— Я хочу поговорить с каждым с глазу на глаз, — наконец сказал он. — Сначала с ней, потом с вами.

Хикс направился к выходу, однако у самой двери остановился.

— Только не забудьте, мисс Делани: все, что он расскажет, охраняется законом о конфиденциальности отношений клиент — адвокат. Даже после того, как он вас уволит.

Оставшись наедине с Патти, Амиль спросил:

— Вы считаете, я виновен?

— Мистер Амиль, — ответила она, — мое мнение роли не играет. Моя задача состоит в том, чтобы защищать вас независимо от…

— Чушь собачья! — выкрикнул он, хлопнув по столу раскрытой ладонью. — Мне надо знать! Если я скажу, что невиновен, вы поверите или нет?!

Амиль еще раз ударил по столу.

— Черт бы вас побрал! Утром вы пришли сюда и заявили: «Доверься мне! Делай, как я тебе говорю». Вы хотели, чтобы я с ходу вам поверил, и вдруг обиделись, когда я спросил, кто вам платит. Почему? Да потому что считаете себя честным человеком. Мои подозрения вас, видите ли, оскорбляют! Что же вы со мной обращаетесь по-другому?

— Боюсь, вы до сих пор не поняли, как работает наша судебная система, — вздохнула она. — Чтобы представлять интересы клиента, мне не нужно верить в его — вашу! — невиновность. Моя задача — разобрать по косточкам материалы прокураторы, убедиться, что они свою работу выполняют точно и правильно. Если они не смогут продемонстрировать вашу виновность, то мы выиграем.

— О нет, мисс Делани. Я боюсь, что это вы мало что понимаете, — напористо возразил Амиль. — Вам в колледже навесили лапши, а теперь вы за ней прячетесь, чтобы по ночам спалось лучше. Это просто лазейка, которая позволяет избежать личной ответственности, которая дает возможность представлять в суде самых гнусных подлецов в мире… А если благодаря вашей помощи от наказания сумеет уйти насильник… Что ж, вы всегда сможете утешиться, заявив, что виноват прокурор. Это он ошибся, не сумел собрать достаточно доказательств. Хотя правда в том, что виноваты вы. Вы лично. И то, чем вы занимаетесь, называется — самообман.

Делани уже была готова ответить, но молодой человек остановил ее, приподняв ладонь.

— Позвольте мне закончить. Я знаю, что вам пришло в голову, когда вы увидели меня в первый раз. Вы подумали: «Этот ниггер изнасиловал маленькую белую девочку. ДНК тому доказательство».

— Секундочку, — сказала она. — Я не расистка. И то, что вы негр, никакого значения не имеет.

— Не имеет?! Да вы ослепли, что ли?! Все, что ни делает негр, всегда окрашено в расовый колер! А если вы до сих пор в это не въехали, то в вас и впрямь наивности выше крыши!

— По-вашему, я расистка только потому, что сама белая?

— В точку! Все белые — расисты. Автоматом. Расистом может быть только тот, у кого власть, а вы, белые, сотни лет держите власть. Но я не к этому веду. А веду я к тому, что вы сразу записали меня в виноватые. Ничего-ничего, не стыдитесь. Вон возьмите Хикса. Брат по крови, а туда же. Тоже считает меня виновным. Вот почему он состряпал свою дерьмово-спермовую теорию. Слыхали? Она меня «отмассировала»! Он решил, что в состоянии придумать лучшее алиби, чем я сам. И вот почему я хочу добиться от вас ответа. Если я заявлю, что невиновен, вы мне поверите? Кстати, защита по идее должна быть на стороне клиента. А теперь смотрите: если оба мои адвоката — один белый, другой черный — автоматически решат, что я виновен, то сколько у меня останется шансов?

Делани не знала, как ответить.

— Знаете, — осторожно заговорила она, — независимо от того, что думает мистер Хикс, вам все равно нужен защитник. И я полагаю, что мы оба с ним профессионалы в достаточной степени, чтобы оставить личные чувства за кадром.

Амиль тяжело вздохнул и сложил руки на груди.

— Мисс Делани, мне не нужен бесчувственный и бездушный адвокат. Мне нужен адвокат, который верит в мою невиновность. Хотя нет… Дайте-ка я получше скажу. Мне нужен адвокат, который знает, что я невиновен. Присяжные проделают именно то, что сделали и вы этим утром. Они войдут в судебный зал, увидят мою черную физиономию, услышат про ДНК и влепят пожизненное. Ведь ко мне нет доверия. Копы утверждают, что это моих рук дело, — и им все верят. Вот почему мне нужен человек, который ничем не отличается от присяжных, который мог бы быть одним из них. Мне нужно, чтобы этот человек встал рядом со мной, ткнул пальцем прямо мне в лицо и заявил: «Он не виновен! Полиция ошиблась! Я знаю, что его подставили!»

— И вы хотите, чтобы этим человеком стала я? Почему не мистер Хикс?

— Присяжные увидят в нем именно то, что он собой представляет: чернокожий госзащитник, вынужденный возиться с нищими ниггерами, на которых всем наплевать. А когда они посмотрят на вас, то подумают: «Надо же! Дамочка из Шарлоттсвиля! Белая. Чья-то дочь, так же как и Касси. Может, у нее тоже есть дочь». И потом они скажут себе: «Она верит в его невиновность. Из-за него рискует своей шеей». Вот моя единственная надежда. Вы должны верить мне, если собираетесь меня защищать!

Он помолчал, собираясь с мыслями.

— Мисс Делани. Вы ведь именно поэтому стали адвокатом. Я невиновен. Я не убивал Касси Арнольд.

Амиль вытянул руку вперед.

— В самый последний раз я спрашиваю: вы мне верите?

Пришла пора давать ответ. Делани посмотрела ему в глаза, потом на длинные, худые пальцы его черной ладони. Перегнулась через стол и пожала руку.

— Я буду верить вам, Лестер, пока вы не дадите мне повод думать иначе.

— Взаимно, — кивнул он. — Что ж, давайте начнем с того, что дадим пинка Хиксу, а потом я расскажу все, что знаю.

Труп Касси нашли в понедельник. Лестера Амиля задержали в тот же день. В пятницу судья Гатлин подтвердил обоснованность ареста. Окружной прокурор Джейкоб Уиллер представил проект обвинения Большому жюри в следующий понедельник, ровно через неделю после убийства. После обеда мисс Алиса позвонила Делани и сообщила, что на утро вторника судья Спенсер запланировал слушание, чтобы рассмотреть обвинительное заключение и назначить дату основного процесса.

Лестера Амиля и впрямь собирались на полных парах прокатить на судебном экспрессе.

Сквозь щелку приоткрытой двери Эван Спенсер заглянул в зал заседаний альбемарльского Дворца правосудия. На утреннем слушании негде будет яблоку упасть. Из числа знакомых лиц он первым заметил Уолтера Корна, толстенького репортера «Шарлоттсвильских курантов», сидевшего в первом ряду. За день до этого Спенсер случайно подслушал, как Корн интересовался у мисс Алисы насчет рассадки зрителей.

— Я решила провести лотерею, — ответила ему мисс Алиса. — Каждый желающий — кроме пострадавшей семьи, естественно, — получит по номеру. Я буду вытаскивать номерки из шапки, пока зал не заполнится.

— Как так? — опешил Корн. — Я же местный журналист! Город рассчитывает на меня! Я буду ушами и глазами наших жителей!

— Мистер Корн, — сказала мисс Алиса, явно наслаждаясь своей властью. — Я хорошо знаю, какой вы важный человек. Вот, к примеру, не далее как позавчера мы на заседании Исторического общества обсуждали, как было бы чудесно, если бы вы вдруг начали освещать наши встречи и в своих статьях рассказывать о нашей деятельности.

Корн тут же поставил нос по ветру.

— Заверяю вас, — прижал он руку к груди, — приду! Прямо на следующее заседание и приду!

Заручившись этим обещанием, мисс Алиса провела журналиста в зал заседаний еще до начала лотереи.

Спенсер не очень-то жаловал Корна. Тот постоянно выглядел помятым и вечно жаловался на свой, как он выражался, «нервный животик». Непрерывно сосал антацидные таблетки и ходил с зубочисткой, торчащей из уголка рта. Молодых и амбициозных репортеров, всеми силами желавших пробиться в крупную городскую газету, еще можно обвинять в пристрастии к преувеличениям и гиперболам, поскольку они питали надежду выделиться своим наивным сенсационализмом. Но газетчик типа Корна, то есть мужчина средних лет, который понимал, что шанс прославиться давно уже миновал, сознательно перебарщивал в репортажах исключительно из личных симпатий или антипатий, а вовсе не ради карьерного роста. В глазах Спенсера он был куда более опасен, нежели целая стая известных репортеров, слетевшихся со всей страны.