— А почему костров нет впереди, на западе?

— Не знаю, — ответил Андухар. — И Шеэтта тоже не знает.

— Ты думаешь, это ловушка? — допытывался Сьенфуэгос. — Может, нас туда заманивают?

— Понятия не имею, — честно признался андалузец. — Но ясно, что в любом другом направлении нас совершенно точно будут ждать.

Когда они спросили у навахо, что он думает по этому поводу, тот глубоко задумался. Похоже, он и сам не был уверен в ответе.

— Мне доводилось слышать о мертвой земле, покрытой солью. Не знаю, где именно она находится, но если предположить, что впереди, на западе, то вполне понятно, почему в той стороне нет костров: никому и в голову не приходит, что мы можем направиться туда.

— Ты имеешь в виду пустыню? — спросил Андухар.

— Нет! — поспешно ответил тот. — Здесь много пустынь. И команчам, и апачам, и даже сиу, как и нам, навахо, неоднократно доводилось их пересекать, и мы знаем, как выжить в этих условиях. Но, насколько мне известно, мертвая земля — совершенно особенная. Пустыня пустынь.

— Но ты ведь тоже не знаешь, что нас ждет впереди?

Тот молча покачал головой; Сильвестре Андухар, переведя канарцу его слова, спросил:

— Ну, как ты считаешь?

— Могу только порадоваться, что в очередной раз придется выбирать между плохим и очень плохим, — проворчал Сьенфуэгос. — Выбор всегда один: либо ты поимеешь, либо поимеют тебя.

— Послушай, сейчас не время, чтобы разглагольствовать и путать нас своей дешевой философией, — заметил Андухар — Сейчас нужно решить, что делать. Так что выбираем?

Сидящий на камне Сьенфуэгос оглянулся, задумчиво глядя на дымящие вдалеке костры, и решительно указал на запад.

— Такое впечатление, что там, внизу, лежит большая равнина, — сказал он наконец. — А если она совсем плоская, мы сможем снова определять путь по звездам, которые так помогали в прериях.

— То есть будем идти по ночам, а днем прятаться?

— Ну да! Горы не заслонят звезды, как только они появятся над горизонтом, их будет прекрасно видно и мы не собьемся с пути.

— И ты действительно веришь, что там, на западе, есть что-то еще? — спросил Андухар. — Порой мне в голову приходят печальные мысли, что эти чертовы горы никогда не кончатся.

— Я тебя умоляю! Только не начинай опять свою волынку: если адмирал был прав, то скоро мы доберемся до Китая, а если прав ты, то перед нами предстанет пропасть, за которой кончается мир.

— А если мир кончается как раз там, где находится «мертвая земля», о которой говорит Шеэтта?

— Вот доберемся туда, тогда и будем ломать голову, — ответил канарец бесстрастным тоном и добавил: — Но ясно одно — мы не можем позволить себе всю жизнь задаваться вопросами, куда мы идем и что ждет в конце пути. Мы можем лишь это идти вперед и уповать на Господа, который, надеюсь, когда-нибудь все же о нас вспомнит.

— Порой мне кажется, что Господь и сам не знает, что на свете существует подобное место, — заметил Сильвестре Андухар. — А даже если и знает, то давно о нем забыл. Я никогда даже не предполагал, что на свете может существовать что-то настолько огромное. — Немного помолчав, он добавил: — Порой я думаю, что Земля даже не плоская; она просто бесконечна. На одном участке, быть может, и впрямь обитают желтые люди, на другом — белые, где-то еще — черные, здесь вот — красные, а где-то еще дальше на западе живут какие-нибудь зеленые или синие люди. Одним словом, любого цвета и на любой вкус, почему бы и нет?

Сьенфуэгос в ответ лишь пожал плечами, давая понять, что ему это совершенно безразлично, он уже устал выслушивать бредовые теории.

— Вот и я говорю: почему бы и нет? — ответил он, устало махнув рукой. — В любом случае, наша задача — двигаться дальше на запад, стараясь сохранить свою шкуру, какого бы цвета она ни была. — После этих слов он мотнул головой в сторону девочку, которая тут же села у его ног, и с улыбкой добавил: — Вот мало мне было забот, так нет же, теперь в меня вцепился этот клещ с косами и не отстает ни днем, не ночью.

— Кстати, ты так и не дал ей имени?

— Как насчет Вошь?

— Ну не будь такой сволочью! — возмутился Андухар. — Что тебе сделало это бедное создание?

— Ничего, но согласись, это имя ей очень подходит, — Сьенфуэгос помолчал несколько секунд, и вдруг воскликнул, словно ему в голову пришла великолепная мысль: — А ведь мы можем называть ее Ман Давош! Красивое имя, изысканное и звучное! Ман Давош! в конце концов, никто в этих местах понятия не имеет, что такое лобковая вошь. Ты видел здесь хоть одну?

Сильвестре Андухар крепко задумался, а потом покачал головой.

— А ведь и правда: ни одной не видел, хотя у меня было немало возможностей рассмотреть их лобки. Но даже если и так: мне кажется, это все же неуважительно по отношению к будущей супруге. Ну как ты будешь объяснять знакомым, что женат на лобковой вошке?

По правде говоря, он уже и сам склонялся к мысли, что сомнительное прозвище Вошь или даже Ман Давош не слишком подходит этой девочке с живым и непосредственным характером, невероятной ловкостью и способностью взбираться на самые высокие деревья, где она искусно пряталась среди ветвей. А потому канарец решил дать ей более подходящее имя — Белка.

Поначалу они с андалузцем беспокоились, что столь хрупкое создание то и дело будет падать в обмороки, чем доставит им немало хлопот. Однако очень скоро они поняли, что ошиблись.

На самом деле Белка была словно создана из стали, обладая чрезвычайной жизненной силой — любой взрослый утомился бы, пытаясь следовать за ней. Но при этом она была женщиной, прекрасно осознающей свое предназначение.

Особенности ее расы, а главное, долгое прозябание в положении рабыни, когда она вряд ли смогла бы выжить, если бы не потрясающее чутье, породили в итоге совершенно удивительное создание, обладающее зрением орла, слухом ягуара, чутьем ищейки и хитростью лисы.

Она засыпала всегда последней, а просыпалась с первыми лучами зари и, прежде чем другие продирали глаза, успевала оглядеть окрестности и убедиться, что поблизости не притаился враг.

Отец, знающий её как никто другой, всегда спокойно отпускал девочку на разведку, поскольку она могла почуять присутствие врага задолго до того, как тот заметит бродящую поблизости неуловимую тень.

В столь безобидном с виду существе как раз и таилась настоящая опасность.

Когда Сильвестре Андухар впервые увидел, как девочка взобралась на вершину раскидистой сосны, то не смог удержаться от едкого замечания:

— Если когда-нибудь у вас и впрямь появятся дети, это будет помесь обезьяны, козы и белки. Девчонка просто сумасшедшая!

Была ли эта девочка сумасшедшей или нет, но она твердо решила доказать рыжему гиганту-полубогу, что очень скоро станет не только страстной и нежной любовницей, но и надежной и верной подругой, способной взять на себя ответственность за семью и разделить все тяготы и невзгоды, что встретятся на пути.

Именно Белка первая обнаружила, что их преследуют. Однажды, вернувшись с лучами рассвета из очередной вылазки, во время которой она взобралась на дерево и огляделась, девочка растопырила пальцы обеих ладоней и указала на северо-восток.

— Они спускаются вниз по склону, — перевел ее слова андалузец. — Их больше, чем пальцев у нее на руках. — По ее расчетам, они доберутся сюда часа через три.

— Думаешь, они знают, где мы? — спросил канарец.

— Надеюсь, что нет, но возможно, подозревают, что мы где-то неподалеку, ведь это наш единственный выход.

— А что об этом думает Шеэтта?

— Он полностью полагается на силу твоих «громов». Как и она, — андалузец указал на девушку.

— Буду признателен, если ты сможешь им объяснить, что не стоит так уж полагаться на мои «громы». Одно дело — поджечь соломенную крышу хижины или кукурузное поле, и совсем другое — столкнуться лицом к лицу с отрядом вооруженных воинов. Сколько их может быть?

— Я уже говорил, они умеют считать лишь пальцы на руках, а всё, что больше, для них просто «много».