По спине мурашками бежал мороз, он чувствовал холод глубин, но не дрожал, гордо выпятил грудь, ни от кого не прятался. Некоторые из горожан узнавали, смотрели немигающим взглядом, с почтением и страхом. Нелегко удивить альфарца, еще сложнее испугать, но ему, Фарамонду удалось и то, и другое.

Сейчас не плюют вслед, как вору или убийце, глядят молча, но все так же, как и тогда, с ненавистью и злобой. Наверняка удушили бы, или забили камнями до смерти, если бы могли. Еще бы, ведь он возлег с их единственной и неповторимой. Посмел осквернить девственную жрицу, ту которой предназначалось всю жизнь провести в заточении, в плену демона глубин, стать его наложницей. А так девочку отпустили, и пускай не окажут почестей, не будут произносить ее имя на площадях, но и возлечь с демоном не придется. Ее белое чистое тело не будут терзать жуткие черные когти, не говоря уже о страшной боли и ужасе что ждала на брачном ложе.

Фарамонд краем глаза видел однажды тварь из глубин, высокая, не меньше десяти футов, горбатая, шкура цвета крови вся в черных шипах, узкие глаза щелки горят яростным огнем бездны, и громадная пасть, утыканная безобразными кривыми и острыми ножами зубов. То был еще мелкий и безвредный, девственниц отдавали старшим.

Впереди послышался громкий топот множества ног, там, за широкой спиной утеса, виднелись высокие шпили Храма Бездн. Конь под Фарамондом вздрогнул, споткнулся о камень. С площади к всадникам спешила группа вооруженных мечами и закованных в доспехи храмовников. Впереди них двигалась высокая худая фигура жреца, длинный плащ красиво ниспадает с плеч, развевается на ветру, как знамя, на голове возвышается величественный убор, напоминает корону, утыканную золочеными черепами.

Мало что изменилось, подумал Фарамонд, нахмурил брови. Тот же унылый пейзаж, та же площадь, разве что камни под копытами коня стерлись, стали гладкими, местами в кладке темнеют дыры. И жреческая стража выглядит богаче, кроме мечей, носят на поясе длинные кинжалы, и панцири кованы из ладной стали, а не те легкие пластинчатые бриганты, что были прежде. Но стоят и смотрят все так же, глупыми коровьими глазами, и верно, что для них пятьдесят лет, альфарцы нередко живут и по тысяче. Тут, под землей ничего не меняется сотнями лет. Альфарские жрецы пропитались догмами до мозга кости.

Они подошли совсем близко, можно дотянутся мечом, если бы не связанные руки и задание магистра, Фарамонд с радостью бы оттяпал голову старшему жрецу, полюбовался бы как темная кровь заливает дорогие золоченые одеяния, тускнеет блеск в красных глазах. Он не знал имени, но помнил лицо. То же лицо смотрит на него сейчас, этот присудил скормить последнего салранорца демонам, и если бы не вмешательство Дордаора, право храмовника на поединок, кто знает…

Жрец вышел из колонны вперед и пошел дальше, уверенный, что никто не способен причинить ему вреда. Фарамонд ухмыльнулся страшно, посмотрел жрецу в глаза, тот вздрогнул, будто плетью по спине протянули. Вспомнил салранорца, красноглазый.

— Я вижу встречать меня вышел сам верховный жрец! — произнес Фарамонд весело. — Видать важная я птица!

Жрец опешил, распахнул от удивления рот, но быстро опомнился, произнес свирепо:

— Почему вы не отрезали язык презренному салранорцу! Как он смеет осквернять это святое место своей грязной речью!

— О, спешишь отрезать язык, а ведь я еще и про мать твою не вспоминал. Она особенно любила, когда я ее связывал, — произнес Фарамонд на салранорском. Никто кроме жреца его не понял. Губы Леонор растянулись в загадочной улыбке, а в алых глазах верховного хранителя бездны вспыхнула кровожадная ярость, на скулах буграми заходили желваки.

— В темницу, немедленно — прошипел он сквозь зубы. — Я лично проведу допрос.

Храмовники послушно расступились в стороны, и они вошли на центральную площадь Хлерогарна — величайшего из подземных альфарских городов. Площадь лежала прямо на дне жерла уснувшего вулкана, через громадную темную дыру, благодаря умелым мастерам, внутрь попадал мертвенно — бледный свет луны, особо почитаемой альфарами наравне с пламенем бездны.

Два клана жрецов навечно враждовали друг с другом, Жрецы Лунного лика, и Хранители Пламени Бездны. Лунатики, как называл их Фарамонд, давно выпустили из рук бразды правления, более коварные демоники еще тысячи лет назад сгребли власть когтистой лапой, и верховными становились лишь их жрецы. А со времени как альфары покинули степи и перебрались в подземные города, лунатиков уважали лишь старое поколение.

Фарамонд изучал слабые места врага, как и любой опытный стратег, именно потому условился со жрецом луны. Но кроме того не оставил выбора: либо смерть, либо возможность свергнуть заклятых врагов. Конечно, жрец выбрал второе.

Луна безжизненно сияла над головой, зависла высоко в глубине кратера, будто там не зеркало, а настоящее звездное небо, бледный диск, лил оттуда свет круглые сутки, не важно, день на улице или ночь. Уродливые и страшные тени, что отбрасывали башни Храма подземного пламени, казались настоящим входом во врата ада. Громадные сооружения зловеще нависают над головой, с них вниз смотрят каменными глазами изваяния рогатых демонов. С открытых пастей отродий наружу свисают длинные, на локоть, языки, торчат кинжалы зубов.

Фарамонд поморщился, инфернальная архитектура альфарцев его не впечатляла, больше злила. Они прошли в узкую арку, с высоким сводом. Они спешились, храмовник помог спуститься с седла Леонор, Фарамонд лихо перекинул ногу через коня, выскочил сам. Храмовник мрачно улыбнулся, уже видел этот прием в степи. Дальше жрец повел по каменной лестнице вниз, к массивным кованым дверям.

Весть о том, что к храму везут ненавистного салранорца, уже добралась до самых отдаленных уголков города, вдалеке, на том краю площади уже летели на взмыленных конях всадники. Жрец и храмовник взволновано вертели головами, быстро — быстро припустили вниз по ступенькам, подошвы сапог зашлепали по мокрому камню. Боялись, что быстрые на расправу воины подоспеют к пленным раньше суда. Тогда сгинет и надежда усесться на трон верховного хранителя Лунного лика.

Стражи на дверях в темницу напряженно переглянулись: чего, мол, бежат, все равно без разрешения никто не выйдет и не войдет. Один из караульных проворно выхватил меч из ножен, Фарамонд слышал, как угрозливо зазвенела сталь.

— Мы по велению верховного жреца, отворите! — произнес жрец величественно. — Вы не можете препятствовать нам.

— Это опасные пленники, — прибавил храмовник скупо. — Салранорцы.

Фарамонд видел, как расширились от удивления миндалевидные глаза стража, второй виду не подал, только нахмурил тонкие брови, произнес сурово:

— У нас нет приказа, вы не пройдете.

— Открывайте двери! — рыкнул Хариэль злобно, — или я собственноручно поснимаю голову обоим, а семьи скормлю горготам! Для вескости ткнул стражника в бок стальной рукой. Караульный с опаской глянул на блики мертвенного света луны на предплечье, ответил примирительно:

— Мы не знали, что вас отметили великие, простите нас мастер.

Прежде узнавали в лицо, пропускали по одному слову, а теперь пришлось показать отмеченную бездной руку. Да, он Фарамонд не ошибся, жрецы луны растратили все уважение, что имели прежде. Они пойдут с ним до последнего, даже если придется рубить головы своим… Отчаявшиеся альфарцы не лучшие союзники, но иных нет.

В темнице остро пахло сыростью, сразу за дверью вниз уходила крутая лестница, Фарамонд первым шагнул в темноту, жрец так и остался стоять на пороге, переминался с ноги на ногу, боялся замарать одеяние о грязные стены узилища. Хариэль ничего не сказал, лишь покачал головой, осторожно взял Леонор под руку и повел вниз, туда, где находились камеры.

— Я подожду здесь! — крикнул жрец им вслед.

— Кто бы сомневался, чистюля, — буркнул храмовник себе под нос. — Боится сутанку в грязи извозить. Фарамонд громогласно рассмеялся, звонкий смех эхом разнесся по узкому туннелю.

— Чего смеешься? Знаешь же, что прежде жрецы стояли с храмовниками в строю, и оружием не брезговали. А теперь кроме болтовни нет от них ничего! — ответил Хариэль зло.