— Не притворяйся, будто не понял папу, — сказала Эллен. — А пояс от моего халата, который ты привязал к большой яблоне? А пузырьки из-под чернил на огороде?

Джеймс только вздохнул. Нет ничего скучнее, чем пытаться что-то объяснить людям, которые не оценят твоих планов. Надо на чем-то поднимать провиант на скальную вершину? А когда ставишь научные опыты, нужна стеклянная посуда? (К чему объяснять Эллен, что латук не вырастет синим, если его поливать разведенными чернилами — ей это неинтересно.)

— Значит, можно, чтобы он сегодня пришел? — спросил он, игнорируя Эллен.

— Ну что ж, пусть приходит.

Берт Эллисон приехал, насвистывая, на своем велосипеде вскоре после чая. Он выглядел так обыкновенно, совсем как простой мастер, который сделает полки, что вера Джеймса на миг поколебалась. Всего за десять минут до того он гордо сказал Саймону: «Надо идти. Сейчас ко мне придет экзорцист, заняться полтергейстом». На Саймона это произвело должное впечатление. А Берт в своем белом комбинезоне, с папироской за ухом и черной сумкой с инструментами ничуть не походил на экзорциста.

— Да, — сказала миссис Харрисон. — Да, конечно, окно и полки. Сейчас я проведу вас наверх.

Нетерпеливо выглядывая из-за спины матери, Джеймс увидел, что Берт смотрит на него. Берт сдвинул берет на затылок, вынул папиросу из-за уха и сказал:

— Может, мальчик проведет? Зачем вам беспокоиться?

Джеймс почувствовал облегчение.

Миссис Харрисон сказала:

— Да, конечно, проводи мастера, Джеймс, — и вернулась на кухню.

Джеймс взглянул на Берта Эллисона, тот кивнул, и они пошли наверх, Джеймс впереди, Берт за ним. Под его тяжелой поступью лестница слегка покачивалась.

Джеймс открыл дверь своей комнаты, и они вошли. Тим, спавший на кровати, мгновенно проснулся и заворчал.

Берт задумчиво смотрел на него.

— Где-то я его видел, — сказал он. — Погоди-ка… До Рождества у мясника, перед тем в «Красном Льве», а за год до, того в лавочке на вашем углу. Этот знает, где найти теплое местечко.

Тим, бросив на Берта недобрый взгляд, шмыгнул мимо него и вон из комнаты. Берт со звоном бросил сумку на пол так, что в ней зазвенели инструменты, и огляделся.

— Где будем ладить полки?

— А другое дело? — с тревогой спросил Джеймс.

— Слушай, — сказал Берт, — должны же мы чем-то заняться. На случай, если твоя мама надумает сюда войти. Мы тут не бездельничаем, не призраков ищем. Полки надо сделать? Надо. И надо, чтоб слышно было, как я их делаю.

Джеймс понял.

— Вот здесь, — сказал он. — Под окном.

Берт принялся отмерять и отпиливать доски.

— Он, значит, при викарии особенно разгулялся?

— Еще как! — сказал Джеймс. — Раньше такого не бывало. Все опрокидывал и грохотал.

— Ну тогда с колокольчиком, свечкой и Библией нечего и пробовать. Раз он не уважает церковь. Зря только время потрачу. И созывать двенадцать тоже ни к чему.

— Двенадцать кого?

— Викариев, — коротко ответил Берт.

Джеймс на мгновение с восторгом вообразил, как двенадцать огромных и тучных викариев вереницей взбираются по лестнице, стукаясь головами о балки и хором извиняясь. Но Берт не фантазировал. Он вообще не был склонен к фантазиям. В прежнее время призраков действительно изгоняли с помощью двенадцати священников. Иногда семи. А то и одного, если он был в этом искусен.

— С вашим типом такое не пройдет, — сказал Берт. Он закурил папиросу, которую обычно носил за ухом, нарочно погремел молотком и гвоздями и задумчиво оглядел комнату. Джеймс ждал его решения с тревогой, но благодарный хотя бы за то, что было с кем делить ответственность за Томаса Кемпе. С него свалилась часть тяжелого бремени.

— Нет, — сказал Берт. — Это мы пробовать не будем. И заговаривать с ним не стоит. Ты ведь, говоришь, уже однажды попытался. Знаешь что? Мы попробуем загнать его в бутылку. — Он положил поперек стула доску, прижал ее коленом и стал распиливать пополам, насвистывая сквозь зубы.

— В бутылку? — переспросил Джеймс, думая, что ослышался.

— Вот-вот! Мне понадобится бутылка и плотная затычка. Лучше всего пробка. И семь свечей.

— Прямо сейчас?

— А почему бы сейчас же и не начать?

Джеймс кинулся вниз. На лестничной площадке он замедлил бег, вспомнив о необходимой осторожности. Дальше он спускался на цыпочках и на цыпочках вошел в кладовую. Из кухни слышался голос матери, говорившей с Эллен, а сверху — успокаивающие, будничные звуки, которые Берт производил молотком и пилой. Джеймс волновался. И потому, что могут спросить, зачем он в кладовой. И потому, что ждал какой-нибудь выходки колдуна. Что он сейчас делает? Может, испугался Берта Эллисона? Или выжидает перед тем, как яростно броситься в контратаку? Судя по тому, как он уже проявил себя, Томас Кемпе был не из тех, кто легко сдастся даже такому невозмутимому противнику, как Берт Эллисон.

На полке в кладовой было несколько пустых бутылочек из-под лекарств. Джеймс выбрал бутылку с самой плотной пробкой и стал искать свечи. Нашлась коробка ярко раскрашенных свечек для именинного пирога с подсвечниками в виде розочек, но они, пожалуй, не подходили. Он поискал еще и нашел пачку простых белых свечей — аварийный запас на случай, если отключат свет. Вот это было как раз то что надо: нечто практичное и серьезное. Он уже взял их, когда дверь вдруг открылась.

— Мама говорит, если ты здесь выковыриваешь изюм из пудинга, чтоб не смел, — сказала Эллен. — А зачем ты берешь свечи?

— Свечи нужны мастеру, — сказал Джеймс. — Надо же ему чем-то спаять полки. Не может он без свечки спаять заклепки. Или цепные колесики. — Он смерил Эллен ледяным взглядом. Невежество Эллен в столярном деле было полным. Это он знал.

Однако на свечи она все-таки смотрела подозрительно.

— Не понимаю… — начала она.

— Где тебе понять! — сказал Джеймс, стараясь прошмыгнуть мимо нее. — Попроси маму объяснить. Очень медленно и старательно, чтобы до тебя дошло. Могу и я объяснить, только позже. — Он стрелой помчался вверх по лестнице, не дожидаясь ответа.

Берт тем временем все убрал со стола и выставил его на середину комнаты.

— Годится! — сказал он. — Бутылку мы поставим посередине, а свечи вокруг. Твой парень что-то притих. Он бы уж должен был себя показать.

— Я тоже так думаю, — сказал Джеймс.

— Может, затаился и хочет посмотреть, что мы затеваем? Это его трубка на полке?

— Да.

Берт подошел и взял ее в руки. В тот же миг окно с треском захлопнулось.

— Ого! Не любит, чтобы трогали его вещи. Вот он какой!

— Может, начнем? — сказал с беспокойством Джеймс. — Что нам надо делать?

— В таком деле торопиться не следует, — сказал Берт. — Потихоньку надо, полегоньку.

Он повозился с бутылкой и свечами, расположил их по своему вкусу, затем чиркнул спичкой и зажег свечи. Их пламя сперва заколебалось, потом загорелось ровными овальными язычками.

— Занавески лучше задернуть, — сказал Берт. — Чтобы к нам не заглядывали. А ты придвинь себе стул и садись.

Когда занавески задернули, в комнате воцарилась полутьма, углы утонули во мраке, и все сосредоточилось на круге желтого света, лежавшего на столе. Берт и Джеймс сидели друг против друга. Свечи бросали на лицо Берта резкие тени; оно изменилось, казалось старше и уже не таким обыкновенным. Где-то очень далеко внизу звучало радио и лилась из крана вода.

Берт достал носовой платок и вытер лоб.

— Ну что ж! — Он прочистил горло и торжественно произнес: — О неспокойный дух, найди покой!

Тишина стояла мертвая. Встретив взгляд Джеймса, Берт смущенно отвел глаза и сказал:

— Вообще-то я так не говорю, но с этим типом вроде положено.

Джеймс кивнул. Они сидели не двигаясь. И ничего вокруг не происходило.

— Ступай туда, откуда явился! — сказал Берт. — Изыди!

Две свечи, стоявшие ближе к Джеймсу, вдруг оплыли, затрещали и погасли.

— Ага! — сказал Берт. — Вот он уже обратил на нас внимание.

Они снова стали ждать. Джеймс слышал издалека голос матери, что-то говорившей о мешке картофеля, который в сарае. Он наклонился к Берту и беспокойно шепнул: