По сути дела, это история о том, как невинно–нагие (аром) люди захотели стать хитрыми (арум), а в результате обнаружили, что они голые (эйром).

Что же произошло дальше? И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: «Где ты?» Он сказал: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся». И сказал Господь Бог: «Кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт 3:9–11)

Основной смысл этого разговора вполне понятен: Бог не сразу осуждает людей, он оставляет им возможность для раскаяния и даже Сам подталкивает их к этому, как и разумный родитель не торопится наказать непослушного ребенка. Любое непослушание поправимо, если есть главное— доверие, если есть желание совместно найти выход из сложной ситуации.

Но почему такое важное место отведено в этом диалоге наготе? Ведь совсем не она была главной в истории о грехопадении. Видимо, потому, что вся эта история построена вокруг противопоставления двух состояний наготы: первой, невинной, когда человеку нечего скрывать от Бога и от другого человека, и второй, мучительной и постыдной, которая заставляет прятаться и оправдываться. Ее осознание не появляется само, кто–то или что–то должно сказать об этом человеку— и «глаза открывает» ему не столько сам плод, сколько сознание того, что единственная заповедь Бога нарушена и теперь человеку есть, что от Него скрывать.

Особенно хорошо становится это видно, если посмотреть, как развивается далее диалог Бога и людей. На вопрос, не ели ли он плодов запретного дерева, Адам отвечает: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел». И сказал Господь Бог жене: «Что ты это сделала?» Жена сказала: «Змей обольстил меня, и я ела». (Быт 3:12–13). Словом, виноват кто угодно, но только не я: змей, жена, или даже Сам Бог, который дал мне эту жену. Человек, совершивший грех, не может больше выходить навстречу Богу радостно и открыто, он прячется за других людей, чужие слова, поступки и обстоятельства жизни, как прячет он свое тело за одеждой. Вместо правды приходят оправдания.

Собственно, вся остальная Библия— рассказ о том, как трудно и мучительно возвращалось человечество от этих оправданий к утраченной правде, как заново училось оно «наготе перед Богом», когда ты не пытаешься кого–то из себя изобразить, а остаешься в Его присутствии тем, кто ты на самом деле есть. Этим, кстати, объясняется в Библии очень многое. Например, когда мы читаем в Псалтири проклятия в адрес врагов или хвалу в свой собственный адрес, нам кажется это чем–то неприличным: воспитанные люди так не говорят. Но это пример той самой наготы перед Богом, когда человекискренне говорит Ему, что чувствует и чего желает. Да, перед другими людьми мы не можем и не должны настолько раскрываться, потому и придумывают люди одежду приличия и вежливости, но даже самый роскошный наряд ничего не скроет от глаз Бога.

Можно только надеяться, что в Царствии Небесном у преображенных, изменившихся людей уже не будет повода стыдиться Бога и друг друга. Английский писатель К.С. Льюис в своей замечательной книге «Расторжение брака», описывая обитателей рая (или, точнее, преддверия рая) образно говорил об этом так: «Одни былиодеты,другиеобнажены,нообнаженныебылинарядны,а одежды не скрывалипрекрасныхочертанийтела». Хочется верить, что это действительно возможно, и что первый шаг к этой нарядной наготе мы делаем у крещенской купели— когда не просто снимаем с себя одежду, а обращаемся к Богу с доверчивостью младенца, которому ничего не надо скрывать.

Открывая Библию, человек ждет прежде всего великих откровений. Но если он читает Ветхий Завет, его обычно поражает обилие мелочных предписаний: ешь мясо только тех животных, у которых раздвоенные копыта и которые жуют при этом жвачку. К чему все это? Неужели Богу есть дело до того, какое мясо едят люди? А к чему эти бесконечные ритуальные подробности: как Ему приносить разные жертвы? Разве это главное в религии?

Безусловно, главное в религии Ветхого Завета вовсе не это, и в самом Ветхом Завете подобные предписания тоже стоят на достаточно скромном месте. Сначала он повествует о сотворении мира, о грехопадении человека, о Всемирном потопе, о праотцах израильского народа. Повеления, которые Господь давал этим людям, были предельно краткими. Например, в девятой главе рассказано, как Господь заключал Завет с Ноем после потопа (еще прежде Авраама и Моисея). Он долго и подробно говорил о Своих благословениях Ною и его потомкам, а что касается запретов, то их дано только два: на убийство человека и на вкушение мяса с кровью. И это все! Что нельзя убивать— с этим мы все, пожалуй, согласимся, а что касается запрета на употребление крови в пищу, то он совсем не тяжел, если это единственное налагаемое на человека ограничение. У него есть и объяснение: кровь как носитель жизни принадлежит только Богу.

Кстати, запрет есть кровь был подтвержден— единственный из всех ритуальных ограничений Ветхого Завета— и на Иерусалимском соборе апостолов (см. Деян. 15:23–29), именно потому, что восходит он еще к временам до Закона.

Далее Ветхий Завет рассказывает историю праотцев— Авраама, Исаака, Иакова. Жизнь каждого из них— это история их отношений с Богом, подчас непростых. Но в этой истории мы не видим детального Закона: абсолютная преданность Авраама Господу не требовала от него ни отдельных пищевых ограничений, ни особых ритуалов, кроме одного: ему и его потомкам Господь велел совершать обрезание. В остальном Авраам поступал так, как считал нужным (и не всегда безупречно— например, выдавал свою жену за сестру, так что ее чуть не взяли в гарем египетского царя), и Господь не ставил ему особых формальных рамок. Не видим мы детальных предписаний и в истории его потомков Исаака и Иакова.

И даже Исход израильтян из Египта совершился еще прежде дарования Закона: Господь установил только правила празднования Пасхи, которая, собственно, и была Исходом. Все это ясно показывает относительность Закона: он вовсе не является обязательной формой отношений человека с Богом, и даже великие праведники вполне могли, оказывается, жить без него (впоследствии об этом будет подробно рассуждать апостол Павел).

Но когда толпа беглых рабов избавилась от своих преследователей, когда она должна была стать единым народом, более того— народом Господним, когда она направилась в Землю обетованную, — Господь даровал ей Закон. В нем были Десять заповедей и множество важнейших предписаний из области нравственности и духовной жизни, и в нем же были перечни запретной пищи, запретных поступков, множество подробностей ритуала… Зачем?

Одно из определений понятия «культура»— система запретов. Конечно, это слишком упрощенно, но на самом деле знакомство любого из нас с нашей культурой начиналось с многочисленных «не»: не тяни этого в рот, не лезь туда, не трогай это. Эти запреты порой казались нам непонятными и обидными: почему нельзя вместо обеда есть одни конфеты? Они же намного вкуснее каши! Почему нельзя идти вместо школы в кино?

Конечно, наше воспитание состояло не из одних запретов, в нем было много предписаний, зачастую совершенно ритуального характера: всегда говори «здравствуйте» и «спасибо», спрашивай разрешения. Многие из этих повседневных ритуалов совершенно формальны: говоря «извините», например, в вагоне метро, мы обычно не чувствуем за собой никакой вины. Но с помощью формальных действий мы показываем, что считаемся с окружающими.

То же самое мы видим и в жизни общества. Возьмем правила дорожного движения: их польза очевидна всем, их грубое нарушение нередко приводит к смертям и увечьям. Но если рассуждать отвлеченно, то почему это проезжать можно на зеленый свет, а не на красный— что такого особенного в зеленом? Почему мы ездим по правой стороне дороги?