Вадим вовремя вывел бойцов в исходное положение, не забыл предупредить подчиненных не смотреть на ослепляющие «люстры», после чего человек несколько минут не может видеть.
— «Куриная слепота» называется, — пояснял он бойцам, — хотя, говорят, это не совсем правильное название.
Заключенные об этом тоже знают и пользуются моментом, прорываются через ограду, когда эта «слепота» у охраны еще не исчезла. Но удержаться и не посмотреть на нестерпимое свечение не так-то просто.
Вадим лишь на мгновение взглянул на то, что творилось в колонии, поэтому раньше всех оказался «зрячим». В этот момент на него кто-то наскочил. «Пацан», — мелькнуло в сознании. Он схватил беглеца за руку, а он и не попытался вырваться.
— Ты кто?
— Женька Димитров.
— Зачем убежал?
— Там страшно, — всхлипнул мальчишка.
— Куда бежишь?
— Не знаю. Куда все, туда и я.
— Вот что, Димитров, иди назад с поднятыми вверх руками, не прячься и не бегай, тебя никто не тронет. Если побежишь, могут застрелить.
Вскоре в направлении колонии шли сначала одиночками, а затем небольшими группами недавние беглецы. Со стороны леса слышались отдельные выкрики, команды, выстрелы. Заслон на опушке леса пресек попытку уйти почти двум десяткам заключенных. Оперативная группа собрала двенадцать беглецов, на их плечах принесла в колонию восемь трупов, которые положили рядом с двадцатью погибшими при бомбежке. Раненых заключенных оказалось больше: четверо из числа бежавших и более сорока от бомбежки. После тщательной проверки по отрядам четырех осужденных недосчитались. Все они имели длительные сроки заключения.
Оперативная группа вновь пошла на поиск бежавших. С рассветом подошли к опушке леса. Развернувшись цепью, отделение начало прочесывать вдоль и поперек лесной массив, но следов бежавших обнаружить не удалось.
Не обошлось без курьезов. Накануне всех этих событий, вечером, в состав отделения был включен прибывший после лечения в госпитале боец Боровских. Проходил он службу до ранения в охране комбината Наркомата боеприпасов. Физически очень сильный человек, основательный, из тех, на кого, как говорится, можно положиться. Но у него, по существу, не оказалось времени на знакомство с отделением. А тут ночь, бомбежка, сразу же задержание бежавших. Так этот Боровских в темноте поймал и приволок к командиру отделения сопротивляющегося и матьвперемать кричащего рядового Сгибнева.
— Та вин тильки верещав, ничого не балакав, — оправдывался новичок.
— Он меня так схватил сзади за шею, — возмущался пострадавший, — что много не наговоришь.
А потом уже и самого Боровских, обезоруженного, привели к командиру отделения.
— Мы думали, переодетый беглец, — пояснили бойцы.
Не успели все толком прийти в себя от ночного и утреннего бдения, через дежурного по батальону поступила команда: «Младшего сержанта Бодрова — в штаб полка».
Там, возле штабной землянки, уже собралась группа среднего и младшего командного состава. Выступил командир полка. Он сказал, что обстановка на фронте вновь резко обострилась, нависла угроза захвата немцами Воронежа. Непосредственно в городе частей Красной Армии нет. Сейчас там находятся лишь части войск НКВД: 233-й конвойный полк, 287-й полк 13-й дивизии, 41-й полк 10-й дивизии внутренних войск, батальон 125-го полка по охране железнодорожных сооружений. Перед ними стоит непосильная задача — удержать город до подхода частей Красной Армии. В помощь 233-му полку, командир которого является военным комендантом Воронежа, от нас выделяется сводная рота. В ее состав включаются по три отделения от каждого батальона.
В числе откомандированных оказалось и отделение Вадима.
Итак, на фронт!
Уже утром следующего дня рота форсированным маршем двинулась в сторону Воронежа. Третье отделение второго взвода во главе с Бодровым, с винтовками «на плечо», окутанное не оседающей в безветрии пылью, двинулось к фронту, чтобы остановить наступление моторизованных и танковых полчищ немецко-фашистских войск.
Каждый по-своему переживал новый поворот судьбы, но настроение у шагавших по мягкой дорожной пыли бойцов было приподнятым. Слышались шутки, смех. Живо обсуждались «подвиги» Боровских. Он один из всего отделения уже побывал на передовой, знал, что это такое, и теперь шел молча, сосредоточенно, не разделяя общего шутливого настроения.
На основании приказа Ставки и распоряжения командующего Брянским фронтом части войск НКВД 3 июля заняли оборону: 233-й полк двумя батальонами и пулеметной ротой — на северной и северо-западной окраине Воронежа, 287-й полк двумя батальонами без одной роты — на западной и 41-й тремя батальонами — в районе Монастырщина, батальон 125-го полка — в районе железнодорожного моста, станция Отрожка. На южной окраине города оборонялся учебный батальон 232-й стрелковой дивизии. Части и подразделения артиллерийской поддержки не имели.
Прибывшая резервная рота вошла в состав первого батальона, который занял оборону: кирпичный завод, овраг юго-западнее завода «Коминтерн», пересечение железной дороги и улицы Плеханова.
Воронеж не был подготовлен заранее к обороне, поэтому подразделения войск НКВД в течение двух дней создавши оборонительные участки, углублялись в землю, маскировали инженерные сооружений.
Утром 5 июля противник прорвал оборону 232-й стрелковой дивизии западнее Воронежа и вышел к роще юго-западнее города. К 20.00 6 июля немцы через наспех организованную оборону учебного батальона со стороны Малышево начали прорываться небольшими группами в Воронеж в тыл 287-му и 233-му полкам. Не получив отпора на западной и северной окраинах города, группы немецких автоматчиков стали продвигаться от Вогресовского моста вдоль набережной реки Воронеж.
Взвод младшего лейтенанта Арефьева из 233-го полка получил приказ не допустить захвата противником Чернявского моста, когда автоматчики находились от него не более чем в километре. Усиленный одним отделением от сводной роты и ручным пулеметом взвод скрыто выдвинулся к постройкам на окраине города правее моста.
Немцы редкой цепью не спеша шли по высокой траве вдоль правого берега реки Воронеж, стреляя изредка из автоматов по окнам домов, бегавшим по улицам собакам, людям, попадавшим в поле зрения.
С засученными по локоть рукавами кителей, темных от пыли и пота, они четко просматривались в лучах заходящего солнца. Вадим впервые видел вооруженных короткими автоматами вражеских солдат и офицеров. Пленные, с которыми ему довелось встречаться, имели жалкий, постоянно испуганный вид. Эти же были совершенно другими. Шли уверенно, нагло попирая коваными сапогами чужую землю.
Командир взвода предупредил, чтобы без команды не стреляли. Когда немецкие автоматчики оказались флангом перед взводом, Арефьев подал команду: «Огонь!» Более тридцати винтовок рванули тишину почти одновременно. Отделение Вадима находилось на правом фланге подразделения, и основная цепь противника уже миновала его позицию. Но позади двигалось еще несколько небольших групп автоматчиков, они-то и оказались на прицеле его бойцов.
Залп словно смел цепи немцев с берега реки. Упавшие в траву автоматчики не подавали признаков жизни. Бойцы застыли в напряженном ожидании, плотно прижав приклады винтовок к плечу. Только пулемет длинными очередями поднимал султаны земли и пыли там, где залегли вражеские солдаты.
Солнце висело над горизонтом, било в глаза автоматчикам, не позволяло им видеть, откуда безнаказанно бил пулемет. Вадим находился за углом сарая. Прямо перед ним, метрах в ста, укрылась одна из групп противника. Когда затихла стрельба, он увидел, как из травы поднялся высокий немец с пистолетом в руке и, что-то прокричав, пошел к мосту быстрым шагом. Вадим выстрелил, тот остановился и, заваливаясь набок, упал.
До наступления темноты движение среди вражеских автоматчиков если и обозначалось, то сразу же подавлялось огнем.
287-й полк по приказу командира своей 13-й дивизии без согласования действий с другими частями НКВД покинул оборону и по не занятому немцами мосту ушел на левый берег реки в район Отрожки, Придачи. По распоряжению командира 10-й дивизии из Сталинграда оставил оборонительные позиции 41-й полк НКВД. Самовольно ушел за реку учебный батальон 232-й стрелковой дивизии.