6. «За гордость давнюю, за одинокий сон…» За гордость давнюю, за одинокий сон, Мне отомщение: я навсегда влюблен. За эту тайну тайн, открывшуюся мне, Мне отомщение: я навсегда в огне. И так бессмысленно о будущем гадать: Я все равно, пойми, не в силах проиграть, Мне все равно, пойми, со мной ты или нет: Я слышу трубный звук, я вижу вечный свет. 1927 Вечная память — Скажи, ты помнишь ли Россию На берегах восьми морей, В кольце тяжелых кораблей? Скажи, ты помнишь ли Россию? — Я помню, помню… Я из тех, В ком память змием шевелится, Кому простится смертный грех И лишь забвенье не простится, Из тех, в ком дрожь не отошла, В ком память совести прочнее. К погосту дальнему вела Зеленокудрая аллея. И на погосте, где сирень, Где летний день бывал так жарок, Звенел порою в летний день Венок фарфоровых фиалок И металлических гвоздик, Железных, ломаных, линючих, А роз живых, но роз колючих Был куст так ароматно дик Между фиалок и гвоздик. Венок железный тихо звякал, И кто-то шел по мхам могил, И кто-то шел, и кто-то плакал И сам с собою говорил: “Прощай, прощай, моя родная, И незабвенная моя!” И подступали зеленя К ограде, нежась и сверкая. Наденьте, годы, на меня Нетленной памяти вериги. Был дом просторный, люди, книги, Свет оплывающего дня. Об одиночестве, о воле, То с упоеньем, то с тоской, О тайной дружбе в шумной школе Мечта являлась за мечтой, Стремилась ласточкой живой. Когда закат, немного грубый, Расстелется за тем окном, И розовым вдруг станет дом, Шепнут младенческие губы Два имени, что за собой Ведут, как рог горниста, в бой. Два имени. И молчаливо Возникнут страшных два конца: Тот труп в ненастье, у обрыва, Тот снег, у смуглого лица. И встанут две за ними тени, Два призрака, истлевших без Прощений, без успокоений — Скажи: Мартынов и Дантес. Любило слишком сердце наше Глухой простор былых дорог, И медяки в долбленой чаше, И нищий взгляд: помилуй Бог! Дорога пылью облачится, Слепой высоко запоет, На мальчика облокотится И вслед за мальчиком пойдет. За кладбищем, за старым домом Пройдут они своим путем, Тысячеверстным, но знакомым… Там, может быть, и мы пройдем. В осенний вечер слишком рано Темнеет. Сядем у костра. В дыму соснового тумана Мы будем слушать до утра О смерти дикое сказанье, О жизни долгое молчанье, И донесет издалека Нам ветер, чрез поля и кручи, Неотвратимый, неминучий Скрип надмогильного венка. Я слышу: гнется крест огромный, Я слышу: стонет ржавый гвоздь, И ветер, всероссийский гость, Летит по всей России темной, Метет фиалок черепки, Гвоздик былые лепестки, Что нам, в неотошедшей дрожи Сицилианских роз милей, Альпийской лилии дороже, — В нас память совести прочней. 1927  «Пускай блаженство переходит в боль…»
Пускай блаженство переходит в боль, Пускай любовь прейдет в измены, Пусть от разбрызганной прибрежной пены Останется на камнях только соль, И над крестом возлюбленной могилы, Где черви точат мертвые глаза, Кощунственно не раз пройдет гроза, Тревожа мертвеца полночной силой. Пусть будет так. Но жизнь хотела быть Величественной, женственной и ясной, И не могу смириться и забыть Ее рассвет пророчески-прекрасный. Париж, 1930 «Припомни день вчерашний…» Припомни день вчерашний, — Счастливые года! От молодости нашей Ни тени, ни следа… Но мы еще живучи, И можем повторить Тот шквал, тот неминучий, Что удалось прожить. А помнишь, как, бывало, Мы разбивались в кровь? Начнем же все сначала, И голод, и любовь. Не говори, что силы У нас с тобой не те: Вот мир все в той же милой И дикой красоте. Пусть ты смирней и глуше, Пусть я не хороша, В бессонницу подслушай, Как плачется душа. О чем ее рыданья? Она готова вновь На вечное скитанье, На нищую любовь. 1930 Надпись на книге Если б я искал защиты От всемирного огня, Я б пришел к тебе навеки, И укрыл бы ты меня; Если б я боялся жизни, Смерти, скуки, суеты, Я б пришел к тебе навеки, И меня б утешил ты. Но, прости, я в этом мире Счастья вовсе не ищу, Я хлебнул такой отравы, Что покой не по плечу. Я хлебнул такой свободы, Что меня не приручить, И любовию до гроба Это сердце не прельстить. Не суди мои дороги, Эти темные пути! Там таких, как ты, наверно Лучших в мире, не найти. На последнее признанье, Милый друг, не отвечай, Дай мне руку на прощанье, И прощай, прощай, прощай! 1932 |
