«За эту ночь безветренную или…» За эту ночь безветренную или За эти два спокойных зимних дня, Пока с тобою мы не говорили, Тихонько вызвездила жизнь моя. А я в то время думала о малом Под жесткой полостью моих саней, Ладонь под рукавицей замерзала, И где-то путались концы вожжей. И вот смотрю: в дуге под бубенцами По-новому шевелится земля, И тряские, пустынные поля Бегут ко мне шуршащими краями. Петербург, 1921 Пятое января За ужином к приборам свечи Зажжет отец свечой одной, Необычайны будут речи, И рис, и рыба, и вино. Мой светлый праздник под Крещенье, Мое второе Рождество, — Не знаю я сопротивленья Волненью сердца моего. Петербург, 1922 Петербург Там мирный город якорь кинул И стал недвижным кораблем, Он берега кругом раздвинул И все преобразил кругом. И нынче мачты напрягают Свой упоительный задор, И в мрак глядят, и в мрак вонзают Поблескивающий узор. Не различить границ пустынных — Где улицы, где берега? Средь площадей, дворов, гостиных Один озноб, одна пурга. И я сама жила недавно На том огромном корабле, И возле мачты самой славной Ходила и ждала во мгле. О том, что мы живем на море Умела дивно забывать, Когда в пустынном коридоре Ты выходил меня встречать. Узнай теперь, как нас качало, Как билась буря о борты, Когда тебе казалось мало Молчания и тишины. Берлин, 1922 «Перед разлукой горестной и трудной…» Перед разлукой горестной и трудной Не говори, что встрече не бывать. Есть у меня таинственный и чудный Дар о себе тебе напоминать. В чужом краю, в изгнании далеком, Когда-нибудь, когда придет пора, Я повторю тебя одним намеком, Одним стихом, движением пера. А ты прочти, как мысль мне возвратила И прежние слова твои, и тень, Узнай вдали, как я преобразила Сегодняшний или вчерашний день. Какой еще для нас ты хочешь встречи? Я отдаю тебе одной строкой Твои шаги, поклоны, взгляды, речи, — А большего мне не дано тобой. Берлин, 1923 Вальс
Шарманка играет, Трещит мороз. На коврике пляшет В бубенчиках пес. А дворник окошко Открыл и кричит, Шарманщику машет, Убраться велит. Хозяин не видит — Давно он слепой, Хозяин не слышит — От вальса глухой. А пес не смеет Танец прервать: Коченеет, и дышит, И танцует опять. 1924 «От ваших сказок и рассказов…» От ваших сказок и рассказов О рукавах-окороках, О непомерных шляпах в стразах И о прозрачных веерах Воспоминанье оживает Еще не дальних детских дней, И милый образ мне кивает Далекой матери моей. Я помню талию такую, Какой теперь не встретить вам, Я помню муфту меховую, В мороз прижатую к щекам, Я помню перья шляпы зимней И черепаховый лорнет, И длинный шлейф среди гостиной, Которому возврата нет… Перед войной последних балов Был ослепителен закат, И ночью сонно и устало Ловил мой сонный детский взгляд Зеркал полночное блистанье Вокруг меня, а надо мной Серег огромных колыханье, Огнь ожерелья голубой. Меня высоко в лайке белой Крестила узкая рука, Стучали каблучки, звенела Входная дверь издалека… Я помню пышную прическу, Веселый взгляд, спокойный лик, Я помню холеных до лоску Ногтей невозмутимый блик, И платье с воротом из тюля (Четыре косточки на нем), И зонтик кружевной в июле, Вуаль на берегу морском. Такой прекрасной светлой дамой В воспоминаниях сиять Приходит нежно и упрямо От ваших разговоров мать, И впечатлений детских сумма Проходит в памяти моей: Смерть Льва Толстого, Бейлис, Дума, И карта с флагами на ней. 1925  |
