С сильно бьющимся сердцем Настя набрала номер. Но волновалась она напрасно. На противоположном конце никто так и не взял трубку. Тогда Настя сообразила, что сегодня воскресенье и все конторы в городе закрыты на выходной.

На следующий день она опять подошла к телефону-автомату, но уже спокойно, без внутреннего трепета набрала нужный номер.

Мужской голос ей ответил по-немецки, что господин Давор в настоящий момент отсутствует. С трудом подбирая слова из своего скудного немецкого лексикона, Настя попыталась узнать, когда же будет господин Давор. Но ее собеседник пробормотал что-то невразумительное и бросил трубку.

Первая неудача не смутила Настю. Она знала, что Давор большей частью находится у себя в Хорватии, и решила повторить попытку через несколько дней. Главное, у нее теперь была карточка, с помощью которой можно было разговаривать еще почти двадцать минут. В следующий раз она позвонила и потребовала у невидимого собеседника, чтобы тот назвал точный срок приезда господина Давора.

На этот раз ее невидимый собеседник оказался более словоохотлив.

— О, да!.. — ответил он ей. — Давор будет через три дня. Вы по какому делу?.. Может быть, я смогу ему передать вашу просьбу или заказ?.. Как вас ему представить?..

Настя не стала себя называть, передавать тоже ничего не захотела. Сказала только, что желает сделать господину Давору сюрприз. А сама смотрела на счетчик в аппарате, отсчитывающий драгоценные секунды. У нее оставалось еще двенадцать минут на последующие звонки, поэтому следовало экономить.

Была пятница. Через день, в воскресенье, Настя опять сходила в церковь, чтобы отработать свой долг. Женщина накормила ее домашним обедом и поговорила с ней более подробно. Сказала между прочим, что если у нее есть знакомые на воле, то они могут внести в магистратуру соответствующую сумму и тогда, возможно, Настю смогут отпустить под этот залог.

В понедельник она опять пришла в комнату для свиданий. Привычно уже набрала номер и услышала в трубке знакомый голос Давора:

— Солнце мое!.. Моя царевна!.. Я так скучал без тебя!.. Как это будет по-вашему… много-много!.. Ты меня бросила, совсем разлюбила?.. О, чем я заслужил?..

Насте даже почудился слабый всхлип на противоположном конце провода. От смеха она удержалась, лишь глядя на мелькавшие перед глазами цифры счетчика.

— Давор, я тебя не бросила, я здесь… Но я сейчас не могу долго говорить, объяснять, у меня мало времени… Так что, если хочешь, приезжай…

— Конечно, я приеду, радость моя!.. А ты сейчас где?

— В тюрьме.

— Где, где?.. Тебя плохо слышно, еще раз повтори…

— В тюрьме… — повторила Настя.

В трубке возникла пауза.

— Ты шутишь? — спросил он совсем тихо, упавшим голосом.

— Нет, Давор, не шучу. Это чистая правда. Я в тюрьме, жду суда. С тобой разговариваю по автомату, и у меня заканчивается время…

Он опять замолчал. Так продолжалось секунд тридцать. Цифры на счетчике неумолимо отсчитывали своей бег. И Настя подумала, что на этом их разговор закончится, но не испытала ни малейшего сожаления, ей вдруг стало все безразлично.

— Я сейчас приеду!.. — словно сквозь вату донесся до нее голос Давора. — Жди меня, мое солнце, я скоро буду!.. Все сейчас бросаю и мчусь к тебе!..

Настя медленно опустила трубку на рычаг. И тут же прислонилась к стене. Она не знала, радоваться ей теперь или, наоборот, печалиться. Но дело уже было сделано. Она решилась на этот шаг отчаяния, и ей оставалось только ждать последствий.

…Перед глазами у Макса маячила гигантская, будто заслоняющая собою весь мир стена серого дома напротив. Окна были наглухо закрыты и за ними ни души. Только в одном слегка приоткрыта створка. Он сосредоточил взгляд на этом окне — ничего примечательного, просто темный квадрат в зыбком еще, утреннем свете с выбивающейся полоской тюля и пустой стеклянной вазой на подоконнике.

Странный, скрежещущий звук послышался снизу. Потом что-то глухо ухнуло, словно обвалилось на землю. Макс подошел вплотную к окну и посмотрел вниз. Он увидел узкий двор, похожий на пенал, и уборочную машину, в которую грузчики ставили мусорные баки. Секунду он оторопело продолжал наблюдать за их работой, потом выпрямился и плотно задернул шторы на окне. Вернувшись к столу в центре номера, Макс уселся в кресло и бросил взгляд на стоящий перед ним телефон. Аппарат молчал уже второй день подряд, с тех самых пор как он спустился по трапу самолета в берлинском аэропорту и поселился в этой гостинице.

В этот раз Германия встретила Макса совсем иначе, нежели в прошлый его визит в эту страну. У него здесь было много знакомых. Большинство просто деловые партнеры, хотя некоторые из них еще недавно признавались ему в своей дружбе. «С тобой приятно вести дело, Макс!.. Ты все понимаешь с полуслова!..», «Ты настоящий парень, я всегда готов пойти тебе навстречу…», «Мой дом — это твой дом!..», «Макс, мы ждем тебя! Приезжай скорей!..» — примерно такие фразы звучали в его адрес на переговорах этим летом или когда немцы провожали «своего русского друга» в аэропорт. Но теперь между ними и Максом словно выросла невидимая, непробиваемая стена.

Конечно, он не ждал, что здесь его опять встретят с распростертыми объятиями. Бизнес есть бизнес, эти люди привыкли ценить свое время, иметь дело с равными и себе подобными, а Макс для них был уже не президент уважаемой фирмы, просто турист, частное лицо, с собственными интересами. Он это хорошо понимал и надеялся только на сочувствие со стороны бывших партнеров, на то, что его хотя бы выслушают и помогут на первых порах разобраться в ситуации. Однако на месте его постигло горькое разочарование.

Макс, едва оказавшись в номере и кое-как бросив вещи, принялся звонить по телефону своим немецким знакомым. Но секретарши отказывались его узнавать, а на просьбу соединить со своим шефом заученно отвечали, что тот в отъезде, либо на совещании, либо просто никого не принимает в этот день, и даже чтобы поговорить с ним, нужно записываться заранее. С теми же, кому удавалось дозвониться напрямую, разговор был и вовсе коротким. «Да, привет… Ты откуда?.. Ах, здесь по делам!.. Рад, очень рад тебя слышать, но понимаешь…» — и далее следовали путаные объяснения с перечислением причин, почему его не могут встретить, принять, просто с ним поговорить по душам. И никто его не пригласил даже пообедать, хотя бы из вежливости.

Но не это сейчас заботило Макса. Он оказался здесь, в чужой стране, в совершенном вакууме, не зная, с чего начать, к кому обратиться. Не в полицию же, черт побери! Но тогда — куда?.. Впереди был полный тупик, как это здание, что напротив его окон.

Оставаться дальше в номере было невыносимо. Макс спустился вниз, наскоро позавтракал в гостиничном кафе, заказав себе кофе с бутербродами, после чего решил немного прогуляться по городу, чтобы привести мысли в порядок.

Моросил мелкий дождь, ветер срывал с ветвей деревьев последние листья. Большая стая ворон вспорхнула над Потсдамской площадью. Вдали виднелось здание библиотеки. Макс миновал цирк Алекан, вышел на набережную Ландверканала. Блики утреннего света отражались на поверхности воды, волны неслышно ударялись о каменный берег.

Макс повернул в сторону старого вокзала. В выплескивавшемся из подземного перехода со станции метро потоке служащих, учащихся и прочего торопящегося по своим делам люда он чувствовал себя совершенно затерянным. Взгляд его случайно задержался на витрине газетного киоска. Люди, нырявшие в подземку, спешили запастись свежими экземплярами утренних изданий. Как же это он сразу не подумал?.. В газетах могла быть хоть какая-то информация.

Макс подошел к киоску и, не глядя на заголовки, попросил у продавца продать ему все сегодняшние номера и даже те, что остались с прошлых дней. Продавец охотно исполнил его просьбу, с улыбкой отсчитал сдачу, которую Макс не глядя сунул в карман.