— Хорошо, Лея, — сказал Куллин. — Пару раз мне, конечно, пришлось блефовать. Но, думаю, нам ничто не угрожает.

— Они купились на вашу историю о Слайте?

— Да, купились.

— Но Слайт?…

— О, он куда более могуществен и опасен, чем они могут вообразить. Но, расскажи я им об этом, они запаникуют. А мы тогда не получим того, что хотим. Мне нужно удержать их под контролем. Проследить за всем до конца. Только так я получу причитающееся. И поверь мне, Лея, в этот раз нам причитается нечто особенное.

— В самом деле? — Она нахмурилась. — Ты про эту Энунцию?

— В этом слове заключается куда больше, чем ты можешь представить, Лейла. Я сделаю тебя богиней.

— Это мне нравится.

— Оружие подготовлено?

— У меня, — кивнула она, — шесть заклятых хукторов в обойме. Это те самые, которые вы подготавливали все последние месяцы.

— Отлично.

— И теллурический камень. Он в коробочке у меня в кармане. На большее не было времени.

— Этого должно хватить, Лея. — Куллин поднялся с дивана. — Да и сам я приберег несколько фокусов. А теперь давай воспользуемся приглашением лорда-губернатора.

— Вы уверены?

— Да. Потому что он расскажет нам все об Энунции. К тому же его амасек должен разительно отличаться от того дерьма, которым нас здесь потчуют.

Южные стеки Петрополиса разрастались настолько стремительно, что уже простерлись над заливом, и нижние уровни опирались на облепленные илом полузатопленные пирсы, образуя район, известный как Разливы. Это были темные, провонявшие катакомбы, расположенные на глубине сорок восьмого уровня от поверхности. Водная гладь так давно была погружена в непроницаемую тьму, что во мраке развились специфические живые формы — слепые и, как правило, альбиносы. От почерневших труб поднимались вредоносные испарения. На каменных пирсах и опорах выросли люминесцентные грибки. На поверхности запруд хлюпал слой гнили.

Кыс всплыла, задыхаясь, но тут же снова ушла под воду. Через некоторое время она снова появилась на поверхности, сделала отчаянный вдох и закрутилась, пытаясь найти Ануэрта в этом черном супе.

Как только они рухнули в воду, Пэйшэнс задействовала катапульты.

— Шолто? Шол… улп… Черт! Шолто?

От тонущего флаера поднимались пузыри. Волосы липли к лицу Кыс, вымокнув в смердящей воде. Она огляделась вокруг. Не было ни единой металлической птицы. Тишина была бы абсолютной, если бы не плеск воды. И ее голос.

— Шолто?

— Мамзель? — Ануэрт скорее выплюнул это слово, чем произнес, выскакивая на поверхность в ореоле пузырей.

— О Трон! Я уж думала, что вы утонули!

— Я обязан это сделать, — пробулькал Ануэрт. — Не могу плавать…

Он скрылся под водой.

Кыс взмахнула руками и нырнула за ним. Кожу щипало от кислоты, растворенной в воде. Пэйшэнс отбуксировала капитана до ближайшего, заросшего мхом кирпичного мола и втащила Шолто на платформу.

— Ануэрт? Ануэрт? — Кыс надавила ему на грудь и вдула воздух ему в рот.

Он оставался неподвижен.

— Ануэрт! — Она снова надавила и прижалась к нему губами, с силой выдыхая.

Он захрипел, и она перевернула его на бок. Изо рта Шолто хлынула речная грязь.

Кашляя и отплевываясь, он посмотрел на Кыс.

— Птицы? — произнес он.

— Да, мать их, птицы!

— Как я возжелаю это, большинство птиц не умеет плавать, — сказал он.

Когда до Пэйшэнс Кыс дошло, что же он сделал, она зашлась в хохоте. Эхо разнесло ее смех по темным пещерам разливов.

— Как поживаете? — спросил Белкнап.

— У вас медицинский спирт есть? — ответил вопросом на вопрос Фраука.

— А зачем он вам? Промыть царапину на голове? — произнес Белкнап.

— Нет. Просто выпить хочется, — усмехнулся Фраука, прикуривая лхо-папиросу.

Белкнап спрятал нас в гараже через улицу от той берлоги, которую использовал в качестве операционной. Жилище было бедным, зато располагалось в труднодоступном районе. Даже в столь поздний час на грязных улицах раздавались громкие, хриплые крики. Пьяные вопли завсегдатаев таверны, разборки банд в соседнем переулке, завывания торговцев нелегальным товаром, расставивших свои лотки возле костров в бочках.

Карл похромал ко мне. У одного из этих торговцев он приобрел мобильный вокс, при помощи которого связался с Карой и Нейлом.

— Оба уже едут.

— Что ты им рассказал?

— Только объяснил, куда направляться, — произнес он. — Ни одному из них не удалось ничего узнать о Пэйшэнс.

— Иди, отдохни немного.

Я парил возле Заэля. Белкнап уложил мальчика на потрепанную кушетку. Глаза Заэля были все еще открыты. Он не издал ни единого звука и ни разу не пошевелился с тех пор, как я обнаружил его в таком состоянии в комнате Карла.

— Физическое состояние хорошее. Всего несколько царапин. Но он пребывает в шоковом состоянии, — произнес медик. — Оно вызвано сильным испугом или травмой.

— Весьма вероятно, — ответил я. — Эта ночь была… тяжелой.

— Лучше всего будет оставить его на какое-то время, — посоветовал Белкнап.

Я согласился, хотя в глубине души считал, что наш добрый доктор ошибается. Возможно, лучше всего и безопаснее всего было бы казнить Заэля Эффернети прямо сейчас, пока он пребывает в этом состоянии. Существовала очень высокая вероятность того, что в Заэле во время нападения псайкеров пробудился Слайт, что латентные варп-способности мальчика были активированы этой атакой. Мне и прежде доводилось это видеть: под воздействием экстремальных ситуаций люди неожиданно проявляли прежде неведомые им псионические силы. Когда в него вцепились клыки троих или даже четверых псайкеров-убийц, хрупкий рассудок Заэля рухнул, и на его место заступило что-то иное.

И это было что-то кошмарное. Едва родившись, оно, судя по всему, сумело уничтожить троих псайкеров. Более того, оно играючи передало мне часть своих сил, помогая в сражении с Бронзовым Вором. Вот откуда черпала свои силы моя бездумная ярость.

Божья Братия угробила несколько лет на то, чтобы расчистить путь для демона Слайта. Мой наставник Эйзенхорн был вынужден совершить путешествие через весь сектор только затем, чтобы предупредить меня. Слайт представлял чудовищную угрозу безопасности Империума, и я, или же кто-то из моих спутников, укрывал его в себе.

Я понимал, что должен убить Заэля прежде, чем тот придет в себя.

Но были у меня и основательные причины не поступать так. Во всяком случае, не так запросто. Во-первых, и это самая человечная причина, я не испытывал особой радости при мысли об убийстве спящего ребенка, основанном исключительно на косвенных свидетельствах. Существовал, хоть и незначительный, шанс, что он невиновен.

Во-вторых, я так и не смог обнаружить в нем ни единого следа варпа, если не считать туманного отголоска провидческого дара. А, кроме того, существовала и третья причина. Несформировавшиеся таланты Заэля были очень редки и слишком пассивны. Зеркало, индуктор. Только поэтому я и не казнил его и не отправил на Черный Корабль в первый день нашего знакомства. Его зарождающиеся таланты обладали огромной ценностью, они могли принести огромную пользу Империуму Человечества. Но таланты эти не были активны. И мне казалось весьма маловероятным, чтобы пассивный дар мог стать колыбелью для демона. Подобные твари с неизбежностью проникали в наш мир через сознания, оскверненные одержимостью, жадностью, психозом или мощными, активными силами псайкера. Например, как в моем случае. Его имя, его странные, обезоруживающие поступки, его пугающий дар… Заэль Эффернети явно представлял для нас опасность. Слишком явно.

Но я решил сдерживаться до тех пор, пока мне не представится возможность изучить его. Если, конечно, представится. Я был слишком многим обязан Заэлю, чтобы отринуть презумпцию невиновности.

И конечно же, существовала четвертая причина. Если Слайт скрывался в глубине сознания коматозного мальчика, если Слайт был действительно настолько могуществен, как я предполагал, то приставлять оружие к голове Заэля было бы очень, очень неумной затеей. Столь скоропалительный поступок мог бы навечно поселить демона в нашем мире.