Под конец утра Матильда, жена Вейджила, отвела меня в сторонку и заговорила прямо. Я стала яблоком раздора. Между двумя холостыми мужчинами, ни один из которых мне не нравился, случилась драка. Вообще-то, я проявляла максимум осторожности — зная ситуацию — и не выказывала благосклонности ни одному из них, стараясь проводить как можно больше времени среди женщин. Но уже сам тот факт, что я не делала выбора, становился причиной конфликта. На благо всей колонии, такое не должно повториться. Я должна сделать выбор, и немедленно.

То, что она рассуждает здраво, и что это на благо всей группы, я отрицать не могла. Но то, что меня заставляют это сделать… Мое внутреннее возмущение было столь велико, что я бегом покинула убежище и направилась в тихий город. Куда я иду, значения не имело. Я шла сначала под одной улице, потом по другой. Пятеро холостых мужчин, и ни к одному из них меня совершенно не тянуло. Я не чувствовала себя частью колонии. Мне не хотелось связывать с ними свое будущее.

Я остановилась в саду дома, который когда-то был домом коменданта Пизкова. Цветущая растительность давно уже вышла из бортов клумбы, в которую ее посадили. Все слабое изгнано из существования, а плодородное и крепкое процветало. Здесь происходила борьба за жизнь, и у них я получила урок. Здесь было прекрасно и умиротворенно. Жаль, я не могла остаться в этом месте, забыв все, что ждало меня за этими полуоткрытыми воротами.

Меня вернуло к действительности позвякивание металла. Вздрогнув, я подумала, что, может быть, меня выследил один из моих настырных ухажеров. Но здесь стоял Косгро.

На нем была униформа со склада. Позвякивали его космические ботинки с магнитными пластинами. Но костюм не совсем подходил ему по размеру, а руки были красными и с мозолями от того, что он сейчас много работал.

— Я видел, как ты пришла — по визио корабля, — сказал он почти обвинительным тоном. — Корабль готов к полету.

— Они будут в восторге.

— Они об этом не знают. Думают, у меня еще день-два.

— Почему?

Он не ответил. Вместо этого он подошел ко мне. Его натруженные руки легли мне на плечи так крепко, что стало больно, и все же я была этому рада. Он притянул меня к себе, очень близко. Потом посмотрел мне прямо в глаза, и я поняла: нам больше не нужны слова — вот то, чего я так искала, что мне было так нужно.

— Поедешь. — Это не был вопрос, но я все-таки ответила.

— Да! — И потом спросила: — Когда?

— Сейчас. У меня на борту есть припасы. Благодаря Кьюри.

— Он надеется поехать?

Косгро покачал головой.

— Я не давал таких обещаний. Но кое-что я возьму с собой. Я возьму с собой их послание. Это я сделал бы в любом случае. И, Килда, я не знаю, что нас там ждет. Если мы полетим в такой абсолютный хаос, о котором подозревает Вейджил, то это может оказаться намного хуже, чем все, что ты себе способна представить.

— Хуже серого мира ничего быть не может.

— Нельзя забрать с собой детей.

— Да. Но они сами выбрали свой путь. Оомарк здесь счастлив. Думаю, Бартаре тоже будет счастлива. Она освободилась от своей наводящей ужас спутницы, которая толкала ее на другой путь.

— А вот ты нашла спутника — ну может, не совсем ужасного. И я буду принуждать тебя…

Я приложила пальцы к его губам.

— Ты меня ни к чему не принуждаешь. Я тоже сделала свой выбор. Куда пойдешь ты, пойду и я, даже на край звездного неба.

И мы проскользнули через необитаемый город к кораблю. Джорс привел меня в жилище, которое было для него действительно единственным домом, которое вскоре станет домом и для меня тоже. Я с радостью променяла безопасность Дилана на неизвестность, ждущую впереди нас обоих.

Мне приходилось слышать, будто ленты Зексро хранятся вечно. Но даже следующее поколение может не найти ничего интересного в нашем рассказе. Из нас самих только Дайнан и, может, Гита, которая сейчас работает в хранилище инопланетных записей, в состоянии продолжить эту историю нашего времени. Мы теперь используем наш ридер только для поисков необходимой технической информации: никто не знает, насколько хватит его энергии. Поэтому моя лента может долго пролежать нетронутой, если только спустя века в иных мирах не вспомнят о нашей колонии и не заинтересуются её судьбой или же здесь вырастут новые поколения, способные восстановить давно заглохшие механизмы. Итак, моя запись может оказаться бесполезной: за три года наше маленькое общество далеко продвинулось от цивилизации к варварству. Тем не менее каждый вечер я час посвящал записям, используя помощь всех остальных: даже дети многое могут добавить. Это рассказ об угрюмом дудочнике Гриссе Лугарде, который спас горстку соплеменников, чтобы настоящие люди не исчезли из мира, который он любил. Но мы, те, которых он спас, в сущности так мало о нём знаем, что в записи речь пойдёт больше о наших делах и поступках, а также о его смерти. Бельтан — единственная планета в секторе Скорпиона, никогда не предназначавшаяся для обычного заселения; она сразу была организована как экспериментальная биологическая станция. Её климат пригоден для людей, но на планете не было разумной жизни, вообще не было высокоорганизованных живых существ. Два покрытых богатой растительностью материка разделяют широкие моря. Восточный материк оставили для туземной жизни. Заповедники, посёлки и фермы разместились на западном континенте вокруг единственного космопорта. Как часть Конфедерации Бельтан просуществовал около ста лет, до начала войны Четырёх Секторов. Эта война длилась десять лет. Лугард считал эту войну началом конца нашей расы и её владычества в космосе. Время от времени возникают звёздные империи, конфедерации, другие объединения. Потом они становятся слишком большими, или старыми, или же разрываются изнутри. И лопаются, как наполненный воздухом шаролист, если его проткнуть шипом; остаётся лишь увядшая оболочка. Впрочем, жители Бельтана приветствовали окончание военных действий с надеждой на новое начало, возврат золотого века «до войны», о котором молодое поколение знало лишь понаслышке. Может, старшие и чувствовали правду, но отворачивались от неё, как человек, прячущийся от холодного зимнего ветра. Иногда лучше не знать, что тебя ждёт за углом. Население Бельтана и раньше было невелико, в основном специалисты и члены их семей, к тому же многие были призваны на военную службу, а из сотен улетевших вернулась горсточка. Моего отца среди вернувшихся не было.

Мы, Коллисы, происходим от первопоселенцев, но, в отличие от других, мой дед был не техником и не биологом — он командовал силами безопасности. Поэтому с самого начала наша семья была обособлена от общества из-за различия интересов. Возможно, моему отцу не хватало честолюбия. Молодым человеком он улетел с Бельтана и прошёл курс подготовки для патрульной службы. Но не старался продвинуться. Наоборот, предпочёл вернуться, надеясь в своё время, как и его отец, получить пост командующего силами безопасности. Только начавшаяся война и призыв всех пригодных к службе оторвали его от родной планеты. Я, несомненно, последовал бы его примеру, но в течение десяти лет мы были изолированы от космоса, это меня и задержало. Моя мама, дочь техника, умерла ещё до того, как отец улетел со своим отрядом; с тех пор я жил в семье Аренсов. Имберт Аренс, глава станции Кинвет, был двоюродным братом моей матери и единственным моим родственником на Бельтане. Серьёзный человек, добивавшийся результатов скорее благодаря терпению и упорству, чем уму. Вообще он подозрительно относился к неортодоксальным решениям и ссылкам на «интуицию» со стороны своих подчинённых, хотя — надо отдать ему должное — ограничивался лёгким неодобрением и никак не препятствовал их поискам. Его жена Ранальда, истинный гений в своей области, терпимостью не отличалась. Мы редко её видели: она занималась какой-то закрытой темой. Очень рано всё домашнее хозяйство легло на Аннет, на год моложе меня. Была ещё младшая сестра Гита; обычно её видели с информационными лентами в руках; она столь же мало интересовалась домом, как и её мать. Должно быть, узкая специализация, становившаяся всё более и более необходимой по мере продвижения человека в космос, привела нас, так сказать, к мутации. Хотя наиболее поражённые ею люди возражали бы особенно яростно. Мне настоятельно советовали выбрать какую-нибудь нужную для станции профессию, но все они мне не нравились. В конце концов я стал готовиться к профессии рейнджера — Аренс считал, что это занятие мне подходит, — но тут война, которая, впрочем, впрямую нас не затрагивала, подошла к мрачному концу. Победы не достигла ни одна из сторон, противники расходились в крайнем изнеможении. Затем начались бесконечные «мирные переговоры». Больше всего нас тревожило, что Бельтан оказался забыт основавшим его союзом. Если бы задолго до этого мы не перешли на самоснабжение и наша планета не смогла бы кормить и одевать нас, положение стало бы отчаянным. Торговля и связь с внешним миром и так сократились до одного корабля в два года в последний период войны, да и то два срока корабль пропустил. А когда он наконец прибыл, мы обнаружили, что это второсортный «грузовик», доставивший горстку участников войны. Ветераны оказались слепыми и хромыми, как говорится, — отбросы военной машины. Среди них был и Грисс Лугард. Первый помощник отца, он играл важную роль в моём детстве, но я не узнал спускающегося по трапу хромого человека с небольшой дорожной сумкой, казавшейся слишком тяжёлой для его худых рук; вес сумки как будто клонил его набок и добавлял неуверенности в походке. Проходя мимо, он взглянул на меня, уронил сумку, поднял руку; рот на частично восстановленном (выдавала слишком гладкая кожа) лице перекосился.