— Господи, что ты несешь!.. — сказала Настя раздраженно и устало. — Ты специально меня похитил и держишь здесь, чтобы заставить еще раз выслушивать всю эту чушь? Так я уже давно ученая благодаря тебе…
При этих ее словах Рафик вдруг посерьезнел. Глаза его заблестели.
— Нет, радость моя, тут ты ошибаешься… Это не я, это у меня тебя похитили. И сделал это твой ласковый пиджачок. Он украл у меня то, что по праву принадлежало мне. И не просто кинул, как дешевый фраер, а при этом жестоко унизил, заставил час стоять с поднятыми руками и носом к стене на виду у всех! Я такие вещи не прощаю, он у меня за это ответит. Как пидора опущу, а поможешь мне ты!..
У Насти перехватило дыхание:
— Я?.. Не дождешься!..
Рафик усмехнулся, глядя на нее. Наивная дура. Он понял, что надо с нею делать, что ей сказать. Он всегда любил и стремился подчинять своей воле окружающих, именно потому испытал сейчас сладостное чувство торжества. Принудить строптивицу хотя бы из принципа, а не только в интересах дела — вот что ему больше всего хотелось теперь.
— Рыбонька моя!.. — Он схватил ее сзади за волосы, развернул к себе. — Ты не только сделаешь все, о чем я тебя попрошу, ты меня станешь об этом умолять на коленях!..
— Пусти!.. — билась она в его руках. — Никогда!.. Слышишь?.. Можешь делать со мной что хочешь, но в этом я тебе помогать не стану!..
— Хорошо, раз так, — Рафик отпустил ее. — Но мне казалось, что этот человек тебе дорог, что тебе не безразлично, останется он жив или умрет…
— Что?! — Настя осторожно вскинула голову. — Что ты хочешь…
— Этого даже не я хочу, — криво усмехнулся он. — Теперь от меня мало что зависит… Этого хотят другие, которые там, — он указал пальцем куда-то в потолок. — Потому что твой фраерок кинул не столько меня, сколько их разозлил своим поступком… Они люди серьезные, но грубые и решительные. И если возьмутся за дело, сама понимаешь…
Настя поникла головой. Он с удовольствием смотрел на ее сгорбленную худенькую спину, на ладони, стиснутые в кулачки, — она прижимала их ко рту.
— Ты мне не очень-то и нужна для такого дела, вернее, совсем не нужна. Они там сами управятся… Я просто тебя пожалел, хотел помочь, но… Ты сама так решила. Я тебя не держу, можешь уходить… Давай, давай, тебя проводят…
Он встал с кровати.
И тут она сказала глухо, обреченно:
— Я согласна. Говори, что я должна делать?..
26
Весь следующий день, приехав на работу, Макс старался держаться бодро. В коридорах офиса он энергично здоровался за руку с мужчинами, шутил, с очаровательной улыбкой целовал женщин в щечку, в кабинете отвечал на звонки, выслушивал доклады подчиненных, подписывал горы скопившихся за время его отсутствия документов. Лишь непривычная суетливость и лихорадочный блеск в глазах выдавали его волнение. Но даже те подчиненные, которым удалось заметить перемену в поведении Макса, объясняли это тем, что их шеф был полон энергии и рад вновь вернуться на работу после удачно закончившейся командировки.
Лежнев без стука проник к нему в кабинет, раскованный и вальяжный, как обычно.
— Знаю, уже все знаю, что вернулся ты на коне и со щитом, — весело приветствовал он друга. — Везучий ты человек, Макс! Все тебе в руки так и идет!..
— Под твоим чутким присмотром, — в тон ему парировал Макс.
— Стараемся… — Лежнев присмотрелся к нему более внимательно. — Но вот только видок у тебя… немного того…
— Что тебе во мне опять не нравится?
— Побледнел ты маленько… Пива там много пил или опять голова?
— Она самая, — поморщился Макс.
— Может, от перемены климата?
— Все может быть. В Германии стоит сейчас жуткая жара…
— Дома как? Как Настя, обрадовалась подаркам?
Вопрос о Насте как удар по больному месту. Но Макс сдержанно улыбнулся. Не хватало еще, чтобы Витька о чем-нибудь узнал и начал лезть с расспросами. И без того муторно на душе. Потому ответил немного небрежно:
— А как ты думаешь?.. Все женщины падки на такие вещи, как сюрпризы. И Настя в этом смысле не исключение.
— Ты бы хоть свозил ее куда за кордон. Пусть девушка чуток развеется, на мир посмотрит, а то держишь ее при себе затворницей.
— Да вот, покончу с делами и отправимся с ней в турне, — согласно кивнул Макс.
— Далеко собрались?
— По твоему совету, на Канары.
— О, рад слышать. Только ведь дела у тебя продолжают оставаться на первом месте. Трудно будет тебя выпихнуть куда-нибудь, даже ей.
— А ты тоже меня выпихнуть хочешь?
— Ну это так, образно говоря…
— Не ври, Витя, не ври. Давно спихнуть меня хочешь с этого вот кресла…
Лежнев вскинул голову, словно от удара, с затаенным страхом посмотрел Максу в глаза. Но глаза у того лучились беззлобной иронией. И у Лежнева отлегло от сердца.
— Шуточки у тебя, Макс…
Макс не успел ответить, так как зазвонил телефон. Он снял трубку отвернулся к стене, сразу утратив былую энергию. Глухо проговорил в трубку:
— Я слушаю…
— Максим Афанасьевич, — услышал он голос секретарши. — Директор стадиона «Вымпел» насчет дерна… Будете говорить?..
— Да, буду — буркнул в трубку Макс.
— Ладно, я пошел, — кивнул головой Лежнев. — Не буду тебя отвлекать. А к вечеру, может, опять заскочу если раньше не уеду по делам…
Лежнев ушел. Макс поговорив по телефону положил трубку, ему захотелось домой. Не покидала надежда, что Настя уже там и ждет его… Но он уже много раз звонил на квартиру и знал, что не ждет. Вот бы, придя домой, увидеть сияющую от чистоты квартиру почувствовать чудесный запах Настиных духов, когда она бросится ему на шею. Но пока было лишь отвратительное чувство ожидания чего-то очень плохого, и вновь начала исподволь подкрадываться головная боль.
Это были уже давно забытые ощущения. Удивительно, но голова у него перестала болеть с того самого дня, как он встретил Настю. Макс тогда поверил в свое чудесное исцеление, решительно выгреб из холодильника все упаковки с лекарством и с чувством глубокого удовлетворения отправил их в мусорную корзину. Но голова болела еще не сильно. Макс начал подумывать о том, что хорошо бы немного развеяться, прогуляться пешком. Впрочем, стоило ему бросить взгляд за окно, как выходить на улицу тут же расхотелось. Там опять накрапывал дождь. Мысль о Насте неотвязно преследовала его, скреблась в висках вперемежку с болью, не давая сосредоточиться на текущих делах. А работать еще долго. И уйти сегодня пораньше невозможно.
Услышав телефонный звонок, Макс покрылся холодным потом. Звонок остановил его в дверях кабинета в конце рабочего дня. В два прыжка Макс оказался возле стола, трясущейся рукой поднял трубку и сказал хриплым голосом:
— Алло…
Ответом ему была гробовая тишина. Он хотел уже повесить трубку, когда какой-то очень неприятный голос ледяным тоном отчетливо произнес:
— В полночь жди по этому номеру. Тебе позвонят.
После этого раздались короткие гудки. Все!
За окнами кабинета наступили сумерки, а потом совсем стемнело. Макс ждал. Он выключил верхнее освещение, погасил настольную лампу, и кабинет погрузился во тьму. Теперь единственный свет, который сюда проникал, шел с улицы от окна. Время как бы остановилось, он специально не смотрел на часы. Счетчиком бегущих секунд и минут теперь ему служил светофор, установленный на ближайшем перекрестке, слабый отсвет которого он видел отражающимся в оконной раме. Через равные промежутки светофор переключался с красного на желтый, потом на зеленый, и снова назад по замкнутому циклу, к красному. Макс сообразил, что наступила полночь, когда светофор устойчиво начал мигать только желтым светом. Он откинулся в кресле и посмотрел на потолок. Желтый, пауза, желтый, пауза, желтый…
И тут зазвонил телефон.
— Твоя девочка у нас, — услышал он голос, доносившийся сюда словно из космоса.
Макс облизал сразу пересохшие губы, спросил, стараясь говорить спокойно:
