— Ах-ах! Зато вы, наверное, опытнейший знаток жизни на природе! — съязвила она в ответ.

— Десять минут, — твердо заявил Спенсер, хотя, по правде говоря, понятия не имел, сколько надо времени.

— Ну нет, я бы сказала полчаса, — возразила Делани. — Спорим? Проигравший моет посуду.

Пока женщина разбирала пакеты с продуктами, Спенсер разжигал плиту.

— Я не была в герлскаутах, но отлично помню их девиз: «Будь готов!» — С этими словами Делани извлекла из пакета три бутылки вина и хихикнула.

— Что тут смешного?

— Про штопор забыла!

— Ничего удивительного. Кстати, девиз «Будь готов!» относится только к бойскаутам. Подозреваю, девчонок учат скандировать что-то насчет домашнего печенья.

— Половая дискриминация! — Делани сделала строгое лицо. — Нахал какой!.. А девиз у них у всех одинаковый, вот так-то!

Тут она наконец нашла коробку, полную кухонной утвари.

— Ага! Однозубая вилка! Запасливый народ эти итальянцы!

И принялась выковыривать пробку.

— А ведь из-за вас меня сегодня чуть не убили, — заметила Делани чуть позднее, разливая «Каберне» по синим одноразовым стаканчикам.

— Сердечное спасибо, что спасли мне жизнь! Кстати, вы заметили, что в нас тычут пистолетами два вечера подряд? Вот уж завтра развлечемся! Вы как думаете?

— Давайте за отца Грассо, — неожиданно предложила она.

Они чокнулись пластиковыми стаканчиками.

Делани спросила:

— А что вы видели, когда крутились под потолком?

— Видел только свет. Яркий-яркий. Избитая фраза, такое часто слышишь от людей после клинической смерти. Мол, видели свет. Я тоже ничего добавить не могу. Хотя… такое ощущение, будто свет этот меня… чистил? мыл? — Он сделал еще глоток. — Никогда я не верил в потустороннее. Вплоть до той ночи я даже не был уверен, что Бог существует. Зато теперь, когда я знаю, что Он абсолютно реален, меня такой гнев разбирает…

— Гнев?

— Да. Не знаю, смогу ли толком объяснить… Ладно, попробую. Вот смотрите: до того как я впервые коснулся камня Апокалипсиса, у меня был выбор. Я мог в Него верить, а мог и не верить. Сейчас выбора не осталось.

— Вот и хорошо. Больше не надо мучиться этим вопросом.

— Хм-м… А позвольте спросить: можно ли кого-то заставить любить? Скажем, я заявлю, что застрелю вас, если вы меня не полюбите. Что тогда? Станете вы меня любить?

— Никогда! Хотя, вероятно, ответила бы, что люблю. Чтобы просто остаться в живых!

— Вот именно. А если бы я предложил сто миллионов долларов в обмен за вашу любовь?

— Нет, наверное, не полюбила бы. Но сказала бы «да», чтобы получить денежки.

— Так, так. В обоих случаях настоящей любви не было бы. Только на словах. Либо от страха, либо ради вознаграждения. Разве не то же самое представляют собой рай и ад? Если бы Бог действительно хотел, чтобы я любил Его, я должен был бы любить добровольно. Он ведь не может подкупить меня, или припугнуть адом, или убедить чудесами. А если Он именно этим и занимается, то, значит, нарочно перекладывает гири на весах.

Спенсер подлил ей вина, затем наполнил свой стаканчик.

— Теперь понимаете, Патти? Причины вашей веры — вот что главное! Вы должны верить в Него за то, кем Он является, что Он собой олицетворяет. Думаю, отец Грассо это понял, когда коснулся камня. Не нужно никакого белого булыжника и конца света, чтобы убедить людей в Его существовании!

— Вряд ли я могу с вами согласиться, — ответила она. — Думаю, вы путаете логические связи между наказанием и вознаграждением…

Они еще час спорили, пили вино, опять спорили и, наконец, настолько увлеклись, что забыли засечь время, ушедшее на кипячение, да и про саму воду позабыли, пока она не напомнила о себе звяканьем кастрюльной крышки.

— Мой отец всегда добавлял в кипяток немного оливкового масла, чтобы спагетти не слипались, — поделилась Делани воспоминаниями. — Масла в том магазинчике я не нашла, но, будем надеяться, эффект получится тот же самый.

С этими словами она налила в воду немного вина.

Когда паста сварилась, Спенсер попробовал и объявил, что в жизни не ел ничего вкуснее. Остатки вина исчезли за ужином.

— Что вы сейчас собираетесь делать с камнем Апокалипсиса? — спросила Делани.

— Пока не знаю.

— Вы могли бы послать его тестю… Или даже Тейлору Колдуэллу! — хихикнула она. — Вот у кого грехов невпроворот! Или нет, постойте! Да, да! Мисс Алисе, вот кому он подойдет!

— Вы напились, — попенял ей Спенсер.

— Ха-ха! Как вы смеете! Несколько жалких стаканов вина не разбавят ирландскую кровь!

Делани взглянула на часы. Глубоко за полночь.

— Я по дороге заметила мотель, милях в четырех отсюда. Хотя вряд ли хозяева обрадуются моему визиту в такое время.

— Не говоря уже про поездку по горной дороге в пьяном виде. Даже не просите, машину не дам! Это же «форд-эскорт», живая классика! Вот еще! — Спенсер помолчал. — Сделаем по-другому. Раз вы приготовили ужин, вам достается кровать. Я отлично устроюсь на полу, поближе к огню.

К этому времени в комнате сделалось более чем тепло. Пузатая печка бросала на лица ярко-красные блики. Керосиновая лампа играла тенями на грубо обтесанных бревнах. В воздухе стоял аромат сосны и дымка от лесного костра.

Спенсер вздохнул и начал собирать посуду.

— Постойте, — остановила она его. — На досках, наверное, очень неудобно спать.

Делани встала, взяла Спенсера за руку и подвела к постели.

Они раздели друг друга, переминаясь босыми ногами на дощатом полу. Осторожно поцеловались. Любовью занялись не спеша, со вкусом, под потрескивание медленно угасавшего огня. Потом обнялись, чуть ли не с головой накрывшись тяжелыми ворсистыми одеялами, и так лежали долго-долго, молча, тесно прижавшись. Он думал, что даже затрудняется вспомнить последний раз, когда во время секса не представлял себе другую женщину. Что касается Делани, то свои мысли она высказала вслух:

— А я боялась, что ты сбежал.

— Почти. Знаешь, как страшно идти в тюрьму? А что со мной сотворят Август Ван-ден-Вендер и Тейлор Колдуэлл, даже думать не хочется. Была такая минутка, когда побег с пятью миллионами долларов действительно казался выходом.

— А что теперь?

— Теперь я хочу отмыть свое имя. Хочу быть рядом с человеком, которого смогу полюбить. И быть любимым в ответ… Я ведь уже полжизни отмахал. Хочу получить шанс сделать ее наконец нормальной!

— А у меня было только двое мужчин. До тебя. Когда мне было четырнадцать, я влюбилась в одного мальчика; он жил на ферме, сразу за городом. Встречалась с ним все старшие классы, а в последний год решили, что пора это попробовать. Обоим по семнадцать, боимся… что и как делать, не знаем… Но я тогда собиралась за него выйти, и мы заехали в один мотель. Вот. А после выпуска поступили в разные колледжи. Я ему писала каждый день. Еле-еле смогла дождаться каникул, так мне не терпелось его увидеть… Приехала к нему в город. Он сказал, что договорился в женском общежитии, чтобы меня приютили до утра. Как стемнело, пробрался внутрь, и мы провели всю ночь в постели. Едва я вернулась, он прислал письмо. Сказал, что встретил одну девушку. Ту самую, в чьей комнате я ночевала… Оказывается, у них секс начался с первого дня колледжа. Такое унижение… Ведь я-то верила, что у нас настоящая любовь! Скажем, моя мать бросила лондонскую жизнь ради отца. Мне тоже хотелось такой безоглядной любви… А через несколько лет я встретила Мерлина, и он попросил моей руки.

— Его звали… Мерлин?!

— Да, но он предпочитал имя Макс. Мы познакомились на юрфаке. Я не была уверена, что люблю его, по крайней мере не так, как моего школьного сердцееда. Но на предложение ответила «да», мы поженились, я была вполне довольна — и тут я застаю Макса в постели с маляром. Это же надо! Да, умею я выбирать…

До сих пор Делани лежала головой у Спенсера на плече; тут она приподнялась, чтобы увидеть его глаза.

— Скажи честно, что ты за мужчина? Ты тоже разобьешь мне сердце?

Он не знал, что сказать, да и не думал, что ей на самом деле нужен ответ. Ее вопрос прозвучал скорее как предупреждение, печальное признание готовности к последствиям. Она вновь положила голову ему на плечо и вскоре заснула.