— Тут мне передавали, что вы научный работник. Гидробиолог. Это так?

— Моя военная специальность разведчик, — сказал Глушецкий, — Да, разведчик. А после войны видно будет…

Майор оживился.

— Кстати, очень кстати. Вчера начальник разведывательного отдела интересовался, имеются ли у нас в резерве командиры-разведчики. А у нас, как на грех, ни одного. Обождите минуточку. — Он позвонил по телефону: — Товарищ капитан второго ранга, в резерв прибыл из госпиталя командир взвода разведки лейтенант Глушецкий. Воевал в Севастополе. Прислать? Хорошо.

Вскоре Глушецкий сидел у начальника разведывательного отдела капитана второго ранга Медведкина, с интересом разглядывая человека, который должен знать все, что делается по ту сторону фронта. Перед ним был пожилой человек с густыми черными бровями, из-под которых смотрели удивительно светлые, словно прозрачные глаза. От самого лба до макушки головы блестела лысина. Тонкие губы словно застыли в постоянной усмешке, отчего на щеках образовались две извилистые морщины. Постукивая карандашом по столу, он зябко поеживался, хотя на нем поверх кителя был надет меховой жилет. Глушецкий, которому было жарко, с удивлением смотрел на этот жилет.

Медведкин подробно расспросил лейтенанта о родителях, об учебе в университете, о боях в Севастополе, знает ли немецкий язык. На каждый вопрос Глушецкий давал обстоятельный ответ.

— Добро, добро, — поощрительно и с какой-то неуловимой усмешкой приговаривал Медведкин.

Когда лейтенант рассказал о себе все, начальник разведки спросил:

— Как ваше здоровье? Отдохнуть после госпиталя врачи не советовали?

Глушецкий невольно покраснел и опустил глаза. Вот сейчас и сказать о том, что отдохнуть не мешало бы. И начальник разведки не осудил бы, пожалуй.

— На здоровье не жалуюсь, — с невольным вздохом выговорил Глушецкий и поднял глаза.

Начальник заметил его смущение и резко сказал:

— Говорите откровенно. В разведке работа тяжелая, и с неокрепшим здоровьем я не рекомендовал бы…

— Я здоров, — уже твердо заявил Глушецкий.

— А почему вздохнули и смутились, когда спросил?

— Просто так.

— Гм… Просто так, говорите. Ну что ж…

После почти часового разговора начальник разведки ничего не сказал о назначении на должность, лишь приказал явиться на следующий день к двенадцати часам.

«По-видимому, я не произвел на него впечатления», — думал Глушецкий, возвращаясь в общежитие.

В общежитии не оказалось ни одного человека. Походив несколько минут по комнате, пересчитав количество коек и тумбочек, Глушецкий сел на стул и закурил. Он не знал, чем ему заняться. Посидев некоторое время без движения, он достал из полевой сумки тетрадь, вырвал лист, написал на нем: «Здравствуй, Галинка!», но тотчас же свернул лист и сунул обратно в сумку. «Писать-то не о чем», — с огорчением подумал он.

Глушецкий встал и вышел на крыльцо.

Наступил вечер. Солнце опустилось за море. С гор потянуло прохладой. Глушецкий сел на крыльцо и стал слушать, как попискивали на деревьях птицы, готовясь ко сну. Постепенно птичьи голоса стали затихать, наступила тишина.

Утром он проснулся с твердой решимостью пойти к начальнику разведки с заявлением, чтобы быстрее отправлял его на фронт.

На этот раз встреча была более теплой. Начальник вышел из-за стола, поздоровался за руку, усадил на диван. В его прозрачных глазах светилось веселое добродушие.

— Как самочувствие? — спросил он, садясь рядом.

— Неважное, товарищ капитан второго ранга.

У того удивленно поднялись темные брови.

— Почему?

— Жизнь в резерве не для меня. Пришел доложить вам об этом.

Начальник разведки прищурил глаза, отчего они стали лукаво-колючими, и понятливо кивнул головой.

— Я ожидал от вас такое заявление, — сказал он. — Сидите, сидите, не вскакивайте. Разговор будет важным.

Подойдя к столу, Медведкин скрутил цигарку из махорки, а Глушецкому предложил папиросу. С минуту он молча пускал изо рта дым. Потом положил окурок в пепельницу и стал прохаживаться по комнате. Остановившись около лейтенанта, сказал:

— Мы навели о вас справки. Отзывы отличные. Хорошо и то, что знаете немецкий язык. Вы где его изучали?

— В университете.

— Одним словом, ваша кандидатура подходящая.

— Для какого дела? — невольно вырвалось у Глушецкого.

— Разведчик должен быть терпеливым, — спокойно и чуть насмешливо произнес Медведкин, и в его прозрачных глазах опять сверкнули веселые искры.

— Прошу прощения, — смутился Глушецкий.

Медведкин сел и в задумчивости посмотрел на лейтенанта, словно раздумывая о чем-то. С минуту он молчал, потом сказал:

— На всех фронтах противник остановлен. Фашисты дошли до Волги, но в Сталинграде натолкнулись на такое сопротивление, что стали топтаться на месте. Здесь, на Кавказе, противник также остановлен. Наша задача накапливать свои силы и не давать этого делать врагу. Сейчас, когда фашисты перешли к обороне, мы должны постоянно их тревожить, не давать им ни одного спокойного дня, ни одного часа. В каждой части сейчас создаются истребительные отряды. Эти отряды проникают в тылы противника, делают засады и бьют захватчиков. Большинство отрядов — комсомольские. В них записываются добровольцы.

Глушецкий начинал понимать, куда клонит начальник. Медведкин увидел по выражению лица лейтенанта, что тот догадался, в чем дело, и заговорил конкретнее:

— Такой небольшой отряд имеется и при моем отделе. На днях, во время бомбежки в Туапсе, был тяжело ранен командир отряда лейтенант Островой. Это получилось совсем некстати! Отряд есть, а командира нет. Думаю поручить командование отрядом вам.

— Я согласен! — загораясь, воскликнул Глушецкий и вскочил с дивана.

Начальник опять усадил его.

— В отряде всего двадцать человек. Но эти двадцать стоят доброй сотни. Большинство моряки, боевой опыт имеет каждый. Подбирал их сам.

— Почти взвод.

— А теперь пойдемте к разведчикам, — сказал Медведкин. — Сумейте добиться их уважения. Своего прежнего командира они любили.

Медведкин снял жилет, потер пальцами виски.

— Замучила проклятая малярия, — заметил он, морща лицо.

По дороге Медведкин стал рассказывать о людях отряда.

— Сейчас группой временно командует помощник командира, боевой моряк, участник боев на Карельском перешейке и в Севастополе, главстаршина Семененко.

— Семененко! — с радостным изумлением воскликнул Глушецкий. — У меня был помощником командира взвода!

— Стало быть, знаете…

— Отлично знаю. — И вдруг усомнился: — А может, не тот, мало ли однофамильцев.

— Сейчас убедимся.

Они подошли к большому сараю, покрытому черепицей. В мирное время здесь, по-видимому, был гараж для автобусов. Из открытой настежь двери донесся басовитый голос:

— Оружие без уходу — что кинь без овса. Треба и трофейное драить…

По лицу Глушецкого расплылась улыбка:

— Он! Павло…

Глядя на улыбающееся обветренное лицо Семененко, на котором радостно блестели серые, чуть навыкате, глаза, Глушецкий думал о том, какие бывают удивительные встречи. Недаром говорится, что гора с горой не сходятся, а человек с человеком обязательно встретятся. В госпитале он не раз вспоминал главстаршину, но не предполагал, что может когда-либо встретиться с ним. И вот, придя в отряд, он встречает не только Семененко, но и Гучкова, и Кондратюка.

— Рассказывай, — нетерпеливо сказал Глушецкий после того, как Медведкин представил его отряду и пошел, оставив лейтенанта вдвоем с Семененко. — Каким чудом вы все трое оказались вместе?

Не менее лейтенанта обрадованный встречей, главстаршина плутовато усмехнулся и произнес:

— Чудес нема, товарищ лейтенант. События развивались так, что все к нашей встрече шло.

— Как тебе удалось выбраться из Крыма?

— На рыбачьей лодке с парусом.

Семененко рассказал, что его группа благополучно прошла в золотую долину и углубилась в горы. Дошли до Ай-Петри, но партизан не нашли. Несколько раз пришлось столкнуться с гитлеровскими отрядами, брошенными на борьбу с партизанами.