— Красиво, — сказала Нюся.
— Ничего, — согласился Валерик. — Но все-таки ресторан второго разряда. В «Арагви» или в «Метрополе», там в сто раз лучше…
Нюся засмеялась:
— Там не про наш карман…
Вошел официант, смахнул со стола, хотя на столе было чисто, и протянул меню.
— Выбирай, Валерик.
— Нет, нет, Анна Петровна, выбирайте первая, вы дама.
Перед ней мелькали названия, она не могла их ни прочесть толком, ни выговорить. Попалось только одно знакомое слово. Она ткнула пальцем:
— Вот это… По-деревенски…
— Бифштекс по-деревенски один, — записал официант. — Прикажете закуску? Селедочку, осетрину с хреном, салатик? Будете пить белое? Сухое вино? Нарзан?
Нюся засмеялась:
— Валерик, выпьешь? Я рюмочку белого, пожалуй, выпью… — И отдала ему меню: — Выбирай, выбирай, не стесняйся… Ты парень молодой, у тебя и аппетит должен быть хороший…
Все то же непривычное ощущение приподнятости, отчаянности не покидало ее, она все пыталась держать себя как взрослая женщина, которая привела знакомого парнишку в ресторан, чтобы покормить его. Но с каждой секундой положение менялось, менялись их отношения. Валерик, снимая с нее жакетку, надолго задержал свои руки на ее плечах, даже сказал:
— Прекрасная у вас фигура, Анна Петровна.
— Что ты, Валерик, какая там фигура. Когда-то была, это верно…
Но Валерик, смотрел на нее оценивающе, как будто мерку снимал.
— Этот ваш жакет прямой, а я бы вам сделал в талию. На вас все можно хорошо сшить…
— Что ж, завтра оформим заказ…
— Если бы мы жили в Древней Греции, греки сделали бы с вас статую и поставили в парке, чтобы все любовались на вашу фигуру.
Она захохотала:
— Ох заливаешь, Валерик, ох заливаешь. Смотри, узнаю, что ты заказчикам такое болтаешь…
Нюся выпила белого вина, но опьянела не от вина, а от счастья, раскраснелась, оживилась:
— Валерик, ты в кого-нибудь влюблен? Скажи. Разве мало у нас хороших девчонок! Вот Лена Трошина, например…
— Вы сами знаете, в кого я влюблен…
— В Тоню Кукушкину, да?
Вошел официант с подносом. Ловко все раздвинул, разобрал, расставил. Перед Нюсей оказалась большая тарелка с огромным куском жареного мяса, обложенного салатом и ломтиками румяного картофеля, поверх мяса золотисто переливался и шипел только что вынутый из масла лук.
— Не знала я, что в деревне такое готовят, — простодушно сказала Нюся.
— Разве что до коллективизации, — пошутил официант.
Но Нюся оборвала его:
— Кто честно работает, тому в колхозе хорошо…
Официант ушел, но перебитый им разговор уже не удалось возобновить. Не спрашивать же снова: «Ты в кого-нибудь влюблен?»
Запах мяса раздразнил ее аппетит. Она накинулась на еду.
Конечно, она довольно часто, почти ежедневно покупала мясо, но из экономии варила суп или щи, а если жарила котлеты, то клала в них побольше булки. Такого вкусного блюда ей никогда не приходилось пробовать. Валерик ел лениво.
— Ты что это? — сказала Нюся строго, как будто Костику или Вите. — Ты не ковыряйся, ешь…
— Я дома перекусил…
— Ты с мамашей живешь?
С огромным интересом Нюся узнавала все подробности из жизни Валерика, жадно расспрашивала про мать. Живут вдвоем с овдовевшей матерью, живут неплохо. В армии Валерик отслужил, но и там работал в пошивочных мастерских, не отрывался от профессии. Мать собирает деньги на ремонт дома, дом у них свой, в Измайлове, окна прямо в парк, лучше любой дачи… Нюся понимала, что деньги у Валерика водятся, заказчицы всегда совали закройщику пятерку-другую, чтобы лучше скроил, но, как заведующая, она не могла его об этом спрашивать. Деньги, «металл», как он говорил, Валерик отдавал матери, а мать уже от себя покупала ему костюмы и ботинки, недавно достала югославский плащ необыкновенной красоты.
— Вот женишься, — дрогнувшим голосом сказала Нюся, — пойдут нелады между женой и матерью…
— Я не женюсь…
Оказалось, что современные девушки Валерику не по душе — слишком свободно себя держат. Товарищей у него мало: школьные все разбрелись, кто в шоферы, кто в институте или на заводе, а один даже поехал на целину по собственному желанию. В портные никто не пошел.
— Ну, а среди наших разве нет достойных ребят?
— Меня интересует иной культурный уровень.
Нюся задумалась:
— Это неплохо, что тебя тянет к культуре…
Опустив подбородок на сложенные руки, она с упоением слушала, как Валерик проговаривает ей нараспев слова из разных песен. И все просила:
— Спой, спой еще.
А он гладил ей руки, гладил пальцы и не столько говорил, сколько намекал взглядами и вздохами, как она ему нравится.
— Что ты, Валерик? — невесело засмеялась Нюся. — Да ведь у меня дети.
И со стыдом подумала: «Поужинали ли мальчики, разогрели ли себе пшенную кашу?»
Когда официант принес вазу с фруктами, Валерик выбрал два румяных яблока и сказал деликатно:
— Возьмите для своих малышей…
И Нюся не стала поправлять его: мол, не малыши они; Костя, так тот совсем большой.
— А ты для своей мамаши возьми…
Какой это был замечательный вечер!
Они вышли из ресторана не очень поздно. Когда официант принес счет, Нюся не сразу поняла, что это за сумма. Она даже не знала, что можно столько заплатить за один ужин. Конечно, виду не подала и, когда Валерик неуверенно полез в карман, решительно отстранила его руку. Только рада была, что хватило, чтоб расплатиться.
Было тепло, почки на деревьях набухли, в киосках продавали нарциссы и увядшую фимозу, пахло весной. Луна, как огромный неразбитый желток, лежала на темном небе, на машинах горели красные огоньки. Валерик держал ее под руку. И напевал, напевал…
Когда она вошла в дом, дети спали. Костик оставил ей на столе кастрюлю с кашей и чистую тарелку. Она растрогалась, но сразу же забыла об этом, разделась в темноте и долго не могла уснуть. Вспоминала все, что говорил Валерик, и грустно улыбалась. А все-таки провела рукой по бедрам, по ногам — да, он правду говорил: не старая еще она…
И вот он стоит перед судом, Валерик. Стоит прямо, смотрит ясно, головы не клонит. На вопросы отвечает вежливо, внимательно слушает, прежде чем ответить.
Нюся с волнением всматривается в любимые черты. Похудел, бедный, побледнел. Она с трудом улавливает общий смысл того, что спрашивает суд, что говорит Валерик. А сердце у нее бьется тревожно и громко, все заглушая.
— Вы ходили по ресторанам с подсудимой?
— Почему не пойти, если приглашают? — поводит плечом Валерик. На нем темный костюм, знакомый Нюсе, а рубашка и галстук новые. И причесан он по-другому. Бачек нет, сбрил.
— Но обычно приглашает и платит мужчина.
И он тоже приглашал, в долгу не оставался. И платил. Вот счета, случайно завалялись в кармане пиджака.
Кругленький заседатель долго, с помощью Валерика, выяснял даты и названия ресторанов, потом, надев очки, посмотрел счета, кивнул головой:
— Факт. Вы не отрицаете, подсудимая?
Кровь прихлынула к лицу Нюси. Она дрожащей рукой взяла счет, тупо вгляделась. С кем же это он был, кому заказывал, как и она, бифштекс? Она хорошо знала, что не ходили никогда в такой ресторан, все их встречи наперечет помнила.
Она и сегодня сгорала в том же пламени, что зажглось, когда они в первый раз ужинали в «Заре». Вот так же любила его — рост, чуть заметную кривизну ног, уверенность в себе, деликатность. Она понимала, что Валерик стесняется взглянуть на нее, и сочувствовала ему и жалела его.
И страдала за него.
А все-таки думала: с кем же это он проводил время в ресторане? А она где же была в тот вечер? Никак не могла вспомнить. Может, он просто взял счета у товарища? А может… Было ведь как-то, что она ждала его, а он сказался больным. Обманул?
Дня она не могла прожить без него. Мучилась по воскресеньям, по праздникам: в эти дни ему нельзя было уйти из дому, не позволяла мать.
То они задерживались в ателье, чтобы перекинуться шуткой, ласковым словом, то целовались в кино, то стояли в обнимку в чужих парадных. Но ей этого было мало, и ему, она знала, тоже мало. Когда дети уехали в пионерский лагерь, Валерик ходил к ней почти каждый вечер. В квартире было пусто, все разъехались. Только мурлыкал и пугал их тети-Дунин кот, оставленный Нюсе на попечение. Валерик приходил, пили по-семейному чай и ужинали, но в одиннадцать он уходил домой, чтобы не ворчала мать… А ей хотелось, чтобы он остался до утра, заснул рядом с ней, как муж…
