— Спасибо, — проворчал лейтенант. — Я и на Малой земле вылечусь.

Еще несколько минут — и мотоботы войдут в мертвое пространство. Казалось, что в эту ночь все обойдется благополучно. Но неожиданно на мотоботе, идущем правее, вспыхнул огненный факел. Мотобот остановился. Люди, находящиеся на нем, прыгнули в воду.

Не дожидаясь команды, рулевой мотобота, на котором находился Уральцев, повернул руль и направил судно к месту катастрофы. Туда же поспешили еще два мотобота. Вскоре все плавающие были подняты на борт.

На горевшем мотоботе остались два матроса. Один из них крикнул:

— Берите на буксир, а мы будем тушить пожар.

— На нем ящики со снарядами, — заметил старшина мотобота.

— Они могут взорваться? — встревожился кто-то.

— Если не потушат. Тогда мотоботу капут.

— И нам достанется.

— Может, и достанется, — спокойно произнес старшина.

— Так какого черта!.

— Не бойтесь.

— А я и не боюсь. Скажи лучше, как перебраться туда, помогу ребятам тушить.

— Управятся сами.

«Удивительно спокойный старшина», — подумал Уральцев, чувствуя себя не очень уютно.

Но вот мотобот вошел в мертвое пространство, вражеские снаряды теперь рвались позади, Матросы пострадавшего судна потушили пожар.

Уральцев вздохнул облегченно, когда мотобот ткнулся в берег.

Землянка политотдела 107-й бригады находилась в балке за скатом горы Колдун.

В землянке оказался только одни солдат, который спал на топчане около входа. На столе горела самодельная лампа — гильза от снаряда, сплющенная с одной стороны. Здесь же лежали газеты, журналы.

Солдат поднялся и вопросительно посмотрел на Уральцева.

— Я корреспондент, — сказал Уральцев. — Где политотдельцы?

— Все на передовой, вернутся на рассвете. Ложитесь пока отдыхать.

Солдат опять лег. Уральцев также лег на топчан, застланный плащ-палаткой, и сразу заснул. Он не слышал пришедших на рассвете работников политотдела. Проснулся, когда солнце поднялось и сквозь дыры в плащ-палатке высветило землянку.

На всех топчанах спали люди. Уральцев вышел из землянки, у входа сидел на пустом снарядном ящике солдат и что-то писал.

— Доброе утро, — приветствовал солдат, вставая. — Умываться будете, товарищ майор?

— Да не прочь.

Солдат принес котелок с водой, полотенце.

Умывшись, Уральцев спросил:

— А где блиндаж начальника политотдела?

Тот указал.

Идти пришлось недалеко. Командир бригады и начальник политотдела жили в одной землянке. У придвинутого к стенке стола сидели командир бригады полковник Косоногов и его заместитель по политчасти, он же начальник политотдела подполковник Кабанов, майор Копенкин и капитан Плотнянский стояли. Когда Уральцев представился, Косоногов протянул ему руку и приветливо сказал:

— Добро пожаловать на самый левый фланг войны. Долго ли намерены прожить у нас?

— Дня два-три.

— Почему так мало?

— Не от меня зависит. Разные задания получаю…

— Понятно. А вот на правом фланге Малой земли, в двести пятьдесят пятой бригаде, поселился корреспондент армейской газеты Сергей Борзенко. Несколько месяцев там живет. Наведывается он и к нам, правда редко. Переманивали мы его, обещали персональную землянку соорудить, но не захотел.

— Персональная землянка — это заманчиво, — улыбнулся Уральцев.

Косоногов тоже улыбнулся, но тут же притушил улыбку.

— А скажите, товарищ корреспондент, верно ли, что на совещании в политотделе армии нас похвалил полковник Брежнев? Копенкин уверяет.

— Верно, похвалил, — подтвердил Уральцев. — Я прибыл к вам тоже потому, что Копенкин заинтересовал меня своим докладом.

Подполковник Кабанов в задумчивости произнес:

— Чувствую, что вскоре Брежнев появится у нас.

Уральцев не стал его спрашивать, почему у него такое предчувствие, а только поинтересовался, был ли начальник политотдела армии в их бригаде.

— Конечно, — ответил Кабанов. — В мае обошел все батальоны, вручал награды, сфотографировался с нами.

Косоногов повернулся к Копенкину:

— Действуйте, майор, как условились. Вместе с капитаном подбирайте людей. Можете идти.

Майор и капитан козырнули и вышли.

— Как, Васек, не пора ли позавтракать? — обратился Косоногов к подполковнику. — Товарищ корреспондент не откажется, думаю, разделить с нами утреннюю трапезу.

— Не откажусь, — подтвердил Уральцев.

Его несколько удивило, что полковник назвал начальника политотдела уменьшительным именем. Судя по тому, как уважительно и ласково он произнес слово Васек, между ними дружеские отношения. Кабанов выглядел лет на пятнадцать моложе Косоногова, вероятно, ему не более тридцати, может, чуть больше. Лицо у него совсем моложавое, даже юношеский румянец на щеках сохранился. Он весело щурит голубые глаза, а на четко очерченных губах спокойная усмешка. Сам он невысок, строен, подтянут. Косоногов прямая противоположность ему. Полковник толстоват, у него широкое добродушное лицо с сеткой морщин под глазами. Но, несмотря на полноту, как позже убедился Уральцев, он подвижен и неутомим.

За завтраком Кабанов спросил Уральцева:

— Вы прибыли к нам не в связи с готовящимися событиями?

Уральцев решил, что Кабанов имеет в виду, когда войска на Малой земле перейдут в наступление и соединятся с Большой, и ответил, что ему ничего не известно, но что Брежнев предупреждал, чтобы были готовы к наступлению.

— Его привела к нам журналистская интуиция, — усмехнулся Косоногов. — По сравнению с другими частями, обороняющими плацдарм, у нас есть особенность. Гора Колдун господствует над плацдармом. С нее просматривается вся система обороны как наших войск, так и противника. Но нам не удалось занять пятую сопку Колдуна, она осталась у немцев. С нее им виден плацдарм и подступы к нему с моря. Сейчас перед нами поставлена задача — овладеть этой сопкой.

— Когда это произойдет?

— В ближайшие дни.

— Тогда я остаюсь у вас до тех пор, пока сопка станет вашей.

После завтрака Уральцев, попросив связного, пошел в батальоны. В полдень он поднялся на вершину горы, где находился дежурный офицер. В бинокль он долго смотрел на открывшуюся перед ним картину. Вот разрушенное здание, причал, к которому в февральские ночи приставали катера с десантниками, левее Станичка, в которой теперь не видно ни одного уцелевшего дома. Еще левее находится кладбище, которое так и не удалось отбить у гитлеровцев. Оттуда плацдарм виден как на ладони. От кладбища идет дорога к горе Колдун. Большая часть ее осталась на нейтральной полосе. За дорогой Безымянная высота. На ней видны окопы противника, проволочные заграждения. Уральцев знал, что за Безымянной горой находятся вражеские батареи. Немецким корректировщикам удобно корректировать огонь своих батарей по всему плацдарму.

Опустив бинокль, Уральцев задумчиво произнес:

— Не понимаю, как десантники держатся на этом пятачке земли. Ведь противнику видны все окопы, все огневые точки, все орудия.

Дежурный офицер пожал плечами.

Уральцев опять поднес бинокль к глазам. Теперь он пытался найти в Станичке тот квартал, где его ранило. Но ни квартала, ни отдельных домов не существовало, сплошные развалины, заросшие бурьяном. Виднелись только траншеи. Вся Малая земля была изрезана ими. Уральцеву вспомнилось, как кто-то в штабе армии сказал, что на Малой земле общая длина траншей более ста километров. И сейчас, глядя на них, он подумал, сколько труда вложили солдаты и матросы, чтобы в каменистой земле прорыть траншеи, оборудовать блиндажи, соорудить позиции для пулеметов и орудий.

А все же где то место, где его ранило, где с риском для жизни его спас Лев Зайцев?

Кажется, вон там, где на бугре виднеется одна стена разваленного дома. Там находилось боевое охранение немцев. Пленного тогда взять не удалось. Но сам Уральцев мог оказаться в плену, если бы на выручку не бросился Лев Зайцев. Где-то он сейчас, этот парень? Кажется, его тоже ранило.