Если возникает какой конфликт между пишущими собратьями, то борьба мнений порой идет врукопашную. Иногда появляются в газетах статейки кого-то на кого-то, то под чужим именем, то под именем какой-нибудь дурочки-журналистки. И тут уже нет удержу на искажение фактов, на описание непроизнесенных слов и в оценках происходящих сцен. Все это — пустомельство! Суета сует! А вот о выходящих из печати книгах, об оценке тех произведений, которые получают гранты, губернаторские премии, нет информации. Есть только констатация фактов. А если и появятся, то я не уверена, что это будут научно-правдивые оценки, а не лилейно-заказные. Уж очень много у нас развелось лис-подлиз, околопечатных приспособленцев. В нашем «подмосковном болоте» отсутствует профессиональная критика. Была в свое время, а потом куда-то подевалась. Всякую информашку печатают газетные сотрудники-журналисты, не отдавая никому свою площадку, свой хлеб насущный. Много в редакциях молодых специалистов, которым приходится диктовать фамилию по буквам. Спрашиваешь: «Приезжая?» Ответ: «Тверская. На филфаке училась». Горе-журналистка, а берется писать, не зная таких азов, как то, что газета — это исторический документ, а не клок бумаги для селедочных остатков.

В далеком прошлом пытался, к примеру, В. Кокин чуть эпиграммками покритиковать, так врагов нажил. Евгений Клюев пробовал, и неплохо писал, да уехал за моря-океаны. Владимир Кузьмин взялся было за критику, да вот в Москву подался — не везет тверской литературе.

Из современных критиков ощущаю присутствие в литературе Александра Михайловича Бойникова, кандидата филологических наук, доцента кафедры журналистики и новейшей литературы, члена Союза писателей России. Как о человеке хочу сказать: открытый, бескомпромиссный по характеру, чем-то схож со мной. Он, что соответствует фамилии, из породы бойцовых — таких в дипломаты не берут, так как нет полутонов, а есть либо белое, либо черное. Мне нравятся люди такого склада. С ними все ясно, они не играют с тобой в кошки-мышки. От этих кошек-мышек я устала при общении с москвичами, пока не поняла наконец: говорят одно, думают другое, делают третье.

В нашей «большой деревне» все обо всех знают, не хотят портить отношения; если уж собрались с духом, то собираются в кучку по принципу сговора. Отведи нас, боже, от этих нечистых душ!

Продолжая разговор о критике, хочу сказать: не любим критику, да и кто ее любит? Не привыкли к ней, болезненно реагируем. Иногда считаем себя недоступными, недосягаемыми для пера других. А потому нет у нас настоящих критических статей ни на изданные книги, ни на театральные постановки, ни на игру актеров. Театры вообще вне обсуждения, где «элитные, старые, народные», к которым нельзя прикоснуться не только критическим словом, но и частью слова — слогом. А возможно, и специалистов для этого нет? А может быть, и есть, да ворота закрыты?

На события, происходящие в нашем литературном мире, я реагирую своеобразно. Пишу статью и отправляю в свой архивный «ящик». Почему? Не трачу времени на посещение редакций, не уверена, что возьмут из-за темы, а если возьмут, то с большим сокращением или вообще не опубликуют. А вот сейчас «рука — владыка»: помещаю в свой печатный труд две такие старенькие статьи, давно написанные в бытность руководства организацией Е. Борисовым.

С появлением книги В. Редькина «Поэтическое Верхневолжье», естественно, каждый, считающий себя поэтом, тем более печатавшийся в газетах или имеющий пусть одну, но авторскую книжку, ищет свое имя на страницах издания. Ведь книга задумана как анализ творчества поэтов Верхневолжья. Книга оценки литературного движения тверского края. И, не находя себя, понятно, негодует. Вот, видимо, причина того, как пишет в своей статье В. Карцев-Кузьмин («Тверская жизнь» от 17.03.1998 г.): «...и тут же опять заговорили, если не сказать — зашумели — местные поэты». И справедливо зашумели. Если за такой труд взялся не дилетант, а профессор-филолог, да еще рассчитывающий после выхода книги в свет стать членом Союза писателей, то уж, извините, нужно было глубоко попахать. Но, похоже, автор книги шел по легкому пути исследователя: писал о тех, кого знал, с кем общался, а возможно, о тех, кого рекомендовали руководители Тверской писательской организации. Александр Гевелинг, член бюро, по должности занимающийся в организации анализом творчества тверских литераторов. В одном лице: ответственный секретарь Союза, директор издательства, руководитель редакционного совета, он же и редактор книги — Евгений Борисов. Я не знакома с поэзией Е. Беренштейна, но по стилю оценки его творчества почувствовала, что отношение к поэту у автора специфично. Непонятно и то, как автор монографии относится к женщинам-писательницам, покинувшим Тверь. Бросается в глаза некий налет мещанского провинциализма. А за биобиблиографический указатель, вышедший в 1988 году благодаря библиотеке имени Горького и стараниям наших руководителей, карается Г. Лагздынь — единственная женщина-писательница, сумевшая туда попасть.

Воистину полная неосведомленность профессора. В указанный справочник, о чем ясно пишет составитель, тогда были включены только члены Союза писателей СССР. А среди этих членов Союза в тот исторический отрезок времени была только одна женщина-писательница — Гайда Лагздынь.

В другой статье на данную тему «Иллюзии тверской литературы» («Вече Твери» от 20.03.1998 г.) Владимир Кузьмин пишет, что писателей и писательниц у нас около тысячи. Прежде всего хочется уточнить понятия: пишущий и писатель. Раньше как-то люди были скромнее, что ли? Не решались называть себя этим титулом, не будучи принятыми в Союз писателей. Другой вопрос: каждый ли писатель достоин этого звания? Все мы, кто меньше, кто больше, кому как повезло, ходили в литераторах. Поэтому понятие «около тысячи писателей и писательниц» не совсем верно. А говоря о литераторах, можно сказать: их гораздо больше.

Вот тут-то при оценке, анализе творчества тверских авторов у создателя книги и возникли трудности. Нужен был титанический труд, чтобы разобраться во всем потоке тверской литературы, возможно, коллективный труд филологов. Уважаемый профессор пошел по тому же пути — пути поверхностного исследователя. Те авторы, что подсуетились, вышли на связь, подарили свои книги, публикации, стали счастливчиками, попали на страницы «Поэтического Верхневолжья». В этой части — полный хаос, смещение времен, недооценка оставшихся «за кадром». Если М. Петров рецензировал рукопись, может быть, анализировал книгу? Это разные вещи. Если он обнаружил, как пишет автор статьи В. Карцев, «множество повторов» и других недостатков, то почему эти огрехи остались в книге? Не были доведены до автора рукописи и редактора? Не были исправлены? Тогда бы книга, как пишет В. Карцев, «не разрослась бы до объема монографии просто литературно-критического обзора» (а это уж не книга творчества, а справочник), не стала бы гимном тверских корифеев, а превратилась бы в нужную книгу информационного анализа старого и нового поколения поэтов. Достойных имен набралось бы предостаточно. Как же прав В. Карцев, говоря, что «критика заговорила, но, к сожалению, пока в одной тональности — главной скрипки». А я бы добавила: не совсем полноценного соло. Что касается оркестра — говоря языком тех же авторов статей, что мешает взяться за дело? Леность или некомпетентность? «Только докторов филологических у нас около двадцати наберется, а кандидатов, боюсь, перевалит и за сотню» (В. Кузьмин). «Или до тверской литературы им никакого нет дела?» С этим я тоже согласна. Надо только оркестру почистить инструменты, смахнуть застаревшую пыль. И предложить оркестровую обработку, чтобы было меньше иллюзий, а больше правильной чистой музыки.

Позвольте высказаться

16 февраля 2000 г.

Серия статей в печати о писательских делах возникла задолго до выборов ответственного секретаря. Выборы прошли. Преобладающая масса тверских писателей вновь проголосовала за Е.И. Борисова, но публикации в адрес писателей продолжаются. Перелопачивают, перекладывают, муссируют давно уже всем известные факты.