, пожалуй, одним из лучших агентов Высших на этом клочке трещащего мироздания, но относилась она всегда к этому факту безо всякого зазнайства. Еще бы ей не стать лучшей, если постоянно заниматься этим столько десятков лет, сколько занималась она. Доля разведчика, в общем-то, не завидна - практически вся его жизнь проходит в мирах, далеких от совершенства, среди, как правило, примитивных и диковатых существ, которых рано или поздно начинаешь люто ненавидеть. Но Эс тора была, как говорится, разведчиком от бога, и она действительно очень любила свою работу. Прибыв в этот мир, она не изменила своему железному правилу, и в качестве своего образа выбрала образ девушки-студентки, справедливо рассудив, что такое обличие не вспугнет похитителя Коланар Пха-Мууклунта . Она почему-то была уверена, что похититель действовал в одиночку, и так как Единый Ключ Мироздания все еще находился в этом мире, и похититель, скорее всего, находится там же, естественно, в каком-нибудь, не привлекающем лишнего внимания, образе. Замена разума у своего теперешнего носителя, студентки, прошла легко и так же легко она подхватила нить ее нехитрых контактов - мама, две-три подружки, прыщавый юнец с жиденькой бородкой и брат, живущий на другом конце этого мира. Она не стала копать глубже - ее носитель нужен ей максимум на двадцать один день по местному времени, за это время она должна успеть выполнить свое задание, иначе при возврате разума ее носителя обратно в тело, возможны различные осложнения. Эс тора быстро отыскала хранителя Единого Ключа в этом мире, и он, к сожалению, оказался именно хранителем, а похититель был по-прежнему ей неизвестен. Семь дней назад с ней вышел на контакт посланник Торна, Судьи времени, бывший грешный дух, она должна была проследить, чтобы хранитель передал ему Единый Ключ, и ее миссия была бы на этом завершена, тем более, что время пребывания в теле носителя у нее завершалось. Но Коланар Пха-Мууклунт вдруг исчез! За эту неделю Эс тора проделала громадную работу, проанализировала десятки показателей, по которым можно было определить теперешнее нахождение их пропажи, проанализировала сотни фактов и пришла к ошеломляющему, но в то же самое время единственному выводу - судя по полусотне различных факторов и признаков, пропавший Ключ был где-то совсем недалеко, определенно в том же доме, где и раньше, а может, в той же самой квартире! Да, Коланар Пха-Мууклунт молчал, но слабое возмущение временного поля говорило ей об этом с вероятностью девяноста девяти процентов. Надо было это проверить, причем немедленно. Счет ее пребывания в этом мире в теле носителя шел уже на часы. Скоро девичий разум вернется в свое тело, а она будет очень далеко от этого мира, где остался Единый Ключ. Поэтому она и шла сейчас по вечерней улице в образе студентки Алины, с не девичьей силой держа за руку этого нелепого увальня-носителя Витю. Который, кажется, к тому же, почти уже лишился разума от страха и постоянных нападок жестокого посланника Судьи Торна. Вот и сейчас тот что-то язвил по поводу его веса, трусости и неуклюжести.....

"Посланник!" - Эс тора окликнула его не разжимая губ - "я не думаю, что твои колкие слова сейчас помогают общему делу. Оставь в покое хранителя, он такой, какой есть". "Как будет вам угодно, шеф-агент", - посланник, казалось, обиделся. Но в этом мире именно Эс тора была начальником, имеющим право ему приказывать, и посланник это знал. К тому же сейчас было не до него. Надо было прослушать хранителя, причем, чем быстрее, тем лучше. "Послушайте, Виктор" - Эс тора никак не могла привыкнуть, что в этом мире ее стальной командный голос стал похож на какое-то голубиное воркование (боже мой, у всех женщин этого мира в голосе такие же мяукающие интонации и такое хилое, тонкокостное, тщедушное тело, или она все же подобрала неудачный экземпляр?) - "знаете, Виктор, нам надо очень серьезно поговорить. Вы готовы отвечать мне честно и открыто?". В ответ раздалось два голоса, один насмешливый и резкий: "Как же, он такого сроду не умел! Только вечно пресмыкался и лебезил перед всеми!", и второй, нечеткий и потухший, как треснутый уличный фонарь: "Да, я тебя слушаю. Я готов". "Виктор" - посланник начал ее раздражать уже по-настоящему, видимо, он был наказан на столетия Великого огня не просто так - " мы тебе не сделаем ничего плохого. Я обещаю тебе это, и слово свое сдержу. Пойми, сейчас ты наша последняя надежда найти Единый Ключ и предотвратить большую беду возможного распада всего нашего мира, точнее, всех наших миров. Я знаю, ты очень устал и напуган. Но я прошу тебя, я заклинаю тебя именем Великого Бога и Галактики, помоги нам. Пожалуйста, помоги". Посланник, слыша эти ее слова и понимая, что шутки кончились, молчал. "Что я должен сделать?", - потухший голос, казалось, зазвучал живее. "Ты должен просто закрыть глаза и представить, когда ты смотрел на Единый Ключ в последний раз. Не бойся, просто позволь мне помочь тебе, и я помогу. Как давно это было?" "Это было... это было месяца два назад, нет, даже два с половиной" - он отчего-то приободрился, странно, но к нему откуда-то пришла уверенность, что весь этот кошмар очень скоро закончится - "да, это было в феврале месяце, я тогда свою прежнюю работу потерял. Ну, вот и решил на него полюбоваться, чтобы настроение, что ли, поднять. Я всегда любил на него смотреть. Мне, когда я на него смотрел, сразу как-то легче на душе становилось. Но в тот раз ничего не вышло. Шар, то есть этот......Единый Ключ не горел, то есть, не светился никак изнутри. Я подумал, что видимо, луна еще не полная, он у меня всегда только при полной луне сиял, ну, то есть, светился синим таким светом, с искорками внутри. Я его в тот вечер рано достал, обычно глубокой ночи всегда дожидался, ну чтобы убедиться точно, что мать спит. А то еще она увидит все это, испугается... Но тут не утерпел, соскучился, что ли. Ну вот, сначала думал, может для него еще рано светиться, может, надо подождать. Ждал долго, потом сам засыпать начал. Ну, дальше убрал Единый Ключ в стол и заснул". "Так, это я поняла, хорошо, Витя, спасибо". Они уже почти пришли, но сеанс было необходимо закончить, и Эс тора, взяв его под руку, направилась к облезлой лавочке, стоящей около подъезда. Они присели на нее, стараясь не наступать на пустые пивные бутылки и шелуху семян подсолнечника. Со стороны - ни дать, ни взять, влюбленная парочка. "Витя, вспомни еще раз, пожалуйста, тот вечер, когда ты смотрел на Коланар Пха-Мууклунт, вспомни очень подробно, представь, как это было, какое было тогда освещение в комнате, какие были рядом с тобой предметы, что ты видел, когда смотрел по сторонам, на что обращал внимание... Ее голос успокаивал, убаюкивал, впервые за эту неделю он почувствовал, наконец, долгожданное умиротворение. Стремясь продлить это уже позабытое ощущение покоя, уверенности и защищенности, он начал вспоминать... Темный зимний вечер. Фонарь призрачной тенью раскачивается под ветром где-то внизу, на уровне третьего этажа. Угол соседнего дома лиловеет вывеской уже закрытого кафе. Шум машин слышен все реже, мама в соседней комнате выключила телевизор, значит, скорее всего, уже спит. Довольно поздно, часов двенадцать, не меньше. Где-то в центре города жизнь еще бурлит, здесь же в спальном районе почти все погружено в крепкий, зимний сон. Он задвигает непослушные пыльные шторы тяжелого зеленого бархата, затем зажигает маленькую жестяную настольную лампу, она освещает только крошечный пятачок стола, не рассеивая полумрак захламленной комнатки. Старые газеты, рыбацкие сапоги отца, поношенные куртки, как мужские, так и женские, "почти новые" простыни бело-желтого цвета, купленные лет двадцать назад, стоптанные тапки, пыльные книги, пожелтевшие бухгалтерские справочники и планы счетов, рваные носки, сломанные карандаши и ручки с давно засохшими чернилами, половинка черенка лопаты, нитки и мотки шерсти, колченогий стул, кактус в жестяной банке... Он вырос среди этого, в общем-то, бесполезного хлама, всегда наполнявшего обе крохотные комнатки их маленькой квартиры, и уже даже не замечал его, как не замечают деталь пейзажа, видимую сотни раз. Он не спеша достает заветную коробку и бережно вынимает свое сокровище. Аккуратно кладет на специально расчищенный угол стола. Затаив дыхание, ждет пять минут, десять... Но ничего не происходит. Он начинает тихо ходить по комнате, затем выходит в коридор и неуклюже гремит в ванной тазами. Настольная лампочка мигает, но затем горит снова ровным, тускловато-желтым светом. Он возвращается на цыпочках, боясь, что грохотом разбудил мать, но все тихо, и он осторожно прикрывает скрипучую дверь. Пробует читать, затем откидывает книгу, и минут десять пристально смотрит на шар. Тот не подает признаков жизни. Прождав еще около получаса, он, вздохнув, убирает шар в коробку и заваливает ее кипой желтых газет. Затем гасит свет и ложится спать на древний скрипучий диван. Некоторое время ворочается на нем, диван немилосердно скрипит и стонет всеми проваленными и растянутыми за долгую жизнь пружинами. Затем, минут через пять, он засыпает. Это все. Как, это все? Эс тора была разочарованна. Не может быть, что бы это было все, вероятно, все же что-то она упустила. Так, смотрим еще раз. Вот верхний свет гасится, включается маленькая настольная лампа. Тишина, лишь изредка нарушаемая шуршанием шин невидимых машин. Единый Ключ достается из потертой коробки. Бережно выкладывается на стол, в гнездо из мятых салфеток. Его видно из окна? Вряд ли. Если даже чей-то злой глаз прильнул к окну шестого этажа, плотные пыльные шторы скрывают как раз тот кусок окна, где он лежит. Коланар Пха-Мууклунт молчит. Далее следует поход в ванную комнату, там слышен шум и грохот от падения какого-то старого таза. Зачем это он сделал? Так, глянем. А, ясно, ему приспичило в туалет, а тут эта нелепая посудина, вчера опять не было воды, набирали в нее воду для слива, да потом забыли убрать. Он в темноте и налетел на нее. Ничего необычного и подозрительного. Снова его комната. Мигает настольная лампочка, затем, будто передумав, разгорается с новой силой. Почему мигает? Хочет перегореть? Да нет, просто большая ночная бабочка проносится совсем рядом с ней. Дальше он крадется на цыпочках, заходит и прикрывает дверь... Чего в этом необычного? Ничего, вроде бы, мать же спит, а он не хочет ее будить... Затем и крадется. Потом он ходит взад - вперед, и берет в руки какую-то книгу. Что это за книга? Какой-то М. Дрюон, какие-то проклятые древние короли. Где ставить ударение, в слове проклятые, непонятно. Хотя и в этом нет ничего необычного. Через пять минут он откидывает книгу. Ну, не пошло чтение, тоже все ясно, бывает. Затем убирает Ключ, разочарованно вздыхает, идет спать на свое скрипучее, видавшее виды ложе. Почему скрипучее? А, не все ли равно, пружины, там, например. Нет, все же это где-то здесь, я просто не вижу где именно. Еще раз, шторы на окне, шелест машин, телевизор выключен, поход в туалет, гремящий таз, лампочка с бабочкой, Единый Ключ на столе, прикрытая скрипучая дверь, растрепанная книжка, Единый Ключ убран в коробку, жутко рычащий диван. О, Великий Бог, да вот же оно! Точно! На улице февраль месяц, собачий холод, какая еще ночная бабочка? Откуда бы ей взяться? Что это, в этой квартире водится моль таких огромных размеров? А ну-ка, всмотримся пристальнее. Ближе, еще ближе. Ну да, это не бабочка, конечно, никакая не бабочка, это тень от чьего-то быстрого и призрачного силуэта, бледно-серого, почти прозрачного человека, неизвестно как сюда попавшего и на миг заслонившего лампочку. Но кто это? Так, минутку, а ведь это, ведь это...