Однако, уже восемь двадцать две. Надо торопиться. Скопище автобусных остановок, а по совместительству центральный рынок старого города, выплескивало все новые порции сонных, угрюмых людей на замызганные городские проспекты. Людское море, в этот ранний час абсолютно серое, в цвет висевшего над головами неба, вяло колыхалось, диковинным тысяченогим зверем перемалывая грязевые пороги, выстроенные за ночь неожиданно нагрянувшим легким морозцем. Он ускорил шаг, рискуя, и одновременно боясь налететь на впереди идущих, и отчаянно надеясь, что сегодня у входа будет дежурить не Хомяк. Забитый людьми переход, ряд грязных ступеней, и вот впереди серой громадой выросло старое здание, такое знакомое и ненавидимое им одновременно. Восемь двадцать семь. Он еще ускорил шаг и уже почти бежал, со свистом выдыхая воздух. Вывеска "Речзембанк", четыре сбитые ступеньки, облезлая решетка двери, истертый порог с извечной замусоленной тряпкой. Восемь двадцать девять. Успел! "Здравствуйте!" Машинальный кивок в сторону примостившегося сбоку от входа облезлого стола, за которым неподвижно восседала грузная фигура в форменном бушлате -"теперь вперед, быстрее!". "Тимофеев? Опаздываем, сейчас восемь тридцать три! Тэк-с, записываем!" Хомяк удовлетворенно заерзал могучим задом на продавленном скрипучем стуле. "Черт! Чтоб тебе лопнуть, жирная скотина. Неужели я опоздал, Павел Семенович? Когда же кончится этот фашизм?! А на моих без одной минуты! Неужели отстают?"- внутренне ненавидя себя, он мигом состроил одну из своих дежурных мин, скорбную и заискивающую одновременно, используемую обычно для общения с начальством, вахтерами и завхозом - "не бейте меня, господин охранник, я каюсь, осознав свою вину! Как же я ненавижу себя! Проклятый слизняк! Неужели мои часы не в порядке? Извините меня, это просто недоразумение..." "Не знаю, не знаю, Тимофеев, начальство разберется, кто там и что недопонимает!" - Хомяк звучно хохотнул, громко скрипнув стулом - "давай, чеши на рабочее место, тебе Лара не за опоздания, небось, платит!". Согнувшись, он проскользнул в кабинет, стараясь не глядеть по сторонам. "Здравствуйте!" Кто-то только недовольно фыркнул в ответ. Еще пара шагов - и, наконец-то до боли знакомый щербатый стол, вечно гудящий изношенным кулером родной компьютер, древний пыльный монитор, куча бумаг на раздолбанной клавиатуре. Только тогда он рискнул поднять глаза и оглядеться. Из семи клерков в кабинете присутствовало лишь пять. Кого нет? А, понятно, "Эльвиры Павловны", начальника "целого кредитного отдела" (который запросто помещался на 2 столах) и, по совместительству, невестки "самой Ларисы Ивановны", и Каролины, дочери главного акционера банка. "Впрочем, они никогда и не приходят на работу раньше десяти!" В общем, все уже на месте, а значит, он и вправду опоздал. Черт, во сколько сотен рублей штрафа выльется ему это неожиданно свалившееся на голову опоздание?

"Витюша?! Что все спишь? А тебя Лариса Ивановна видеть хочет! Причем немедленно!" - радостный гнусавый голос бесцеремонно вырвал его из призрачного царства цифр и бухгалтерских счетов. "Черт, он что, не видит, что я занят?" "Да, да, что случилось, Михаил Дмитриевич? Меня вызывает генеральный? Только меня одного? - залепетал он жалко, и судорожно сглотнул, чувствуя, как немеет от ужаса кожа на голове. "Тебя-тебя!" - мерзкое глумливое личико, на нем - поганенькая ухмылка, встрепанные кустистые усы, живые крысиные глазки, руки вечно шарят в карманах прокуренного полосатого пиджачка, будто потеряли там что-то важное, плюгавенький человечек огородным пугалом торжествующе громоздился нелепой цветастой кучей на краю обкусанного временем стола - "черт, это индюк." Начальник кадровой службы, а по совместительству штатный стукач генерального. "Такому гаду, как он, доставляет удовольствие делать пакости людям. Как большие, так и малые. Черт, неужели из-за этого дурацкого опоздания? Иду, иду, Михаил Дмитриевич, уже иду! Я мигом!"

"Стоит. И не просто так, видно почуял что-то, гад. Придется поработать" - он тяжело вздохнул и рука автоматически сжала ребристую рукоятку резака. Утро было промозглым, казалось, даже слабое дуновение ветерка оставляло на щеках влажные полосы. Туман висел плотной серой шапкой, и предметы уже в тридцати шагах размывались и затем и вовсе терялись во мгле. От куч ржавой пыли несло тухлятиной. Слава Единому, что он разместил здесь среди сплошных болот эти серые камни. Без них безглазая холодила бы душу уже минут как тридцать. Он бесшумно приподнялся на локтях и тихонько выглянул из-за своего укрытия. Слон был на месте. И, черт возьми, не один. Три, нет, четыре бочкообразные твари крутились вокруг своей оси, издавая гулкий вой, к которому добавлялись резкие шлепки от ударов трубкообразных отростков, отдаленно напоминающих рифленую кишку влагопровода и неопрятно торчащих из лоснящихся слоновьих боков. Так называемый хобот слона. "Слоны. Что это за слово? Откуда оно взялось? Что означало раньше? Старый Жо что-то говорил об этом, но что, сейчас уже не вспомнишь. Впрочем, не время, да и не место вспоминать. Надо придумать, как спасти свое тело. Как близко, заразы, шагах в двадцати. Хорошо, что я их вообще заметил в таком тумане". Он весь подобрался, чувствуя в руке ребристый холод стали. "Коллектор в десяти шагах. Я должен прорваться туда. Иначе смерть. Быстрая, но мучительная. Так, как обычно, счет до пяти. Раз, два, а-а-а, проклятье, дыхание ни к черту, успокоить никак не могу, хватит ли сил? Три, четыре, Единый, спаси и помоги, пять!". Рывок, прыжок в сторону, серия ярких вспышек, одна, другая, третья, резак гудел и дико вибрировал в руке, больно отдавая в плечо, превращая в пепел камни, жесткую щетину сухой травы, кучи ржавой пыли и жуткую плоть чудовищ, затем его бешенный галоп среди куч мусора. Слоны взревели и, бешено вращаясь, резкими скачками, с проворством, неожиданным для таких громоздких существ, дружно ринулись к тому месту, где он стоял еще пару секунд назад. Нет не все. Одному из них уже никогда не шататься по болоту, подобно пауку, выпивая жизнь из всего живого. Его дымящаяся плоть еще судорожно сокращалась и подрагивала, но была уже мертва. Но он уже успел проскользнуть в каменный мешок коллектора, и всего этого не видел. "Там слоны меня достать не должны. Они, говорят, почему-то сторонятся коллекторов. Вроде бы". Так и случилось. Быстро достигнув облупленной каменной полусферы над уходящим под землю почти занесенным илом ходом, чудовища принялись бестолково топтаться на месте, а затем, окончательно потеряв интерес, медленно побрели вдоль рыжих и изъеденных ржавчиной железных полос, параллельно уходящих неведомо куда и непонятно когда, кем и зачем созданных.

Новое утро. Он так надеялся, что оно никогда не наступит. Как в детстве, когда он сладко засыпал воскресным вечером, набегавшись за день и получив массу приятных впечатлений, а затем выкупавшись в теплой, пенной и ужасно приятной ванной. Тогда он не хотел засыпать, всячески оттягивая это неизбежное время, вспоминая все приключения минувшего дня, страшась, что вот-вот наступит тот неуловимый момент, когда сладкая дремотная нега уступит место жесткому пробуждению беспощадного понедельника.

Но эти выходные прошли как в тумане. Всю субботу и воскресенье он не мог, просто был не в силах выкинуть из головы тот разговор с генеральным директором банка. Лариса Ивановна Иваненко считала себя очень религиозным человеком. Строгое соблюдение всех православных постов и обязательное посещение основных церковных служб были частью ее жизни. По банку ходили легенды о благотворительных фондах, которые Лариса Ивановна не то возглавляла, не то курировала. Большая икона в дорогом окладе была лучшим подарком на ее день рождения и об этом знали все крупные клиенты этого банка. Со временем, благодаря собранному из всевозможных подарков и подношений иконостасу, внутреннее убранство кабинета генерального стало напоминать небольшую церковь. Но благостного, все понимающего и всепрощающего настроения, присущего церковным покоям, в этом заведении не наблюдалось и в помине. "Я не могу понять, за что плачу тебе такие деньги" - и это ее "ты" было вовсе не дружеским, просто таким образом гендиректор называла всех людей, кто был моложе ее или находился у нее в подчинении- "я не вижу результатов твоей работы. А деньги, как уже говорила, плачу тебе не малые". В свете призрачного мерцания настольных ламп и многочисленных лампад ее фигура казалась почти черной. "Время, сейчас сам знаешь какое, а я не могу одна кормить всех окружающих, встречных и поперечных. Я вынуждена сократить штаты" - резкий, рубящий голос не допускал никакой возможности даже ей поддакнуть, не то что возразить. "В общем, я думаю, ты не дурак, и все понял правильно. Ищи работу, две недели у тебя есть. Ты молодой, и при желании и старании все у тебя будет. Бухгалтерия тебе выплатит нормальные отпускные, на первое время хватит. Даже на хлеб с красной икрой. И работой тебя заваливать не будут, дадут время найти новое место. Я распоряжусь. Не смею больше тебя задерживать, иди, ты свободен" - и директор, водрузив на свой массивный нос огромные очки, углубилась в чтение бумаг, давая понять, что разговор закончен.