Но я догадываюсь, с чем имею дело.

Примерно два или три дня тому назад в ней побывало другое сознание. Отпечаток в голове Мауд Плайтон был оставлен куда более грубым вторжением, чем мое легкое, осторожное пси-прикосновение. В течение краткого времени она находилась под серьезным ментальным воздействием.

Но кто? И как? Другого псайкера я ни разу не почувствовал, а сама Мауд практически никогда не отходила от меня. Кыс не стала бы этого делать, да и зачем? Теперь страх начинает наползать и на меня. Что же я пропустил? Кто сканирует моих людей без моего разрешения? На Лацике блокатор. Что, если это не просто лишняя предосторожность? Он закрывается от внешних воздействий или просто что-то скрывает? Или…

Я пытаюсь успокоиться. След может оказаться ложным, может оказаться просто неправильно воспринятым побочным результатом состояния Мауд. Впрочем, ведь и ее беспокойство, как и внезапно открывшаяся клаустрофобия, может быть вызвано агрессивным вторжением.

На мгновение я открываю свое сознание, разбрасывая вокруг него сети. Я чувствую пульсацию сердец и разумов окружающих меня людей, и среди них твердый, непроницаемый отзвук Лацика. Все они на грани, все, кроме Ангарад, которая остается холодна и неподвижна, точно гладь пруда. Нейл нервничает, Бэллак и Карл закрыты и погружены в собственные мысли. Кыс чувствует мое вмешательство и оглядывается с озадаченным выражением лица.

— Все в порядке, Пэйшенс. Расслабься.

Нет, совсем не в порядке. Но что?

Я протягиваюсь за пределы подводной лодки, но море слишком холодное и пустое для того, чтобы я мог заглянуть далеко.

— Восемьдесят восьмая, — объявил Лацик.

Звук моторов лодки слегка изменился, когда пилот развернул судно и сбавил ход. Море над ними было теперь более светлым и лучистым.

Нейл сверился с мониторами на приборной панели и увидел широченное отверстие, искусственную полынью, прорубленную в ледяной толще. Беринт восемьдесят восемь являл собой грязную громаду, торчащую из полыньи, словно кинжал из раны. Нижние сочленения буровых установок уходили в непроницаемые глубины, поднимая наверх облака нагретого ила.

— Вокс ожил, — произнес Нейл.

— Буровой необходимо управлять флотилией подводных лодок, чтобы руководить добычей, — ответил Лацик.

— Тем не менее, помехи очень сильные, — добавил Нейл, покрутив рукоятки прослушивающих скопов и детекторов в попытках избавиться от помех и уменьшить интерференцию.

— Всему виной турбины буровых колонн, циркуляционные насосы и гидравлика, — ответил Лацик, — это если не вспоминать про то, что сигнал рассеивается и отражается в поднимающемся иле, не учитывать вибраций, распространяемых трубами, засасывающими добытую породу, и системами, не позволяющими дыре зарасти льдом. Море — забавное место. Под водой приходится привыкать к большому количеству помех и учиться не доверять сенсорам.

Он внес в маршрут корректировки, которые затем проверил сервитор. Лодка, разворачиваясь, медленно повела носом, ложась на новый курс, а затем устремилась от места раскопок и созданного им шумового облака.

Уже через пять минут они снова помчались подо льдом в более прозрачной, более холодной воде, направляясь на юго-запад. Грохот, издаваемый буровой, постепенно затихал вдали.

— Здесь холоднее, — сказал Нейл, сверяясь с приборами. — На шесть или семь градусов, и температура продолжает падать.

— Дело в том, что морское дно под нами стало понижаться, — произнес Лацик, бросивший взгляд на пилота, который кивнул в подтверждение его слов. — Мы только что покинули шельф Беринта. Восемьдесят восьмая занимается добычей руды на предельно возможной глубине. Мы вышли из просто глубоких вод в то, что у нас принято называть ПолноВодьем.

— Половодьем?

— ПолноВодьем, — с тусклой усмешкой повторил Лацик, — поскольку здесь нет ничего, кроме воды. Мы проплываем над истинной бездной.

Нейл шумно выдохнул.

— Только не говорите этого Мауд, — сказал он.

— А кто такая Мауд? — спросил Лацик, бросая взгляд на пассажирский отсек.

Нейл ему не ответил.

Лацик усмехнулся еще шире и покачал головой:

— Глубь океана, мой друг. Теперь мы в самом сердце океана.

— Я не ваш друг, — угрюмо откликнулся Нейл.

— Возможно, вы еще и передумаете, — пожал плечами Лацик. — Здесь, в этом вселенском одиночестве, человеку стоит держать в друзьях каждого, кто окажется в зоне досягаемости.

— Шолто?

Коротышка-капитан отреагировал не сразу. Он сидел за главным пультом мостика «Аретузы» вместе с Файфланком и двумя своими главными помощниками, расположившимися по обе стороны от него.

Кара подошла ближе. Она успела поспать, но не чувствовала себя отдохнувшей. Ее это удивило, учитывая то, какая жизнеутверждающая поддержка ей была оказана. Каре снова приснилась встреча с Тониусом посреди некоего заброшенного, пустынного места. Она пыталась задавать ему какие-то вопросы, пыталась вызнать, почему он так странно ведет себя, но Карл только смеялся над нею. Проснулась она в холодном поту, резко и неожиданно, и в висках тут же застучала боль. Рядом с ней в глубоком сне лежал Белкнап, причудливо свернувшись так, что казался мягкой, лишенной каркаса куклой. Минут пять Кара полежала с открытыми глазами, а затем вскочила, услышав вызов селекторной вокс-связи. Осторожно спрыгнув с кровати, нагишом, она ответила до того, как прозвучал второй сигнал, надеясь, что Белкнап еще не проснулся.

— Кара на связи, — прошептала она.

— Проводимо ли для вас прибыть на мостик со всей испарительностью?

— Проблемы?

— Очень любопытственные.

— Буду через пять минут.

Она бесшумно оделась. Белкнап даже не пошевелился.

— Капитан Шолто? — вновь произнесла она.

Файфланк с помощниками оглянулись на нее и отошли в сторону, пропуская Кару. Она подошла ближе и присела на корточки возле высокого капитанского кресла.

— А, это вы, госпожа Кара, — ответил Шолто, глядя на нее с измученной улыбкой.

Выглядел он ужасно: бледный, с обвисшими щеками, изможденный.

— Шолто, с вами все в порядке?

— Простите мое нежизнерадостное отношение, — покачал он головой. — Предположительно перебрал я вчера тупиловки с вашим джентльменом, добрым доктором. Он пьет как верблюд, а я хоть и люблю выпить, но не настолько.

— Так у вас просто похмелье? — улыбнулась она, немного расслабившись.

— Голова ужасна, как вы спрашиваете, все пульсирует и капризит. Никогда снова, как я не один раз говорил себе прежде. И такие сны, что я имел. Просто колостомия кошмаров.

— Зачем вы вызывали меня, Шолто? Рейвенор? Он выходил на связь?

Ануэрт покачал головой:

— Сетка освещалась дважды, без вознаграждения от наших друзей внизу. Они выражать ничто на наши запросы. Я вызвал вас, потому что и сам был вызван в свою очередь, чтобы…

— Шолто! — твердым тоном произнесла Кара.

— Сокращу до мласти, — сказал он. — Господин Богуин нес ночную вахту…

Один из членов экипажа, стоявший у нее за спиной, полный мужчина с Ур-Хейвена, явно не слишком озабоченный вопросами гигиены, энергично закивал.

— Господин Богуин нес ночную вахту, — продолжал Ануэрт, — за этим самым расконкретным пультом, когда обнаружил шум.

— Шум?

— Шум, во всей уверенности.

— Значит, шум, — нахмурившись, повторила Кара. Ануэрт поигрался с настройками вокса:

— Я пытаюсь локальнуть его снова.

— А что именно это был за шум? — спросила Свол. Ануэрт только пожал плечами,

— Хорошо, источник был внутренним или внешним?

Ее беспокойство нисколько не уменьшилось, когда Ануэрт вновь пожал плечами.

Кара медленно выдохнула. Головная боль была просто убийственной.

— Шолто, я едва сохраняю терпение. О чем именно вы говорите?

— Здесь происходит что-то неладное, — произнес Богуин, и Файфланк зарычал в подтверждение.

— Уйди! — приказала Кара.

Она была не настроена шутить, поэтому Ануэрт послушно соскочил с капитанского кресла, уступая его ей. Сам же Шолто замер, стоя возле нее.