Оказывается, подорвав фашистский танк под Севастополем, старший сержант Котиков был отброшен взрывной волной далеко в сторону. Поэтому товарищи не нашли его, и только после боя подобрали санитары и сдали в эвакогоспиталь. Мать в это время получила похоронку. Через некоторое время ей пришла и вторая похоронка, в которой сообщалось, что ее сын утонул в Черном море. Действительно, госпитальное судно, перевозившее раненых на Кавказ, потопили фашистские самолеты. Спастись никому не удалось. Но Котиков не погиб. По стечению обстоятельств на судне оказались только его документы, самому же ему не хватило места, и его транспортировали на «морском охотнике».
После госпиталя Котиков был комендантом Кутаиси, где вместе с комендантским взводом участвовал в уничтожении вражеского десанта, пытавшегося захватить и разрушить Рионскую ГЭС. Получив в схватке с врагами тяжелое ножевое ранение, снова оказался в госпитале. Затем была Москва, где он передавал свои знания и опыт молодым воинам, снова госпиталь и запасной полк. Добрался до Сталинграда, где командовал пулеметчиками. Когда пулемет, за которым лежал моряк, прямым попаданием фашистского снаряда был разбит, мать получила третью похоронку. А Котиков остался жив и находился уже на ленинградской Дороге жизни.
Свою последнюю на войне медаль он получил за оборону Заполярья.
Двадцать семь отметин — от пуль, осколков мин, снарядов, гранат, от финского ножа — носит на своем теле ветеран сражений, всем смертям назло оставшийся в живых.
Позднее отыскался в Пятигорске и А. Леонтьев. После оставления нашими войсками Севастополя он, так же как и Негреба, будучи тяжело раненным, попал в плен. Работал на рудниках Бельгии и Франции. Когда вернулся на Родину, приехал в Пятигорск, где двадцать с лишним лет спустя его нашла правительственная награда — орден Красного Знамени.
В апрельский день шестьдесят третьего года встречу героев «Батальона четверых» смотрели миллионы телезрителей. Среди них был еще один моряк из этого же «батальона» — Роман Перепелица, проживающий в Горьком. Ему также после Севастополя пришлось сражаться за Сталинград, где он получил тяжелую контузию.
Только Литовченко не удавалось найти в течение последующих пятнадцати лет. Но вот в 1978 году, после публикации в одной из газет материала о «Батальоне четверых», автору этих строк сообщили, что Иван Иванович Литовченко живет в Ленинграде и работает сейчас в научно-производственном объединении «Ритм». Пришло письмо и от самого героя.
После знаменитых десантов в районе Одессы Литовченко в составе особой морской стрелковой бригады был направлен под Москву, сражался на Можайском направлении, а затем воевал в районе Мурманска.
В марте 1943 года Ивана Ивановича отозвали из морской бригады и как специалиста по судостроению направили в город Ленина.
На морском катере отважный десантник затем ушел на передовую, сражался в водах Финского и Рижского заливов.
В середине июня 1944 года начались ожесточенные бои за освобождение Выборга. Затем Литовченко участвовал в боевых операциях по освобождению островов Эзель, Даго, городов Нарва, Кенигсберг.
После победы Иван Иванович пришел на Адмиралтейский завод. Был мастером достроечного цеха и участвовал в спуске первых послевоенных танкеров. С тех пор коммунист Литовченко на самых передовых трудовых рубежах.
Таковы удивительные судьбы моряков-героев из новеллы Леонида Соболева «Батальон четверых».
ПОДВИГ ПОД ВОДОЙ
Прослужив много лет на надводных кораблях, Л. Соболев питал особую симпатию к подводникам. Его привлекали эти мужественные парни, жизнь и служба которых проходила в глубинах морской пучины. Не один десяток миль прошел под водой с черноморскими подводниками и сам писатель. В одном из таких походов у него зародилась мысль написать повесть, в которой показать формирование характера советского моряка-подводника в условиях суровых боевых будней.
В годы Великой Отечественной войны Л. Соболеву редко приходилось встречаться с подводниками, но он постоянно интересовался их боевыми делами, жизнью и бытом. «Держись, старшина…» — так назвал писатель-маринист одну из своих, пожалуй, лучших новелл, вошедших в книгу «Морская душа». В основу этого произведения Л. Соболев положил действительную историю боевого подвига старшины первой статьи Н. Пустовойтенко в последние дни обороны Севастополя летом 1942 года.
Война требовала от каждого бойца и командира предельного напряжения всех физических и нравственных сил, проявления всего высокого и благородного, что могло быть в человеке. Л. Соболев в своем произведении показывает беспредельное мужество, героизм, верность воинскому долгу рядового советского человека.
Новелла повествует о старшине группы трюмных, благодаря стойкости, моральной и физической выдержке которого был спасен от неминуемой гибели экипаж подводной лодки. Писатель не назвал ни фамилии, ни имени героя, который так и остался для читателей «старшиной первой статьи». Типизируя обстановку и обобщая характер героев-подводников, Леонид Сергеевич создал собирательный образ воина-черноморца, наделив его характерными чертами, свойственными военным морякам. Кстати, публикация этой новеллы вызвала к жизни и другое произведение, но уже не литературы, а живописи — картину военного художника П. Мальцева «Держись, старшина!».
При жизни подлинного героя новеллы мичмана запаса Николая Куприяновича Пустовойтенко, пришедшего на флот по комсомольской путевке еще в тридцать втором году, автору этих строк удалось услышать из его уст рассказ о происшедшем, который записан почти дословно.
«Наша лодка «М-32» не раз под жестоким вражеским обстрелом ходила из Новороссийска в осажденный Севастополь, — говорил Пустовойтенко. — Она доставляла в город продовольствие, топливо, боеприпасы, транспортировала на Большую землю раненых, женщин и детей. Случай, о котором рассказал Леонид Сергеевич Соболев, произошел в последние дни обороны Севастополя. Доставив в осажденный город мины, патроны и бензин для танков, лодка бросила якорь в Стрелецкой бухте. На обратный путь мы должны были принять на борт группу раненых и женщин.
Разгрузку вели под непрерывной бомбежкой и артобстрелом, но прошло все нормально. И только в самый последний момент появились вражеские торпедные катера. Часть бензина пришлось выкачать за борт. Приняв эвакуируемых, экипаж стал промывать балластную систему, в которой до этого находился бензин. В момент окончания дифферентовки — выравнивания подлодки — в центральном посту от скопившихся паров бензина произошел взрыв. Своевременно выйти в море не удалось. Теперь же, в светлое время суток, «малютка» не могла всплыть, так как сразу же попала бы под ураганный огонь противника. Пришлось дожидаться наступления темноты.
Командир лодки капитан-лейтенант Н. Колтыпин получил из штаба приказ: не обнаруживая себя, выбрать удобное место и лечь на грунт, а в 21.00 всплыть и следовать в Новороссийск. Так и было сделано. Выйдя на траверз Херсонесского маяка и найдя тридцатипятиметровую глубину, «М-32» погрузилась на дно и целый день не поднималась на поверхность для очистки воздуха. Испаряющиеся в балластной цистерне остатки бензина стали просачиваться в отсеки и одурманивающе действовали на людей.
К полудню способность соображать и действовать сохранили только три человека: командир лодки Колтыпин, парторг главный старшина С. Сидоров и я — старшина группы трюмных. С каждым часом дышать становилось все труднее. Свалился Сидоров. Все чаще и чаще впадал в беспамятство командир. Чувствуя, что его покидают силы, он подозвал меня и сказал:
— Видимо, не выдержать мне… Тебе доверяю… корабль и людей… Разбудишь в двадцать один ноль-ноль… Если буду не способен управлять лодкой… всплывай самостоятельно. Помни — в двадцать один час… — Произнес эти слова и потерял сознание.
Нестерпимо хотелось лечь и уснуть и мне. Казалось, что кто-то набил мою одурманенную голову кусками свинца, и я не в состоянии был пошевельнуть ею. Движения сделались вялыми, беспомощными. Но я крепился. Время шло ужасно медленно. Наконец-то настал двадцать один час. Я попытался разбудить командира, но все мои усилия оказались тщетны. Чтобы продуть лодку и всплыть, нужен был механик, но он тоже лежал без сознания. Пришлось действовать самому.
Собрав последние силы, я перенес командира в центральный пост, чтобы, когда лодка всплывет, вынести его наружу, затем продул средний балласт. После этого лодка всплыла под рубку. Я стал открывать люк. Ударившая в лицо струя свежего воздуха лишила меня сознания. Очнулся часа через два. Снова стал открывать люк и вновь потерял сознание, но не надолго. Наконец, придя в себя, я спустился в центральный пост и с трудом вытащил командира на мостик. Когда он стал приходить в себя, я снова спустился в центральный пост и включил судовую вентиляцию.
Постепенно дышать становилось легче. Разыскав старшину Захарова, я и его вынес наверх. Когда он пришел в чувство, то встал на вахту. Я скомандовал:
— По местам стоять, к всплытию!
— Есть стоять к всплытию! — откликнулся одинокий голос Захарова.
— Приготовить механизмы!
— Есть приготовить механизмы…
— Обжать вентиляцию! Приготовить агрегат к продуванию главного балласта!..
Очнувшись, капитан-лейтенант Колтыпин приступил к управлению лодкой. Однако члены экипажа, постепенно приходя в себя, не сразу смогли занять места у своих постов. А вздыбленная ветром волна гнала лодку вперед, пока не посадила носом на камни. Когда же командир подал команду «Полный назад!», электрик, который не совсем пришел в себя, дал полный вперед.
Через некоторое время экипажу все же удалось сняться с камней, но при этом был поврежден вертикальный руль. Я надел спасательную маску и спустился под воду. Повреждение было устранено. Лодка взяла курс в открытое море. Через двое суток мы благополучно прибыли в назначенный пункт».
