В прохладном тихом овраге, однако, долго отдыхать не удалось. С наступлением темноты предстояло пересечь железнодорожное полотно Ростов — Воронеж, да так, чтобы не встретиться с каким-либо поездом, а они шли без соблюдения графика.

Поужинав сухарями с ключевой водичкой, конвой тронулся в путь. Возле железной дороги в лесной полосе прождали около двух часов, пока в обе стороны не проследовали воинские эшелоны. Перебежали дорогу быстро, но одну повозку заклинило между рельсами, да так, что ее пришлось разломать и сбросить с насыпи. Два десятка включенных мучались со злосчастной повозкой. Когда выбросили со шпал последнюю заднюю ось, вдали послышался шум приближающегося поезда.

Не доходя до Матвеевской, начальник конвоя круто изменил маршрут движения, и колонна повернула к Дону — без дорог, по оврагам и целине.

Куда шел конвой, никто, кроме начальника и заключенных, не знал. Вадим случайно услышал на привале разговор группы конвоируемых.

— Хотя бы знать, куда нас гонят…

— На строительство железной дороги Сталинград — Саратов. Это уже всем известно.

— А как через Дон переправляться?

— На своем животе, мостов нам никто не понастроил.

— А кто не умеет плавать?

— Надо было научиться заранее.

— А Дон широкий?

— По-разному. Где метров сто пятьдесят, в других местах до двухсот, а бывает и до четырехсот. Но скорость течения небольшая.

— Господи боже мой, — оторопело прошептал один из говоривших.

Теперь конвой днем отдыхал по оврагам, а с наступлением сумерек начинал ускоренное движение.

Дон появился неожиданно. Петляя по неглубокому оврагу, головной дозор вдруг за поворотом увидел широкую ленту реки. Метрах в пятидесяти от воды колонна остановилась. На раздумье и подготовку к переправе времени не было: до восхода солнца и появления вражеских самолетов оставалось не более двух часов.

— Кто покажет, как надо переплыть Дон? — обратился начальник конвоя к бойцам.

Вадим вспомнил, как однажды на их батуринском пруду секретарь райкома комсомола организовал соревнование по плаванию. У его родителей был хороший сад. Василий, как звали секретаря, отобрал десять пацанов, подвел их к воде, забросил такое же количество спелых крупных яблок на середину пруда и поставил условие: победитель тот, кто сумеет достать из воды больше яблок. Вадим тогда успел собрать шесть штук.

— Давайте я попробую, — ответил он командиру роты. Широкая река манила и отпугивала.

— Пробовать не стоит. Необходимо переплыть Дон и организовать охрану на той стороне прибывающих заключенных.

— Я готов.

— Вперед!

Смельчаков набралось восемь. Увязав в плащ-палатку вещмешки, скатки, положив сверху винтовки, поеживаясь от прохладного предутреннего ветерка, группа вошла в воду. Метров двадцать она двигалась по дну, а когда небольшие донские волны стали накатываться на плечи, поплыла, толкая перед собою свое имущество.

С волнением смотрели заключенные и бойцы на первый десант, как сносило его течением вправо. Но вот группа достигла противоположного берега. Переплыть можно!

«Не поверит Юлька, что сумел преодолеть Дон, да и никто не поверит, не каждый казак осмелится на такое», — размышлял довольный собою Вадим, натягивая промокшую одежду. Сушиться не было времени.

Заключенные группами по восемь человек с интервалами в полминуты поплыли с предупреждением, что конвой откроет огонь на поражение, если будет обнаружена попытка к побегу.

Бойцы и командиры без происшествий переплыли Дон метров на пятьдесят левее места переправы зэков.

Не умевших держаться на воде заключенных набралось около двух десятков. Им разрешили разломать последние две повозки, использовать сухой кустарник, связки куги и с помощью этих подручных средств соорудить небольшие плоты. Приспособления эти оказались слабыми, держали людей на воде плохо.

Печальное зрелище — наблюдать попытки переплыть широкую реку людьми, не умеющими этого делать: хаотичное бултыхание ногами и руками в воде, расширенные, не мигающие от страха глаза, судорожное глотание воздуха вместе с брызгами, крики о помощи. Дотянули до левого берега лишь пятеро, их отнесло течением метров на сто от основной массы переплывших Дон, но попыткой к побегу это не посчитали.

Двое заключенных отказались выполнить приказ на преодоление водного рубежа и по распоряжению начальника конвоя были расстреляны.

Вскоре мокрая и озябшая колонна продолжила путь на восток. Впереди были еще реки Хопер и Медведица, прежде чем конвой прибыл к месту назначения.

Сергей был наслышан о снайперском движении в войсках НКВД, имел свой опыт применения отличных стрелков. Когда ему сообщили о назначении командиром роты, решил немедленно сформировать снайперское отделение. «Товарыш» согласился с пожеланиями лейтенанта, приказал выдать пять снайперских винтовок. По просьбе Бодрова в его распоряжение был откомандирован вернувшийся из госпиталя сержант Волынов. Он был назначен на должность старшины роты. Заместителем ротного стал лейтенант Шведов, командирами взводов — Чиков, Долгачев и Фатеев. Приказ о сформировании роты, всех назначениях и присвоении старшинского звания Волынову, Чикову и Фатееву был в этот же день подписан командиром полка.

Роту Бодрова на пяти автомашинах доставили в Мичуринск, а затем поездом она передислоцировалась в Изюм. На месте выгрузки представитель управления войск НКВД по охране тыла поставил подразделению задачу: в составе пограничного полка организовать войсковую линию заграждения на тылах 57-й армии, в последующем быть в готовности выполнять те же задачи, что и на Западном фронте минувшей зимой.

«Значит, опять наступление! — размышлял Сергей. — Эта работа нам уже знакома».

В составе роты он сформировал отделения: снайперов в количестве восьми человек, пулеметное, на вооружении которого имелись три ручных и один станковый пулемет, три стрелковых. В Изюме подразделение получило пополнение — двенадцать пограничников, вернувшихся из военных госпиталей.

Конкретный рубеж войскового заграждения роте не был определен. Рассчитывая получить задачу на месте, подразделение совершило марш в пешем порядке в направлении Лозовое.

К концу дня пограничники вышли к неширокой лесной полосе, здесь командир разрешил заночевать, а с рассветом продолжить путь. Рдел закат.

Майская теплая ночь, зеленая травка, приятный ветерок — все располагало к хорошему и спокойному отдыху. Но появилось вдруг неведомо откуда смутное чувство тревоги, несмотря на тишину. А на фронте, как известно, слишком хорошо не бывает. Это была ночь на 17 мая 1942 года, последняя спокойная ночь для всего южного крыла советско-германского фронта.

Утром, едва забрезжила заря, слева, со стороны Барвенково, послышался гул артиллерийской канонады летящих самолетов.

— Наши перешли в наступление, — пояснил Шведов, — без работы не останемся.

— Видишь, и самолеты у нас нашлись, сплошное гудение, — поддержал разговор Фатеев.

Не спеша бойцы позавтракали, покурили. Срочных дел нет. И вдруг ошеломляющая весть. Прибежал наблюдатель и прерывающимся от волнения голосом выпалил: «Танки! Немцы!»

— Какие немцы? Спятил, наверное, — напустился на бойца Долгачев.

— Немцы! — зло выкрикнул наблюдатель. — Там их тьма-тьмущая.

Командиры подразделений бросились к опушке. Впереди, в полукилометре, по двум небольшим высоткам справа налево шла большая колонна танков с черно-белыми крестами на броне и восемь бронетранспортеров с солдатами.

Колонна остановилась на какое-то время, затем танки и бронетранспортеры двинулись дальше, а пехота начала растекаться по высотам. Через пять-десять минут по этому же маршруту проследовало еще не менее сотни танков, создав сплошную пыльную завесу.

— Т-11, — со знанием дела сообщил Чиков, — «танкетками» называются, их у немцев много, но горят хорошо.

Сергей непонимающе смотрел на развернувшуюся панораму подготовки противника к бою, удивлялся: «Нате вам, немцы намерены обороняться, повернувшись спиной. Значит, меня не видят. Но что же делать? — билась мысль. — Откуда они взялись? Там же наши».