"Для разведки болгар пока ничего не удалось сделать…"

Описав, таким образом, свою агентурную деятельность, Муханов пришел к весьма пессимистическому выводу:

"Принимая во внимание: 1) Создавшиеся условия для разведки здесь и в связи с этим ничтожность результатов работы; 2) Необходимость работать вместе с морским агентом; 3) Опытность капитана 1-го ранга Макалинского, — не могу не чувствовать свое пребывание здесь совершенно излишним".

Когда Ген. штаб убедился, что Муханов действительно там является "лишним", он дело агентурной разведки поручил другому генералу — Артамонову, состоявшему в то время комендантом Салоник и известному уже нам по его агентурной работе в Сербии, судя по которой от него, конечно, никаких результатов нельзя было ожидать и здесь. Так и вышло. Как только Ген. штаб поручил ему ведение агентурной разведки, он немедленно написал, что для него "выяснилась бесполезность и почти невозможность" в данных условиях организации "здесь особой русской разведывательной сети, ввиду наличия здесь разведывательных и охранных организаций французской и английской армий, располагающих значительным личным составом и неограниченными средствами". Артамонов утверждал, что "отдельная русская разведка бесполезна, ибо все источники осведомления названными штабами использованы, серьезных предложений не поступает, покупать же фабрикуемые сведения нежелательно. Мне уже дважды пришлось предупреждать Муханова, что сообщаемые им из местных источников сведения о противнике сплошь неверны. Вместе с тем русская агентурная разведка была бы затруднена недоверием французского командования здесь к славянам вообще, а к русским после революции в особенности и опасением о наших сношениях с противником. Да и трудно было бы при наличии французской и английской армейских организаций доказать названным штабам необходимость русской организации. Между тем, во избежание немедленного ареста высылаемых агентов, пришлось бы входить со штабами в сношения и давать объяснения, как это требовалось мне сделать для капитана Сурина, посланного Одесским округом в Грецию для связи с агентами южной Малой Азии, каковую деятельность я считаю безуспешной. Недоверие французского штаба и препятствия с его стороны затруднили сербскому штабу разведку до такой степени, что за год пребывания здесь сербы израсходовали на это дело менее 5.000 франков…"

Один из генералов Ген. штаба — Потапов на этом рапорте Артамонова глубокомысленно написал: "Нужно обождать, что будет сообщать ген. Артамонов в ближайшее время. В случае если сведения эти окажутся неудовлетворительными, придется категорически предложить организовать агентурную сеть".

Нам неизвестно, какими оказались сведения Артамонова за "ближайшее время" и что предпринял Ген. штаб.

Из приведенных фактов ясна лишь та неразборчивость, с какой Ген. штаб выбирал своих резидентов на местах…

Военным агентом в Бельгии и Нидерландах состоял полковник Ген. штаба Майер. Он тоже, как и военный агент в Италии, получил 20/VII 1914 года предписание Ген. штаба — во что бы то ни стало выяснить, куда будут направлены внутренние германские корпуса. Майер в срочном порядке отправил в Германию одного агента, израсходовав на это 7.500 рублей и 6.500 бельг. франков, но, как видно, задания в срок не выполнил.

В начале войны Майер развернул довольно кипучую агентурную деятельность. Его сеть состояла из 22-х агентов. Но уже в сентябре 1914 года он получил предписание Ген. штаба — сократить агентурную сеть. В феврале же 1915 г. Ген. штаб предписал Майеру "всеми мерами ускорить поступление агентурных сведений и возможно бдительнее наблюдать за переброской войск противника". Не успев выполнить первого предписания, Майер, вместо сокращения сети, начал ее опять расширять и увеличивать, дабы выполнить второе предписание Ген. штаба. Русский Ген. штаб, по всей вероятности, считал такое постоянное противоречивое дергание руководством работой своих местных органов…

Майер обращал главное внимание на железнодорожные узлы Бельгии и Западной Германии, т. е. старался учитывать германские войсковые переброски. Но удавалось это ему крайне плохо. Этот военный агент тоже, как видно, в первый раз в своей жизни столкнулся непосредственно с разведкой и поэтому от его деятельности Ген. штаб хороших результатов ожидать не мог.

Так, например, в его сети видное место занимали какие-то почтальоны; он платил им не только жалованье и суточные, содержал квартиры, оплачивал разъезды, но некоторым из них даже покупал автомобили…

Понятно, что такого рода "тарифная политика" вызывала большие накладные расходы, которых не могли оправдать результаты работы. Но этого еще мало. В июле 1917 г. Майер телеграфировал в Ген. штаб, что "организация "Аргус" и "Гермес" просят его гарантировать пенсии тем бельгийским семействам, которые могут лишиться своих кормильцев на службе по разведке". Для большей убедительности он добавлял, что "подобные пенсии уже выплачиваются французским военным агентом". "Забыл" он добавить лишь одно, что французский военный агент эти "пенсии" выплачивает при помощи удержанных из жалованья агента сумм. Ген. штаб все же дал свое принципиальное согласие — пообещать им выплату этих пенсий.

Результаты агентурной работы Майера Ген. штаб считал слабыми.

Военным агентом в Болгарии до ее вступления в войну состоял Ген. штаба полковник Татаринов. Он освещал Болгарию, Турцию и Австро-Венгрию, причем его турецкой сетью руководил русский вице-консул в Деде-Агаче; сам же он все внимание сосредоточил на Болгарии и Австрии. Здесь мы видим самую разнообразную деятельность Татаринова: то он наблюдает за германской контрабандой, то за безопасностью флотилии контр-адмирала Веселкина на Дунае, то взрывает склады бензина и керосина в Бургасе, то ведет пропаганду в болгарской военной лиге, то содействует бегству болгарских офицеров в Россию, то покупает венок на гроб иеромонаха Ферапонта и пр. и пр.

Татаринов оказывал также всевозможное содействие разведывательной организации Ген. штаба, возглавлявшейся неким Шварцем; снабжал деньгами и "добрым советом" заблудившихся агентов агентуры VII-го русского корпуса, поддерживал агентов дунайского пароходства и пр.

Как видим, Татаринов проявлял самую кипучую разностороннюю деятельность, большей частью ничего общего с его непосредственной задачей, и даже с агентурой вообще не имевшую.

Если верить денежному отчету Татаринова, то в течение 9-ти месяцев 1916 года он имел в составе своей сети 48 агентов разного назначения, среди них даже целые организации неизвестной численности, как, например, "армянская колония" в Константинополе, причем содержание их стоило 163.347 бол. левов.

Однако, несмотря на такую обширную сеть, результаты работы ее оставляли желать гораздо лучшего.

В Швейцарию, после того, как в начале войны там провалился Турко, военным агентом был назначен ген. — майор Головань.

Швейцария во время войны являлась одной из тех нейтральных стран, из которой все воевавшие старались вести друг против друга разведку. Русский Ген. штаб в этом отношении не являлся исключением. Но в то время как остальные страны имели в Швейцарии руководителями своей агентуры молодых и способных офицеров Ген. штаба, русский Ген. штаб поручил это дело генерал-майору, совершенно не подходившему для такого живого дела, как агентурная разведка. Эти основные недостатки Голованя русский Ген. штаб старался компенсировать посылкой помощников из молодых прапорщиков в качестве руководителей отдельными разведывательными организациями. Так, например, в начале 1917 года в распоряжение Голованя был послан прапорщик Ленкшевич, работавший там под кличкой "Брут". По словам Голованя, "Брут" "немедленно по приезде весьма энергично взялся за дело", но миссия отказалась без разрешения министерства иностранных дел легализовать его перед швейцарскими властями.