Однажды произошел такой случай: вместо одного посла великой державы был назначен другой, который должен был с собой привести весь новый штат служащих, так как прежний посол старым своим слугам не доверял, но в письме к новому послу очень ходатайствовал за одного, по его выражению "незаменимого" человека, своего выездного лакея, т. е. именно за то лицо, которое за незначительное месячное вознаграждение доставляло из посольства все, что было угодно…."
Шифры и коды, однако, приобретались не только при помощи служащих посольств. Они покупались также в Париже и Брюсселе, где у известных лиц имелась открытая торговля иностранными кодами и шифрами.
Приведенная выше довольно длинная выписка подтверждает ту кипучую агентурную деятельность, которую вело царское министерство иностранных дел не только за границей через своих официальных представителей, но и в самой России при помощи "черного кабинета" и специальной агентуры в иностранных посольствах и в других дипломатических учреждениях.
За границей представители министерства иностранных дел пользовались не только специальными тайнами агентами, но и всякими встречами и разговорами с разными официальными лицами и общественными деятелями. Например, по словам А. А. Половцева[2] бывший посол в Японии перед войной 1904–1905 гг. Извольский говорил ему, что он сообщал министерству иностранных дел сведения о японских военных приготовлениях, полученные им "от военных агентов иностранных держав и преимущественно Франции".
Кроме того, необходимо также указать, что ни одно ведомство без ведома и содействия министерства иностранных дел не имело возможности послать своих агентов заграницу и более или менее сносно их там маскировать. Хотя и неохотно и не всегда, но министерство иностранных дел эти услуги все же оказывало, взамен чего, согласно существовавших правил, послы и пр. представители министерства иностранных дел имели право знакомиться с материалами, добытыми агентами других ведомств.
Все это, вместе взятое, ставило министерство иностранных дел в смысле осведомленности в довольно выгодное перед остальными ведомствами положение.
* * *
Министерство внутренних дел или, вернее, его департамент полиции также имел заграницей свою самостоятельную агентуру. Основной задачей этой агентуры являлось освещение русских революционных организаций и отдельных революционеров и их деятельности заграницей. Страны, в которых русские политические эмигранты чаще всего находили себе убежище, были наводнены агентами департамента полиции. Эти агенты существовали и "работали" почти совершенно открыто и были известны местным властям. Несмотря на такое выгодное положение, департаменту полиции, однако, казалось, что дело можно устроить на еще более прочных и обширных основаниях, если заключить официальное соглашение с некоторыми правительствами о совместной объединенной борьбе с революционным движением. Проекты такого рода соглашения несколько раз предлагались русскими царями Германии, но не встречали сочувствия. Департамент полиции, однако, не унывал и самостоятельно, на свой страх и риск, входил в частные тайные соглашения с германской полицией. Последняя за плату оказывала услуги русской полиции по преследованию русских политических эмигрантов. Услуги эти оказывались тайком, но все же кое-что из этой области стало общеизвестным. Так, например, запрос германских социал-демократов в Рейхстаге 19 января 1904 года о деятельности русских полицейских шпионов и о содействии им германской полиции обрисовал картину весьма сердечной совместной деятельности германской полиции со шпионами русской полиции[3].
Помимо этой деятельности, департамент полиции до 1911 г. имел в своих руках также и военную контрразведку. Но, по сравнению с первой, эта часть его деятельности была в загоне. Заграничная агентура в целях военной контрразведки почти не использовалась. Главная ставка ставилась департаментом полиции на подкуп сотрудников иностранных посольств и внешнее наблюдение. Результаты военной контрразведывательной деятельности департамента полиции были настолько слабы и стоили так дорого, что, после долгих споров, в 1911 году Генеральный штаб взял военную контрразведку в свои руки.
В ведении министерства внутренних дел, как это было уже указано выше, находился также и "черный кабинет", территориально расположенный в главном почтамте.
Как и на что департамент полиции тратил ассигнованные на эту разнообразную агентурную деятельность средства, показывает хотя бы следующий факт, рассказанный А. В. Богданович[4].
"….Галкин тоже говорил, что Черевин и другие дополнили сведения Шишкина насчет безобразий, которые производил Дурново (полиция) в течении пяти лет: посылал своих любовниц агентами тайной полиции в Париж, давал 5.000 рублей на путешествие, и, не бывши уверенным, что там они останутся ему верны, отправлял туда же следить за их поведением настоящих сыщиков. А тут думали, что все это делается с целью государственной охраны".
Можно было бы провести бесконечное количество аналогичных примеров деятельности департамента полиции.
* * *
Министерство двора также вело самостоятельную зарубежную агентурную разведку. Эта агентура занималась, главным образом, собиранием разных придворных сплетен, выяснением и освещением дрязг, склок, и вообще закулисной интимной жизни иностранных дворов. Мимоходом, в зависимости от наклонностей и способностей главного агента, изредка освещались также вопросы политические, дипломатические и военные. Эта агентура по количеству действовавших в ней лиц не была обширной, но за то она была прекрасно обставлена, с большими возможностями и снабжена весьма крупными суммами денег. Руководили этой агентурой специальные доверенные русского царя при дворах иностранных монархов. Официальное назначение этих высокопоставленных шпионов Вильгельм II определял следующими словами[5].
"Принимая по внимание наши близкие отношения, — писал Вильгельм Николаю Романову, — и частый обмен письмами и сообщениями, чем постоянно и напрасно приводится в движение сложный механизм посольств, не хочешь ли ты возобновить старый обычай, соблюдавшийся нашими предками около ста лет, а именно иметь каждому из нас при своем штабе личного адъютанта? Дела более интимного и частного характера могли бы идти, как и в прежние времена, непосредственно через них и сношения благодаря этому значительно упростились бы. Я бы с удовольствием принял в мой "maison miliraire" кого-нибудь из лиц, которым ты действительно доверяешь, а ты не желаешь ли иметь Мольтке?
В другом письме (№ 56, от 6 VI 1904 г.) Вильгельм опять пишет Николаю Романову по тому же вопросу.
"В качестве военного атташе я выбрал майора графа Лансдорфа — моего личного адъютанта. Я дал ему инструкции, чтобы он считал себя исключительно состоящим при твоей особе, как это бывало во времена Николая I и Александра II. В своих донесениях он ответственен только передо мной лично, и ему раз навсегда запрещено входить в сношения с кем-либо другим, будь то генеральный штаб, министерство иностранных дел или канцлер. Таким образом, ты можешь доверить ему какие угодно поручения, запрос, письмо и т. д. для меня и пользоваться им в любом деле в качестве непосредственной связи между нами. Если бы ты пожелал прислать кого-нибудь из твоей свиты, кто бы пользовался твоим полным доверием, то я принял бы его с удовольствием, так как считаю крайне необходимым, чтобы во время серьезных событий ты мог бы в случае надобности возможно быстрее сноситься со мной, без громоздкого и нескромного аппарата канцелярий посольств и т. д."
Эта личные адъютанты, с такими скромными официальными задачами, имели поручения весьма секретного характера, как это видно хотя бы из дневника Татищева, бывшего до войны 1914–1918 гг. представителем Николая Романова при Вильгельме. Разница в исполнении этих поручений шпионами обычного типа и личными адъютантами заключалась в том, что последние прямым подкупом для получения нужных им сведений пользовались в виде исключения и крайне редко. Они предпочитали оплачивать своих вольных и невольных агентов дорогими подарками, выклянчивать для них ордена и т. д. Но главным их излюбленным способом собирания сведений были: кутежи, обеды, интимные чаепития, балы и т. п. Понятно, что такого рода постановка собирания секретных сведений стоила громадных сумм денег и допускала возможность самых беззастенчивых злоупотреблений со стороны этих царских доверенных. Но этим тогда не смущались, лишь бы побольше пикантных и интимных сплетен давал такой агент из жизни двора, к которому он был приставлен.
