Он встал так быстро, что его стул почти опрокинулся.
— Ты не возражаешь, если я пойду, займусь кое-какой работой?
Он мог сказать, что она была удивлена его внезапной заминкой. Она покачала головой и снова облизала губы. Да, ему срочно нужно было отсюда свалить. Он налил себе чашку кофе и вышел из кухни.
…
Ханна рассмеялась, когда посадила Эмили в раковину в ванной комнате. Малышке нравились её ванны, и она восторженно ахнула, когда её тельца коснулась тёплая вода. Ханна бережно держала её голову одной рукой и потирала кожу Эмили мыльной мочалкой. Эмили пинала её ногами и громко булькала. Она взвизгнула, когда Эмили обрызгала её водой.
— Здесь все в порядке?
Когда Джексон вошёл, Ханна повернула голову, и не могла понять выражения его лица. Он посмотрел на Эмили, и на секунду она подумала, что он собирается улыбнуться, но вместо этого, она увидела, как его челюсти сжались. Она старалась не показать своего разочарования. И вовсе не ожидала, что он, глядя на ребёнка, растает, но, хотя бы, намёк на улыбку ...
ЇУ нас все в порядке, — сказала она, смывая мыло со скользкой кожи Эмили. — Каждый раз, когда я купаю Эмили, я намокаю.
Она завозилась, собираясь вытащить Эмили из воды, в уже расстеленное полотенце, и делала вид, как будто не замечает пристального взгляда Джексона. Его молчание приводило её в замешательство. Её больше устраивали его саркастические комментарии, чем молчание. Заметив, что ночной комбинезон, который был приготовлен, выглядывал из-под полотенца, была почти уверенна, что Джексон не заметил, как она уронила его в раковину.
— О черт!
— Что такое?
Она избегала смотреть ему в глаза и теперь сосредоточилась на намокшем комбинезоне, держа при этом закутанную в полотенце Эмили.
— Её комбинезон промок! Держи, — сказала она и вложила Эмили ему в руки. ЇЯ скоро вернусь. Я возьму новый. — Она не потрудилась подождать его ответа и выбежала из ванной, её сердце колотилось, как будто она только что совершила тяжкое преступление. Я ужасная лгунья, думала она, пока искала единственной сухой комбинезон, который у неё был. Прежде чем вернуться обратно в ванную, она подождала несколько минут. Растает ли сердце Джексона после того, как он подержит свою маленькую племянницу?
Он, в своих руках неловко держал Эмили. Улыбался ли он ей? Задыхался ли он от волнения?
Джексон поднял голову, как только она подошла к нему и на секунду она могла поклясться, что видела что-то тёплое в его выражении. Но потом он передал Эмили ей, и ничего не сказав, вышел из комнаты.
Ханна смотрела в большие голубые глаза Эмили. Вот тебе и план.
***
Джексон говорил себе, что все дети были симпатичными. Эмили не была особенным ребёнком. Взрослые были биологически запрограммированы реагировать на младенцев. Это было то, как человеческая раса размножается. Его желание держать малышку было естественным. И связь, которую он чувствовал, когда смотрел в эти большие, любопытные глаза была совершенно смешной. Вот так. Причуда его воображения. Ему нужно было приступить к работе и считать часы до того, как Ханна и его ... малышка уедут.
Он уселся за стол в большой комнате и открыл свой ноутбук и портфель. Он приезжал сюда каждый год не для того, чтобы избегать работы, потому что он любил свою работу, и он любил компанию, которую построил со своим лучшим другом. Нет, он приезжал сюда, чтобы избежать сезона, год за годом наполненного плохими воспоминаниями. Здесь на него не оказывалось никакого давления, из-за чего ему приходилось бы вести себя так, как будто Рождество означало нечто большее, чем любой другой день в календаре. До тех пор, конечно, пока Ханна не ворвалась в его мир.
Он сделал вид, что сильно сконцентрирован на своём компьютере, когда часом позже, услышал, как Ханна вошла в комнату. На её плече висел гигантский мешок с книгами, который готов был лопнуть, а в руке свежая кружка кофе. Не обращая внимания на запах лаванды, пока проходила мимо него, чтобы сесть на противоположном конце стола.
— Я надеюсь, ты не возражаешь, если я посижу здесь. Я уложила Эмили спать, и хотела бы попытаться и разобраться с кое-какой работой, — сказала она, поставив свою сумку на стол.
— Совсем нет, — сказал он и снова посмотрел на экран своего компьютера.
— Она очень быстро выпила свою бутылочку, — сказала она со смехом. — После купания, она всегда голодная.
Он вежливо ей кивнул. Он не собирался участвовать в дискуссии о младенцах. Он сосредоточился на таблице на экране своего компьютера, радуясь тому, что наконец-то она поняла намёк, что он больше не хочет говорить.
Через десять минут он пытался игнорировать напевание песни, исходящее с другого конца стола. Звучало что-то похоже на звенящие колокольчики, чуть немного не попадавшее в ноты. Он взглянул с преувеличенным вздохом. Она не поняла намёк, так как начала постукивать ногой в такт своим напевам. Она подчеркнула, что-то из книги.
— Над чем ты работаешь?
Она оторвалась от книги, очевидно, поражённая.
— О, я учусь.
Он нахмурился.
— Для чего?
Она снова склонила голову.
ЇЧтобы получить свою степень доктора философии.
— Степень доктора философии?
Она кивнула.
— В социальной работе?
— Нет. Психология.
Она сделала глоток кофе и затем склонилась назад к своей книге. Он смотрел на её макушку, а она тем временем возобновила свои рождественские напевы. Он старался не быть настолько впечатлённым ею, но, черт побери, чем больше он узнавал эту женщину, тем больше он был заинтригован ею и его к ней влекло. Это было чертовски неудобно.
— Почему ты получаешь степень в области психологии?
— Ну, в следующем году, когда я накоплю достаточно денег, я хотела бы получить свою степень, а затем, в конечном счёте, я хотела бы стать детским психологом.
Он не сказал ни слова, пока смотрел на великолепную женщину, которая находилась на другом конце стола. Беги, Джексон, беги далеко. Она была красива, мила, и умна. Это была адская комбинация. Женщины, с которыми он встречался, и близко не были столь же опасными, как Ханна.
— У тебя есть рождественские компакт-диски?
Ханна посмотрела на него через стол, казалось бы, не обращая внимания на его мысли.
— Рождественские?
Её увлечение всеми рождественскими штучками и на толику не было привлекательным.
Он закатил глаза на её театральный вдох и на то, как она опустила руку себе на грудь. Он снова отказался взглянуть на её грудь, зная точно, куда приведут эти мысли.
ЇДаже ни одного?
Он самодовольно улыбнулся.
— Неа.
— Я должна была догадаться, — сказала она в свою кружку, прежде чем сделать глоток.
— В самом деле? Что меня выдало?
Он слишком сильно наслаждался разговорами с ней. Впервые за очень, очень долгое время, ему нравилось наслаждаться чьей-то компанией и не заниматься работой. За последние десять лет, он жил и дышал своей компанией. По ночам он ложился спать, иногда с женщиной рядом с собой, иногда в одиночку, но всегда с работой в голове. Когда он не работал, он думал о работе. Он ненавидел праздники, потому что это означало, что работа не будет сделана. Работа была его спасением. Работа была всем. Но сейчас он мог позволить себе короткую передышку с красивой, интригующей женщиной, не так ли?
— Прошлой ночью я поняла, что тот, кто не имеет ни одного рождественского украшения, должно быть несчастный человек, типа Эбенезера Скруджа, — сказала она, ткнув своим фломастером в его направлении.
С его губ сорвался сдавленный смешок.
— Только потому, что у меня нет украшений, ты пришла к выводу, что я несчастен как Скрудж?
Она подняла брови и скрестила руки на груди.
— Затем твоё последующее поведение подтвердило мою гипотезу.
— Снова это. Я уже объяснил своё поведение.
— Что бы ты ни говорил, ничего не может оправдать такое поведение, Джексон. Но не волнуйся, я понимаю, что в мире есть люди, которые не затронуты духом Рождества -