Упавшие на меня цветы так и висели, приклеившись к моей коже. А мне и не хотелось отряхивать их — их аромат и нежное прикосновение к телу были очень приятны.

А раз подъем был не таким тяжелым, как спуск, то и времени он занял меньше, что меня ободрило. Добравшись к краю и перемахнув через него, я с энтузиазмом старалась придумать, как нам всем спуститься к роще. Для меня она была идеальным прибежищем для отдыха и восстановления сил.

Когда я добралась до вершины, туман начинал рассеиваться. Бартаре лежала все там же, очевидно, в таком же глубоком сне, как и раньше. Неподалеку Оомарк сидел на корточках, будто играл в часового. Косгро сидел рядом с девочкой; плечи его ссутулились, руки свисали между колен — весь его вид выражал полное истощение.

Он поднял голову, глядя, как я триумфально размахиваю веткой в воздухе.

— Нужно как-то спуститься, — сказала я ему. — Там целая роща заметуса. И…

Из-за того, что я размахивала веткой, несколько лепестков, приставших к моей коже, наконец оторвались. Они парили в воздухе, пара из них упали на Бартаре — на лицо и грудь.

Впервые она шелохнулась — не просто шелохнулась, а пришла в себя с проворностью спавшего человека, разбуженного опасностью. Ее руки отряхивали лицо. Мы были так напуганы, что застыли как вкопанные. Ведь она так долго была более или менее неодушевленной частью нашей группы, что мы почти уже начали воспринимать ее именно такой.

Косгро бросился к ней, но слишком поздно. Она ускользнула от него с безрассудной скоростью животного, бегущего от погони. Лепесток с ее лица пристал к пальцам. Она закричала, ударила рукой о тело, будто ей нужно было во что бы то ни стало отряхнуть с себя что-то мучительное.

— Бартаре! — Я сделала шаг вперед; подняв вверх руку останавливающим жестом, будто видя во мне ужасное чудовище, она издала крик, от которого я замерла.

Может, Косгро тогда и схватил бы ее, если бы Оомарк не оказался у него на пути. Мужчина столкнулся с мальчиком, споткнулся и какое-то время старался удержаться на ногах. Бартаре, наконец встав на ноги, бросила на нас последний взгляд ужаса и вызова и бросилась бежать — туда, в туман, подальше от края обрыва, в неизвестность.

Не думая ни о чем, я рванула за ней.

И только когда оказалась окружена туманом, поняла все свое безрассудство, ведь теперь все мы, наверное, будем слепо бродить в тщетной надежде встретиться. Мы можем закричать, и, возможно, так установим контакт — но этот шум несомненно привлечет внимание и тех, с кем мы не хотели или не осмелились бы встретиться.

Как только я осознала всю серьезность своей ошибки, то остановилась и начала слушать. Мне был слышен глухой стук ног о камень — Бартаре. Но стоило шелохнуться — и звук исчез. Так что я не решилась принять его за ориентир. Я взглянула на ветку заметуса. К ней меня привел корень. А теперь, не приведет ли меня заметус к Бартаре? Только-только мне в голову пришла эта мысль, как ветка повернулась в моей руке, и двойным грузом цветов ее развилка указала направление. И я не сомневалась — это не я ее повернула. У меня не было иного выхода, как последовать за проводником.

Я поступила, как мне наказывал Косгро, когда мы искали с помощью дороги Оомарка: сосредоточилась на лице девочки и дала заметусу указать мне путь. И он повел меня, уводя от обрыва.

И еще раз я прошла от камня к песчаному почвенному склону; взлохмаченные низкорослые кусты прорывались из тумана, который затем снова их заглатывал. Я часто останавливалась и слушала. Но если Бартаре все еще бежала, то уже намного обогнала меня. Я не могла разобрать этот слабый топот ног. Нет, его я не слышала. Но были другие звуки, явственно убеждавшие, что я не одна в этом лабиринте. Кто-то сновал вперед-назад по своим собственным делам.

Я похолодела при мысли о том, что Бартаре столкнется лицом к лицу с каким-нибудь местным чудовищем. Сможет ли девочка позвать на помощь свою Леди, я точно не знала. И вполне возможно, мне придется столкнуться с ними обеими, когда я ее найду. Но я не позволяла таким мыслям сейчас меня запугивать.

Потом я почувствовала, что кто-то зовет — но не в полный голос; скорее это была вибрация, пронизывающая воздух. А так как ветка указывала в этом направлении, я решила, что Бартаре зовет на помощь. Земля передо мной неожиданно стала сырой и размякла, а трава и мох, которые прикрывали ее, оказались скользкими, так что я поскользнулась и упала.

Я завершила путешествие, уткнувшись в один из покрытых дерном холмов, с силой врезавшись в него, и, услышав напряженный смех, взглянула наверх. Бартаре опустилась на колени у гребня холма и смотрела на меня с удовлетворением человека, который видит врага в затруднении. Потом подняла руку и подала сигнал кому-то, кого мне не было видно; она отчетливо позвала:

— Подойти и насыться, бегущий в темноте!

Это предупреждение было преднамеренно запоздалым: я еще даже не встала на ноги, хотя была уже на коленях, когда эта тень стала ужасающе отчетливой. Шак или другой монстр-близнец. Пуская слюну, он устремился ко мне ужасно мрачно и тихо; между верхней и нижней челюстью показались клыки.

— Ешь! Ешь! — В пронзительном голосе Бартаре не было уже ничего человеческого. Потом она добавила: — Последняя благодарность тебе, Килда. Хоть раз в жизни от тебя будет польза. Поиграй с Шаком, и он забудет обо мне.

Все еще стоя на коленях, я подняла ветку с цветами и ткнула ею в сторону Шака.

— Шак, — я вложила в голос всю силу, на какую была способна.

Чудовище остановилось так резко, что его аж занесло — когти продавили в земле борозды, пока оно старалось затормозить, не наткнувшись на меня. Тогда я воспользовалась веткой как хлыстом, ударив его. Шак попытался уклониться, но цветы попали ему по голове и плечу.

Он отпрыгнул назад, рыча и сильно кашляя. Монстр припал на живот к земле, стараясь подкрасться ко мне под другим углом. Но и к этому я была готова.

— Шак, — я взяла инициативу в свои руки, сделав шаг вперед к распластавшемуся чудовищу, помахивая веткой над его головой. Он задом полз по земле от меня, пока, наконец, запрокинув голову, не издал такой мощный вой, что в ушах зазвенело от диссонанса. Потом в мгновение ока исчез в тумане.

Я что есть духу взбежала на холм. Бартаре перешла на другую его сторону и стояла у подножия. Очевидно, она была в раздумьях, и только потому не убежала в неизвестное. Не успела она и пальцем шевельнуть, как я сбежала вниз и схватила ее запястье мертвой хваткой.

Она вырывалась, не чтобы убежать, но пытаясь освободиться. Было ясно, что она до смерти боится малейшего прикосновения ветки. И хотя она упиралась на каждом шагу, я тащила ее с собой — холм оставался слева от меня — ожидая любого нападения из тумана. Так мы и пробрались в обход к другой стороне холма, с которой я сюда прибежала.

Бартаре была со мной, и мне подумалось, я смогу держать ее пленницей, хотя бы какое-то время. Но сможем ли мы теперь вообще когда-нибудь найти остальных, я не была уверена. А возможность того, что мы действительно потерялись, была еще одним осложнением. Сопротивление Бартаре не прекращалось, и наконец я яростно прикрикнула на нее.

— Будешь шуметь, я вот что использую! — я помахала веткой у нее перед лицом, и она тут же отступила от нее, насколько могла.

Я была в таком состоянии — между страхом, что вернется Шак, и возможно, с подкреплением, и опасением, что я потеряла Косгро и Оомарка — что действительно выполнила бы угрозу. Должно быть, она прочла решительность на моем лице, потому что ее боевой дух сразу же угас.

— Ты не понимаешь, что делаешь! — Она снова говорила недетским голосом. — Этим ты можешь уничтожить меня!

— Но и ты хотела уничтожить нас, — напомнила я ей. — Разве ты не это хотела сделать в том городе?

Она послала мне один из тех хитрых взглядов исподлобья, которые исходили и от Оомарка, когда он сильнее всего отстранялся от своего человеческого «я» — только еще отчужденнее, — который снова охладил меня.