– Большая удача, что вас, миледи, не было в числе тех, кто стрелял в меня со стен Уиттингтона, – сказал он. – Иначе я бы давно уже распрощался с жизнью. Да у вас глаз лучше, чем у Алена, а он самый меткий из наших лучников.

– Лучше всего я стреляю, когда сержусь, – пожала плечами Мод.

Он ковырнул носком мягкую густую траву. Среди травинок пробирался жук с блестящим, как полированная кожа, туловищем.

– Вы имеете полное право сердиться, миледи.

Бросив на Мод взгляд из-под насупленных бровей, Фульк заметил, что она настороженно разглядывает его. В очертаниях твердо сжатого рта и чуть прищуренных глазах отчетливо читались следы недавнего гнева.

– Ужасное чувство: неподвижно лежать спеленутым в бинтах, словно беспомощный младенец. Извините великодушно, если я бранил вас за то, в чем нет вашей вины. На самом деле я в неоплатном долгу перед вами и перед тетушкой. Я прекрасно это понимаю и вовсе не хочу, чтобы вы считали меня неблагодарным.

По виду Мод Фульк понял, что она еще не готова его простить.

– Я и не считаю вас неблагодарным. – Она подошла к мишени и вытащила свои стрелы. Фульк глядел на ее прямую спину, на льняное покрывало, колыхавшееся при каждом движении. – Вы просто невоспитанный грубиян.

– Если вы дадите мне шанс, я докажу обратное. Всему виной моя болезнь.

Мод скривила губы:

– Ну, положим, и пребывая в добром здравии, вы тоже не отличались хорошими манерами. – (Фульк вопросительно нахмурился.) – На следующее утро после нашей с Теобальдом свадьбы, – пояснила она, – вы привели под крышу порядочного семейного дома проститутку.

– Кого?

– Гунильду. Так ее, кажется, звали?

Мод выпустила стрелу, и та полетела в центр мишени. Тук. Словно это было сердце врага.

Фульк смотрел на собеседницу с недоумением:

– И вы до сих пор за это на меня сердитесь? Стоит ли помнить такое?

– А вас это удивляет? Я была новобрачной, а вы меня унизили!

– Я это сделал не для того, чтобы унизить вас, – сказал Фульк, повышая голос. – А потому, что я… – Он запустил себе пальцы волосы и замолчал.

– Ну же, договаривайте. Потому, что вы – что?

Он покачал головой:

– Да так, ничего. Это неинтересно.

– Нет уж, скажите, я хочу знать. – Мод приготовила новую стрелу.

Фульк сглотнул и заговорил, отбросив церемонное «вы»:

– Потому что, как ты справедливо заметила, ты была новобрачной – женой Теобальда. А я… Боже правый, я тебя тогда безумно хотел!

Она опустила глаза и принялась разглядывать гусиные перья на стреле, как будто видела их впервые.

– Да каждый мужчина в зале представлял себя на месте Теобальда – мечтал сам лишить тебя невинности, хотел испачкать твоей кровью простыню, и я не был исключением. – Фульк попытался улыбнуться, однако глаза его по-прежнему оставались серьезными. – Я не имел ни малейшего намерения оскорбить тебя, затащив Гунильду к себе в постель. Она попалась на дороге, когда это было мне необходимо. Просто в тот момент мужчине, который почти лишился рассудка, подобное решение показалось правильным.

Теперь уже Мод нервно сглотнула. Фицуорин заметил, как дрогнул ее подбородок, как она коротко вздохнула, и сообразил: то давнее происшествие, похоже, значило для нее гораздо больше, чем можно было предположить. Иначе с какой стати она запомнила бы столь мелкую подробность, как имя Гунильды? Почему сердится на него так долго? Возможно, влечение их было взаимным. Тогда неудивительно, что сейчас Мод ведет себя с ним враждебно.

– То мое давнее желание до сих пор не прошло, – тихо произнес Фульк. – Более того, сейчас все значительно хуже, чем прежде, поскольку со временем чувства мои стали толь ко сильнее. Но что бы ты ни думала о моих манерах, я с величайшим почтением отношусь к тебе и Теобальду. – И с этими словами он рукоятью копья провел на влажной траве темную линию, разделив надвое ярд земли между ним и Мод. – Я не переступлю черту, и ты тоже ее не переступишь, – сказал он. – Но мы оба знаем, что она существует… ведь так?

Дрожа, Мод подняла подбородок. Взгляд ее изумрудных глаз был острым, как стекло. Он почувствовал, как внутри ее назревает гневная отповедь.

– Похоже, я честнее тебя? – спросил он. – Да?

Мод положила стрелу на тетиву и подняла лук:

– Я преданно люблю Теобальда, и моя верность ему тверда, как скала. Как только ты посмел сказать мне такое!

– Посмел, потому что ты сама хотела знать, – развел он руками. – Я тоже люблю Теобальда и не сделаю ничего, что могло бы обмануть его доверие ко мне.

– То есть, по-твоему, желать жену друга – это не значит обманывать его доверие?

– Пока ни один из нас не пересек эту черту – нет. – Фицуорин снова улыбнулся, все так же невесело. – Назовем это куртуазной любовью. Так же невинно, как вручить рыцарю свою ленту перед выступлением на турнире. – Он повысил голос: – Вот что, Мод! Если ты собираешься застрелить меня, сделай это прямо сейчас. Пронзи мне сердце во второй раз.

– Уходи! – прошипела Мод. В глазах у нее заблестели слезы.

Фульк мрачно смотрел на нее:

– Я, вообще-то, пришел мириться. И вовсе не хотел, чтобы все так произошло, клянусь.

– Прошу тебя… просто уйди!

Он повиновался, медленно и неохотно. От слишком долгого пребывания на ногах в бедре пульсировала боль. Признание не принесло ему желанного облегчения: камень с души не только не упал, но, казалось, стал еще тяжелее. Фульк шел к дому. А позади него, ничего не видя от слез, полагаясь на одно только чутье, Мод Уолтер посылала стрелу за стрелой в центр соломенной мишени.

Позже вечером она вновь пришла к нему в спальню. На этой раз без подноса с едой, так как соленую рыбу на ужин Фульк съел в зале, сидя за столом с тетушкой и соблюдая все необходимые приличия. Правда, сама Мод ужинала сегодня в своей крохотной комнатке, сославшись на головную боль.

Он был несколько удивлен ее визитом, но потом понял: все вполне ожидаемо. Убегать – не в натуре Мод Уолтер. Права эта женщина или нет, она будет упорно сопротивляться обстоятельствам.

Мод подошла к скамье у окна, где сидел Фульк, и он увидел у нее в руках горшочек с мазью и чистые бинты.

– Голова прошла, миледи? – вежливо осведомился Фицуорин, бросив взгляд на портьеру, которую Мод специально оставила открытой, дабы в зародыше пресечь любые сплетни: негоже юной леди находиться наедине с посторонним мужчиной.

– Болит еще немного. Но надо заняться вашей ногой, а, кроме меня, никто с этим не справится.

Мод подвинула табуретку и, сев рядом с ним, отстегнула булавку, закреплявшую повязку. Быстро и умело обработала рану, не преминув отметить, как хорошо она заживает. Фульк заранее пообещал себе не реагировать на ее прикосновения, однако сейчас прилагать для этого особых усилий и не понадобилось. Холодный, подчеркнуто деловитый тон Мод подействовал на Фулька отрезвляюще. Да еще вдобавок эти портновские ножницы, висящие у нее на поясе: один Бог знает, на что она способна в гневе.

Мод застегнула булавку и села на скамеечку, сложив руки на коленях, как солидная матрона. Потом глубоко вздохнула и посмотрела Фульку в глаза. На лице ее мучительно боролись благоразумие и отчаянная решимость. Последняя наконец одержала верх.

– Я пришла помириться, – объявила Мод. – И буду так же правдива, как и ты днем был со мной.

Интересно, как долго она сидела одна со своей «головной болью», мучаясь тем, что теперь собиралась сказать и сделать? Внезапно Фульку стало страшно. Пожалуй, сейчас ему вовсе не хотелось узнать правду.

– Я действительно люблю Тео, – начала Мод. – Он добр, щедр, благороден, и я никогда не думаю о разделяющих нас годах, разве что когда выражаю надежду, что мой супруг и впредь будет пребывать в добром здравии. – Голос ее становился все более напористым. – Теобальд – мой лучший друг, и я отдала бы за него жизнь. Я никоим образом не хочу обидеть мужа или причинить ему зло.

– И я не хочу, – вставил Фульк, невольно подумав про себя, что Теобальда Уолтера вряд ли порадовал бы этот разговор или тот, что происходил сегодня днем во дворе у мишеней.