Очень жаль, что Фульк-старший не видит, как растет их сын, не имеет возможности отмечать все эти мелкие каждодневные перемены, через которые проходит его потихоньку становящийся волевым характер. Девочки тоже росли и менялись, хотя и не так быстро, как мальчик.
Мод тяжело вздохнула. Ионетта, как и ее брат, была еще слишком мала, чтобы скучать по отцу. А вот Хависа – другое дело. Не проходило и дня, чтобы она не требовала сказать, когда вернется папа. Девочка становилась непослушной и требовательной и, кажется, считала, что в отсутствии отца каким-то образом виновен ее крошечный младший братик, поскольку, как только он родился, папа сразу уехал. А разве объяснишь, как на самом деле обстоит дело, ребенку трех лет от роду, даже очень смышленому?!
Мод отложила шитье и встала закрыть ставни. Сгущались сумерки. Колокола собора пробили час вечерни. Последние четыре месяца Мод жила по их звону – отсчитывала время, словно бы заточенная ожиданием и неизвестностью в круг ада.
После того как принц Лливелин объявил о своей помолвке с дочерью Иоанна, Фульк привез родных в священные стены Кентерберийского аббатства и передал под покровительство Хьюберта Уолтера, зная, что король не посмеет их там тронуть. А затем вместе с братьями покинул Англию и удалился в изгнание, во Францию: участвовать в турнирах, наниматься на службу – надо было провести зиму там, где Иоанн не сможет достать Фицуоринов. Мод подумывала о том, чтобы пересечь пролив и присоединиться к мужу, но дальше мечтаний дело не пошло. В это время года переплывать море – дело опасное. Чтобы добраться до порта, придется покинуть надежные стены аббатства, и она сразу окажется легкой добычей для Иоанна. К тому же дети были еще слишком маленькие, чтобы отправляться в подобное путешествие. Поэтому Мод продолжала ждать мужа в архиепископском дворце, под защитой бывшего деверя.
Фульк обещал вернуться весной, но что ждало его здесь? Жизнь изгнанника? Мод закусила губу и закрыла железный засов на ставнях.
– Мама, поиграй со мной! – потребовала Хависа, дергая Мод за платье. – Давай в ладушки.
У Мод не было никакого желания играть, но ради дочери она заставила себя улыбнуться и выставила вперед ладони, чтобы Хависа хлопала по ним, приговаривая простенький стишок.
– И я, – заявила Ионетта, ковыляя к ним.
– Ты еще маленькая. Уходи, я играю с мамой!
Хависа изо всех сил толкнула сестру. Ионетта опрокинулась навзничь, глухо стукнувшись о пол, и оглушительно заревела – скорее, от удивления, чем от боли.
– Хависа, какая ты злая девочка! – в отчаянии воскликнула Мод, бросившись поднимать и утешать Ионетту.
Хависа всем телом вздрогнула от ее окрика, отчего к гневу матери прибавилось чувство вины.
– Я не злая, не злая! – Старшая дочка сердито топнула ножкой, и ее бледное личико порозовело.
К всеобщей суматохе прибавился негодующий плач, доносившийся из колыбели. Грейсия, занятая каким-то сложным плетением, бросила работу и подбежала взять на руки разбушевавшегося младенца. От этого каприз Хависы превратился в настоящую истерику: на такое даже покойный король Генрих в лучшие его годы не был способен.
Дверь открылась. На пороге со страдальческим выражением лица застыл Хьюберт Уолтер. Он держал за руку маленькую девочку, которая огромными глазами взирала на происходящее.
– Что, милая, я не вовремя? – спросил Хьюберт и повернулся, чтобы уйти. – Ничего страшного, зайду попозже.
– О нет, ваше высокопреосвященство, входите, пожалуйста! – взмолилась Мод, с ужасом представив себе перспективу остаться одной с тремя вопящими детьми. Фульк хорошо устроился: уехал себе во Францию, и горя ему нет.
Когда Хависа увидела архиепископа и какую-то незнакомую девочку, запала у нее поубавилось. Крик стал тише, лицо было уже не таким красным, но плач не прекратился. Она спряталась за маминой юбкой. Мод свободной рукой нежно, хотя и с некоторой досадой, приобняла ее.
– Пожалуй, в безбрачии есть свои положительные стороны, – иронически заметил Хьюберт.
– В материнстве – тоже, – с вымученной улыбкой парировала Мод и посмотрела на ребенка, которого привел архиепископ.
Девочка явно чувствовала себя не в своей тарелке, но изо всех сил держалась. Мод прикинула, что незнакомке, должно быть, лет семь или восемь. Ее светло-каштановые волосы были заплетены в две аккуратные блестящие косы и перевиты красными шелковыми лентами. У девочки было серьезное, с тонкими чертами личико, на котором выделялись широко раскрытые глаза: серые, с золотыми искорками.
– Кто это? – спросила Мод.
Хьюберт посмотрел сверху вниз на подопечную и сжал ее маленькую ручку в своей огромной лапе.
– Познакомьтесь, это Кларисса д’Обервиль, моя племянница и воспитанница, – сказал он. – Ее недавно передали под мою опеку, у бедняжки умер отец.
Мод подумала про себя, что если малышка и впрямь приходится Хьюберту родственницей, то наверняка очень дальней.
В свое время первый муж, ныне покойный Теобальд, упоминал, что у него есть двоюродная сестра, которая вышла замуж за некоего д’Обервиля. Учитывая возраст, эта девочка вряд ли могла быть их дочерью. А вот внучкой – вполне. Если Кларисса находится сейчас на попечении Хьюберта, то, скорее всего, мать у нее тоже умерла.
– Соболезную, это очень печальное известие, – пробормотала Мод.
– Кларисса не слишком ладила с отцом, а мать ее скончалась четыре года назад в родах, – продолжал Хьюберт так, словно девочка была глухая. – А потом… Ты знаешь, как это бывает в больших семействах, когда нет хозяйки, чтобы управлять домом. Словом, за девочкой присматривали разные няньки, а также жены рыцарей ее отца. Теперь она оказалась на моем попечении, и я нашел для нее подходящее место. Но пока Кларисса в Кентербери, я хотел попросить тебя об одолжении. Пусть некоторое время она поживет с вами. Где трое детей, там и еще одному место найдется.
– Вы думаете, я справлюсь? – лукаво спросила Мод.
Хьюберт улыбнулся и уверенно кивнул:
– Ну а как же иначе. – Похоже, он не сомневался, что бывшая невестка не откажет ему. – Так ты поможешь Клариссе?
Мод склонила голову. Ей было до глубины души жаль бедную девочку, обстоятельства жизни которой напомнили ей собственное детство. Несладко расти без матери, с безразличным отцом.
– Конечно, я заберу ее, – сказала Мод и ободряюще улыбнулась малышке.
Хьюберт выпустил руку своей подопечной, наклонился к ней и пояснил:
– Это леди Фицуорин. Ты у нее поживешь немного, пока мы не найдем тебе постоянное жилище.
– Да, ваше высокопреосвященство, – важно сказала Кларисса своим высоким детским голоском, явно копируя интонации взрослых, и сделала Мод книксен, продемонстрировав безупречные манеры.
У Мод защемило сердце, когда она вспомнила, как в детстве бабушка вечно мучила ее лекциями о приличных манерах.
Удовлетворенный, Хьюберт кивнул и удалился, закрыв за собой дверь.
Ненадолго наступила тишина. Пока Мод решала, как лучше прервать ее, Хависа взяла инициативу на себя. Продолжая для надежности одной ручкой держаться за мамины юбки, она шагнула навстречу новенькой.
– Сколько тебе лет? – спросила она.
Кларисса строго посмотрела на девочку.
– На день святой Анны исполнилось восемь, – сказала она.
У Хависы от восхищения и почтения округлился рот, так что Мод еле сдержалась, чтобы не улыбнуться. Малышка смотрела на взрослых как на титанов, которые могли быть добрыми, а могли быть и жестокими, в зависимости от своих капризов и ее поведения. Перед старшими же детьми она благоговела. «Когда я буду большой девочкой…» – это было любимой песней Хависы.
– А мне почти четыре, – соврала она. – Ты умеешь играть в ладушки?
Через несколько секунд Клариссу уже усадили на коврик из стеганой овчины играть в ладушки, и вся неловкость разом пропала. Хависа пригласила – Кларисса согласилась: серьезно и учтиво.
Эта первая встреча задала тон всему пребыванию Клариссы в семействе Мод. Грейсия в шутку называла ее за глаза святая Кларисса, из-за терпеливости и неизменно доброго расположения духа маленькой воспитанницы. В отличие от Хависы, у которой настроение было так же капризно, как ее волосы, Кларисса обладала спокойным и кротким нравом. Она любила шить и прясть. Она обожала малышку, и ей нравилось играть для Хависы и Ионетты роль старшей сестры. А еще Кларисса отличалась аккуратностью, и одежда ее никогда не бывала грязной. Единственное, что смущало Мод, это излишняя серьезность и рассудительность воспитанницы: ей порой хотелось, чтобы Кларисса вела себя как восьмилетний ребенок, а не как взрослая женщина. Но постепенно стало ясно, что такова уж натура их гостьи. Мод привязалась к ней и боялась, что в один прекрасный день Хьюберт заберет девочку, продав кому-нибудь право опекунства или найдя Клариссе подходящего жениха. Мод понимала, что лучше бы не прикипать к гостье сердцем, чтобы не мучиться потом, когда придет час разлуки, но не могла, да и не хотела лишать сироту любви.
