Ответил ему Икиуи. Он с благоговением посматривал на

Андаса при свете факела и, когда заговорил, знаком поприветствовал его.

— Повелитель, этой ночью в лесу по меньшей мере четыре таких. Все теплокровные животные бегут от них. Они разогнали дичь.

— А ты знаешь, откуда они пришли?

— Только одно — они двигались с востока. И они никогда не сворачивают — только для того, чтобы кормиться. Думаю, ими управляют.

— Как это?

— Они спугнули водяного лоффина, и тот побежал от них на восток. Один из бродяг бросился на них. Я... — Тут Икиуи поднес руки к голове, как при воспоминании о боли. — У меня заболела голова. Бродяга затормозил и закричал, словно бы в гневе, а потом перестал преследовать лоффина и вернулся на прежнюю дорогу.

— Откуда ты видел это?

— Сверху, с ветвей. За мной они не могли бы гнаться, но в одном месте невозможно было перебраться по веткам. И, когда я спустился на землю, они начали на меня охоту.

— Как будто увидели тебя и решили с тобой покончить? Вверху не было скиммера?

— Нет. А даже если бы был, то сквозь листву ничего не видно. Если и был шпион, то не над лесом, а ближе.

— Действительно ближе. — Йолиос все еще зажимал руками рот, и речь его звучала странно. — Принц, на эту тварь неприятно смотреть, но я посоветовал бы осмотреть ее внимательнее. Мне кажется, я что-то заметил... хотя, возможно, был не в состоянии смотреть как следует.

Меньше всего Андасу хотелось снова приближаться к убитой твари, но он понимал разумность предложения Йолиоса. И поэтому неохотно начал снускаться. Кай-Каус нес за ним факел. Саларикиец по приказу Андаса остался наверху: второе такое испытание было ему не под силу.

Жирная туша по-прежнему лежала свернувшись клубком, но теперь не таким тугим. Андас взял у Кай-Кауса факел и заставил себя внимательно рассмотреть животное, хотя ему приходилось бороться с тошнотой.

Факел осветил на круглом теле место за головой. К счастью, голова чуть откинулась и повернулась мордой вниз, так что можно было на нее не смотреть. Принц обратился к Кай-Каусу:

— Держи факел и дай нож!

Потребовалась вся решительность, чтобы ножом вырезать то, что было вживлено в зловонную плоть. Андас не выдержал; он лихорадочно рубил и рвал и наконец вытащил окровавленный грязный прибор, от которого в тело твари уходили провода.

Бросив добычу на землю, принц листьями и травой попытался вытереть ее. Предстояло взять прибор с собой, хотя от мысли о прикосновении к нему все тело охватывала дрожь. Но он не мог просить Кай-Кауса сделать это за него.

Наконец он умудрился обернуть прибор листьями и отнести в древесную крепость. Там его положили на пол. Прибор оказался сложным механизмом, вероятно, электронным. Знаний в этой области Андасу явно не хватало. Он вопросительно взглянул на Йолиоса, но саларикиец сделал отрицательный жест.

— Я не тех, принц. Но я бы сказал, что штука не простая. Несомненно, именно с ее помощью контролировали тварь.

— Может, это наемники? — спросил Андас.

— Скорее Несси, — ответила Шара. — Но едва ли такая технология возможна сейчас, когда империя лежит в руинах. Ведь это продукт высокоспециализированного производства. У нас не осталось ни фабрик, ни лабораторий. И не думаю, что они есть на горе Драк, — там все настроено на войну.

— А в долине Костей? — Андас трогал коробочку острием ножа, стараясь не прикасаться к ней руками.

Он слышал, как у остальных перехватило дыхание. Нельзя было открыто упоминать это название. Он нарушил строжайшее табу, словно выкрикнул непристойность в почетном месте.

— Кидайя — родня Старухе, — медленно заговорил он, и его слова звучали не вопросительно, а утвердительно. В то же время он следил за Шарой, чтобы точно знать — он не допускает ошибки. — Возможно, это она свела Несси и свою хозяйку. А какое место подходит для их проклятых экспериментов лучше, чем долина? Я начинаю думать, что главная угроза исходит не от горы Драк, а с другого направления.

— Повелитель, — заговорил Кай-Каус, — мы не можем выступить против Старухи...

— Так нас всегда учили, — согласился Андас. — И учили не зря. Старуха — женщина, а у женщин есть тайны, недоступные мужчинам. Но если эти тайны бросают тень на нашу землю, надо сделать то, что в свое время сделал Ахмеду, — перенести войну в сердце врага.

Он по-прежнему смотрел на коробочку, которая могла значить так много, но заметил, что все, кроме Йолиоса, отступили от него на шаг или два. Как ни верны они были делу императора, могло оказаться, что в этом они его не поддержат. Однако в глубине души он уже понимал, что прав: войну разожгли в крепости, где закрепились инопланетяне, но дров в этот огонь подбрасывают слабости его народа, то, что его люди слишком привержены обьиаям, слишком боятся отойти от того, чему их учили.

У его народа всегда была заметна сильная склонность к мистике. У одних она воплощалась в традиционных верованиях, другие углублялись в философию, в эксперименты со сверхчувственным. А третьи выбирали более темные пути, вроде поклонения Старухе или исследований Несси. И в нем это тоже было — именно поэтому он так реагировал на кольцо, отобранное у Абены.

Но если он намерен дать бой, нужно забыть о своих верованиях и страхах. Люди, доведенные до крайности, изголодавшиеся, как эти лесные жители или Шара, возможно, не найдут в себе достаточно сил, чтобы разорвать эти старые узы. И станут легкой добычей таких дьявольских изобретений, как эти бродяги.

Но он не совсем такой, как они. К тому же с ним Йолиос, совсем не такой, как они, — поэтому у него будет шанс. Однако может получиться и так, что пытаться использовать этот шанс ему придется в одиночестве.

Андас бросил нож. Он порылся в своем комбинезоне и достал ключ. При свете факела ключ казался красным. Принц зажал его в правой руке. А левой нащупал кольцо и вынул его из кармана, сжимая в кулаке и не приближая к ключу, — они все еще находились на противоположных полюсах света и тьмы, добра и зла.

И вскрикнул — холодный металл кольца больше не был холодным. Принц разжал кулак. Кольцо лежало у него на ладони и светилось, но это не был отраженный свет факела. Это был блеск жизни. Одновременно засветился и прибор, который он извлек из бродяги, — засветился и басовито загудел.

— Кольцо ясновидящей! — воскликнула Шара и отпрянула.

— Да, кольцо ясновидящей, — спокойно подтвердил Андас. — Я отобрал его у одной из служанок Старухи, когда та хотела с его помощью предать меня. Но неужели вы думаете, что я мог бы в то же время хранить и это, — он поднял ключ, чтобы все могли его ясно видеть, — если бы поддался злу, заключенному в этом кольце?

Может, лесные люди не знали, что это за ключ, но Шара поняла. Она видела, как реагировали остальные.

— Он прав, — помолчав, сказала она. — Это ключ к сердцу империи. Но носить его вместе с кольцом...

— Кольцо надлежит уничтожить. Но как это сделать, пока я не нашел место, где его можно спрятать навсегда? — возразил Андас. — Закопать в землю? Бросить в озеро? И вы думаете, оно не притянет к себе тех, кто на него настроен? К тому же оно, возможно, пригодится нам...

— Посмотрите на него! — Шара ни на миг не отрывалась от кольца. Андас взглянул.

В молочно-белой оправе сгущался какой-то клубок цвета — что-то происходило! Но он ничего не делал, чтобы вызвать... Андас поместил ключ между собой и кольцом как защиту — единственную, о какой подумал.

— Назад, — приказал он, — подальше от этой линии.

Все охотно повиновались, словно он держал в руке живой огнемет, способный выпустить уничтожающую струю.

— Выбрось его! — крикнула Шара. — Повелитель, не используй вещи дьяволицы!

Все инстинкты Андаса были согласны с нею. Но он взял себя в руки, подавил желание отшвырнуть кольцо и продолжал держать его. В этот миг оно вступило в контакт с сердцем вражеских сил, а все, что он мог бы узнать, дало бы им преимущество. Однако он повернул светящееся кольцо так, чтобы не видеть оправы, и нацелил его на прибор, извлеченный из твари.