Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Лютня откроет двери, закрытые и для сапога, и для меча, – сказал Жан. – Мужчины будут привечать тебя за веселье и радость, которые ты приносишь в их дом. Простолюдины расплатятся с тобой ужином, незнакомцы быстрее примут в свой круг. А женщины порой допустят тебя в свои святилища. – Он многозначительно вскинул брови.

Фицуорин чуть заметно покраснел. В силу юного возраста женщины и их святилища невероятно интересовали Фулька, однако, увы, по-прежнему все еще оставались для него тайной за семью печатями. Высокородные барышни вплоть до самого замужества сидели дома взаперти, и за ними строго надзирали родительницы. Добропорядочные девушки более низкого положения держались строго и неприступно. А те, которые не были добропорядочны, метили на королевское ложе, скромная постель оруженосца не казалась им привлекательной. Дворцовые шлюхи предпочитали тех, у кого в карманах водилась звонкая монета. Так что, между нами говоря, Фульк был совершеннейшим профаном в области отношений между полами и старался лишний раз не демонстрировать свое невежество.

Жан склонился над лютней, наигрывая мелодию в качестве платы за вкусный ужин. Голос у него был чистый и уверенный, высокий, но сильный, как колокол. Он несся над всей мешаниной кухонных звуков, превращая в песню историю, которую им только что поведали. Фульк слушал его с увлечением и чуть завистливым восторгом. Это был воистину божий дар, и Фульку стало немного обидно, что сам он подобным талантом не обладает. Впитывая слова и звуки, Фульк заметил, сколь трепетно Жан обращается со своей лютней. Наблюдая, как он ставит пальцы на струны, Фульк вспоминал другой образ: свои руки, столь же почтительно заглаживающие шрамы на поверхности щита.

Внезапно все наслаждение и охватившее душу умиротворение разом пропали. Голос Жана еще звенел, сопровождая последние звуки лютни, когда Фульк рывком вскочил и бросился к двери.

Не обращая внимания на громкие аплодисменты и требования продолжать, де Рампень торопливо поклонился и поспешил за своим подопечным.

– Ты куда? – схватил он Фулька за рукав.

– Я вспомнил, что оставил свой щит в покоях Иоанна.

– Но тебе сейчас туда нельзя! – изумленно воскликнул Жан. – Кухня еще ладно, но за такое мой господин с нас обоих наверняка шкуру спустит!

– Щит новый совсем, – упрямо гнул свое Фульк. – Мне его отец прислал, в подарок на день рождения.

– Боже милостивый, ты что, маленький ребенок, который не может уснуть без любимой игрушки?! – По добродушному лицу Жана впервые скользнуло раздражение. – Подожди до завтра, ничего с твоим щитом не случится.

– Нет, надо забрать его прямо сейчас. Ну как ты не понимаешь: это дело чести.

– Не будь таким идиотом. Я…

– Не хочешь идти со мной – и не надо, – невозмутимо перебил его Фульк. – Никто тебя не заставляет, но меня ты не остановишь.

И с этими словами он шагнул на улицу, в безумную ночь. Снаружи сильно похолодало, слякоть превратилась в снег, и начиналась метель.

Жан поколебался, затем, выругавшись, поспешил вслед за новым приятелем.

– Я хочу лишь забрать то, что принадлежит мне, – сказал Фульк.

Он быстро шагал вперед, оставляя на покрывающейся белизной траве темные мокрые следы.

Бормоча проклятия и пригнув от ветра голову, Жан пытался не отставать.

Дверь в королевские покои была закрыта, и снаружи в карауле стоял солдат. Колышущееся пламя от укрепленного на стене светильника играло на его кольчуге и шлеме, превращая железные заклепки в золотые и время от времени выхватывая из темноты острый наконечник копья.

Стражник уставился на юношей суровым взглядом:

– Молодые люди, что вы здесь делаете?

Фульк обладал цепкой памятью на лица и знал всех караульных, охранявших покои. Этот, по имени Роджер, был из числа тех, что больше лает, чем кусает.

– Я недавно забыл здесь щит, – сказал он. – И хотел бы забрать его… сэр.

– Слышал я про это «недавно». – Некоторое время стражник внимательно разглядывал изуродованное лицо Фулька. – Хорошо, что не я тогда стоял в карауле, – угрюмо произнес он. – Того, кто был на дежурстве, непременно выпорют за то, что не пошел узнать, отчего поднялась суматоха.

– Стражник вряд ли что мог услышать, ведь мы находились далеко от двери, – пояснил Фульк. – И потом, там весь день была суматоха.

– Но кто-то все равно должен отвечать, – резонно заметил Роджер и угрожающе махнул копьем. – Идите-ка лучше своей дорогой. Слышите? Уматывайте отсюда, пока не накликали новой беды.

Фульк весь подобрался. В свои пятнадцать лет он был почти двух ярдов ростом – выше многих взрослых мужчин – и сейчас, выпрямившись, оказался вровень с караульным.

– Я пришел только за своим щитом, – повторил он. – Заберу его и уйду. Пропустите меня немедленно.

– Не хватало еще, чтобы мне тут всякие молокососы приказывали…

– Мы выполняем приказ милорда Уолтера, – выступая вперед, перебил стражника Жан. – Мастер Фицуорин сейчас находится в его подчинении.

– Вас послал лорд Уолтер? – удивленно поднял брови караульный.

– Да, сэр. Как вам известно, он отвечает за подготовку оруженосцев, входящих в свиту лорда Гланвиля. Он хочет взглянуть на щит.

– Что же вы сразу не сказали? – проворчал Роджер. Он открыл дверь и жестом пригласил Жана войти. – Тебе нельзя, – сказал он, задерживая Фулька. – Я за это жизнью могу поплатиться. А я не собираюсь болтаться на виселице из-за того только, что два юнца повздорили.

Через несколько минут Жан вернулся. Щит он держал очень странно: так, что герб оказался обращен внутрь и видны были только деревянная подложка и ремень для руки.

– Ну все, надеюсь? – Караульный закрыл дверь и твердо встал перед ней, ясно давая понять, что больше с места не сдвинется.

– Спасибо, милорд, – сказал Жан, с умыслом называя караульного чересчур напыщенно, чтобы польстить его честолюбию. Откланявшись, он быстро пошел прочь.

Фульк догнал его.

– Что ты там прячешь? – Он попытался схватить щит. – Отдай.

Жан неохотно отдал ему оружие.

– Эй, приятель, не кипятись понапрасну. – Он предостерегающе положил руку Фульку на рукав.

Тот молча разглядывал щит, который сегодня днем так бережно полировал. Гладкую крашеную кожу несколько раз проткнули ножом, полностью изрезав герб. Злоба, с которой втыкали нож, была столь велика, что иной раз он проникал аж до деревянной основы.

Гнев нарастал внутри огромным красным пузырем, стучал в глазницы. Ненависть ослепляла Фулька, но он понимал, какие чувства руководили принцем Иоанном. Уничтожить герб значило оскорбить не только самого человека и даже всю его семью, но весь род, включая покойных предков.

– Да не переживай ты так, оно того не стоит, – сказал Жан, переводя взгляд с Фулька на щит и обратно. – Мы попросим кого-нибудь из оружейников натянуть новую кожу, никто потом и не отличит.

– Я отличу, – проговорил Фульк дрожащим от ярости голосом. – Это главное.

– Слушай, нам пора возвращаться в дом моего господина. Мы и так уже достаточно рискуем.

Несколько секунд Фульк смотрел на него бессмысленным взглядом, а потом усилием воли взял себя в руки. На негнущихся ногах он прошел в соседний зал, крепко зажав в кулаке ремень щита. И вдруг остановился, словно гончая, почуявшая добычу. Там король Генрих беседовал с группой офицеров и придворных. А рядом с ним стоял принц Иоанн, довольно бледный, но в остальном целый и невредимый.

– Эй, не делай глупостей, – чуть слышно шепнул Жан. – Тебе что, жить надоело?

Фульк не мог унять дрожи. Он с трудом сдерживал гнев и от напряжения, казалось, мог вот-вот взорваться.

– Я убью его, клянусь! – процедил он.

Взгляд Фулька был острым, словно копье, и, видимо, Иоанн его почувствовал, поскольку вдруг повернул голову. Взгляды их скрестились, словно у противников на поле битвы. Принц что-то вполголоса проговорил отцу, поглощенному разговором с Ранульфом де Гланвилем.

С выражением досады на лице Генрих склонил к сыну ухо, а затем тоже посмотрел на стоявшего на другом конце комнаты Фулька. Ранульф де Гланвиль заложил руки за спину и нахмурился.

7
{"b":"569024","o":1}