Ему в лицо, ударило облако снега. Он не был уверен, что это было случайностью.

— Послушайте, вы можете провести эту ночь здесь. Уедете утром, когда закончится шторм.

Она остановилась, а затем вновь вернулась к безуспешной очистке одной рукой лобового стекла, сжимая как футбольный мяч под другой рукой жестяной контейнер. Он заметил прикреплённый к переднему бамперу её машины Рождественский венок. Постаравшись не застонать громко из-за абсурдного украшения. Фактически, он никогда не встречал того, кто бы потрудился на Рождество украсить свою машину. Она занималась боковыми окнами, все ещё не обращая на него внимания. Упрямство было последним, что ему нужно прямо сейчас.

— Ну, мы оба знаем, сегодня, при такой погоде, вы никуда не сможете добраться. - Он почувствовал, как ледяные крупинки, словно куча гвоздей барабанили в его затылок. Она продолжала его игнорировать. Пора с этим заканчивать. Он подошёл и выхватил скребок из её рук. Она посмотрела на него и дёрнула его назад.

— Я не останусь здесь. Вы психически неуравновешенный.

— О чем вы думали, приехав сюда в одиночку, ночью? Очевидно, что вы планировали остаться. - Он снова попытался вырвать щётку из её руки, но эта проклятая вещь, как будто, была приклеена к гигантской красной рукавице.

— Перестаньте издеваться. Я не думала, что мне понадобится более шести часов, чтобы сюда добраться. Я никогда не планировала оставаться здесь, так что не льстите себе. Вы мне не нравитесь. Я вам не доверяю. Так что оставьте меня в покое и отпустите мою щётку!

Последнюю часть она прокричала и он отпустил её, подняв руки в воздухе в знак капитуляции. Он не собирался умолять её остаться здесь.

Джексон наблюдал, как она, оступившись, упала назад в кучу снега. Жестянка пролетела в воздухе, и из неё выпало что-то похожее на печенье. Ой.

— Моё печенье! — пролепетала она, изо всех сил стараясь удержаться на снегу в сидячем положении.

Он наблюдал, как она из белого снега подбирает множество ярких, цветных печенюшек и его охватило странное чувство сожаления. До чего же нелепо ... Джексон чувствовал, что ему ничего не оставалось, кроме как встать на колени и помочь.

Он откашлялся, на мгновение, забыв о холоде. — Простите, я не хотел ...

— Не стоит, — отрезала она, и он проигнорировал слезы, которые ему послышались в её голосе. Только не слёзы, пожалуйста, не надо. Он нашёл печенье и со страхом заметил, что оно было сделано в форме рождественской ёлки, и покрыто зелёной блестящей посыпкой.

Джексон попытался аккуратно положить собранные печенья в жестянку, как будто ещё была какая-то надежда их спасти. Она же, с другой стороны, бросала их с силой, исходя из чего, можно было предположить, что она очень сильно злилась. По крайней мере, она не плакала. Наконец, она крышкой накрыла жестянку, стукнув счастливое лицо Санты своими гигантскими красными рукавицами.

Джексон встал и протянул ей руку. Она же, посмотрела на его руку и поднялась самостоятельно. Он не должен быть удивлён. Он мог бы поклясться, что услышал слово придурок, но из-за ветра не был в этом уверен.

— Я сожалею о ... печенье, — сказал он неловко.

— Не важно. В любом случае, вы всё равно не из тех парней, которым нравится печенье с молоком. Вы из тех парней, кто отдаёт предпочтение мышьяку и гвоздям.

Он должен был сдержать своё желание, улыбнуться на её оскорбление. Печенье было сделано для него. Тот факт, что он обидел её, был, как ни странно, тревожным. К этому следует добавить тот факт, что она испекла его для него. Никто, конечно же, никогда ничего не выпекал для него, если тому за это не было заплачено. Он не собирался анализировать свою внезапную сентиментальность на коробку печенья. Кроме того, он хотел вернуться в дом.

— Ханна, вы можете провести ночь здесь.

Она, нахмурившись, посмотрела на него. — Я предпочла бы спать в своей машине.

Джексон стиснул зубы. Это было чертовски раздражающее иметь дело с кем-то более упрямым, в чем всегда обвиняли его. Печенье или нет, но это должно было быть его время вдали от стресса ... от цивилизации. Этот коттедж был его анти-рождественским святилищем, местом, где не могло быть никакой речи о семье. Никаких разговоров о Рождестве. Единственные ветки ели находились снаружи и ни на одной из них не было ни единого проклятого огонька, именно так, как ему нравилось. Но теперь, он вынужден был приютить какую-то странную женщину, которая знала о нем чертовски много и как-то связана с его сестрой.

Он наблюдал, как она продолжала одной рукой стряхивать снег со своих штанов, другой придерживать жестянку. — Послушайте, я не позволю вам во время метели спать в машине.

Она прекратила отряхиваться и склонила голову набок. — Ну, я думаю, вы должны были подумать об этом, когда захлопнули дверь перед моим носом. Это не самый лучший способ заставить кого-либо почувствовать себя желанным гостем.

Джексон открыл рот, а затем снова закрыл его, не зная, что сказать. Он не привык к тому, что с ним спорили. Он привык к быстрым ответам «Да, сэр», которые он получал от своих сотрудников.

Пройдя мимо, она бросила на него злобный взгляд. Он схватил её за руку. Мгновение ничего не происходило, а затем под его руками она превратилась в сталь. Её глаза расширились, когда она на него посмотрела. Он пытался расшифровать выражение её лица, когда она выдернула свою руку из его. Он обратил внимание на её быстрое и поверхностное дыхание. Эта уверенность, которую она показывала только секунду назад, испарилась. Эта женщина почувствовала от него угрозу. Его подопечные могут многое сказать о нем, но «жестокий» — было не тем прилагательным, которое используют при его описании. Он ненавидел физическое насилие и никогда не прикасался к женщине в гневе.

— Я не могу позволить вам остаться здесь. У меня есть комната для гостей, — сказал он, изо всех сил стараясь казаться терпеливым и спокойным.

Она смотрела на него ещё минуту, затем приподняла брови, когда сказала. — Собираетесь ли вы снова на меня кричать?

Он застенчиво покачал головой. Он чувствовал, что его отчитали, как маленького мальчика. Её лицо расслабилось и она ответила ему лёгким кивком. — Хорошо. Я встречала людей безумнее вас и я знаю, как о себе позаботиться. Я останусь.

Он смотрел на неё с недоверием. Она назвала его сумасшедшим.

— При одном условии, — сказала она, подняв подбородок и складывая руки.

Условие? Она ворвалась к нему, нарушив его уединение, и теперь ещё и ведёт переговоры об условиях её пребывания здесь?

Она кивнула, что привело в движение помпон.

Он резко кивнул, черт возьми, почему бы и нет? В любом случае, казалось, что у него осталось очень мало контроля над ситуацией этим вечером.

— Не кричать в присутствии ребёнка, — сказала она через плечо, когда открыла заднюю дверь своего автомобиля. Её голова исчезла в машине, и он тупо уставился на неё. Может быть, он ослышался, но потом он услышал странный шум.

— Ребёнок? — ему, наконец-то, удалось выдавить через горло, которое, казалось, было заполнено дёгтем, когда она вынырнула из машины, держа детское кресло.

Ханна сделала самый лучший покерфейс, пока ветер хлестал прядями её волос вокруг головы, а Джексон смотрел на неё. Она знала, что её колени, только отчасти дрожат от холода. Джексон Пирс смотрел на неё таким взглядом, который любого может заставить удрать. Она видела, как его взгляд переместился на сиденье автомобиля, где находилась Эмили. Видеть ребёнка, укутанного в розовое одеяло он не мог, потому что наброшенное сверху, оно защищало от холода.

— Я не кричу на детей, — проворчал он, засунув руки в карманы.

Она на мгновение закрыла глаза. Я сделала это. Ей дали второй шанс, и она завтра утром не собиралась уезжать отсюда без какого-либо обещания Джексона.

— У вас есть сумка или что-нибудь ещё?

— Только моя сумка, сумка с подгузниками, и две упаковки детского питания, — выкрикнула Ханна через плечо, стараясь смягчить голос.