Американские психологи объясняют такое поведение психологической реакцией на нервное напряжение, вызванное войной. У человека накапливается в организме много агрессивности, которая ищет выход. «Наш милый мальчик» нашел выход в битье хрустальной люстры и стеклянных шкафов.

Больше я их не видел. Они уехали в США.

Валентин Лубков был веселым и легкомысленным молодым человеком и, пока его папа был в состоянии платить за его образование, ничего не делал, учась на каком-то факультете американского университета св. Иоанна. Однажды в хорошее апрельское утро он сидел в своей комнате у открытого окна и читал спортивные новости. В дверь постучали, и вошел его приятель, китаец.

«Лубков, - сказал он, - хотите заработать сто долларов?» - «Хочу, - ответил тот. - Будут ли еще глупые вопросы?» - «У меня дядя умирает от рака желудка, и после того, как врачи сказали, что больше ничего не могут сделать, семья обратилась к религии. Сначала пригласили буддийских монахов, потом даоистских, затем католиков и, наконец, протестантского пастора. А вчера тетка попросила меня достать русского священника. Не согласились бы вы сыграть его роль, а деньги разделим пополам». - «Чудесная мысль!» - воскликнул Лубков. Он позвонил своему другу - такому же лоботрясу, - который пел басом в хоре русского православного собора, и заручился его помощью. На другой день Лубков надел темный костюм, пристегнул крахмальный воротничок задом наперед, как носят протестантские пасторы, его напарник взял с собой Евангелие, и трое авантюристов отправились к умирающему.

Многочисленные члены семьи, встретив их у главных ворот с поклонами и улыбками, провели в дом, в комнату больного, где уже было много народа.

Лубков не стал терять времени даром. Он открыл наугад Евангелие и прочел первую попавшуюся главу. Потом они с приятелем дуэтом спели «Жили двенадцать разбойничков». Это очень красивая старая русская песня, и звучит она церковно-торжественно, хотя и повествует о том, как бесчинствовал в свое время Кудеяр-атаман. Затем Лубков прочел еще что-то из Евангелия, после чего последовала песня «Эй, ухнем!». Здесь они, по-моему, сильно рисковали, потому что китайцы уже слышали эту песню. Правда, они могли не знать, церковная это песня или нет, а в исполнении Лубкова она могла быть и вообще неузнаваемой.

Все сошло, однако, хорошо. Лубков подошел к больному, похлопал его по голове Евангелием и дал поцеловать свой перстень: большую серебряную лягушку с выпученными зелеными глазами. На этом церемония окончилась. Лубков раскланялся со всеми и, почтительно поддерживаемый под руки своими приятелями-хулиганами, торжественно вышел из дома. Все поехали в ресторан.

У меня был русский пациент, лет за шестьдесят, с легочным свищом после ранения в легкое, полученного во время Первой мировой войны. Очень милый, спокойный человек. Он служил сторожем на какой-то фабрике и снимал с женой маленькую комнату в двухэтажном домике в районе, где ютилась русская беднота. Когда ему становилось худо, я приезжал, чтобы облегчить его страдания. В то время легочные свищи хирургическим путем не лечили, да и с момента ранения прошло около сорока лет. Но не в этом дело. Все дело было в его супруге. Я никогда не видел такой сварливой бабы: она его ругала день и ночь, а он только отмалчивался. Вот уж если кто и заслуживал иметь свищ, так это она, только не в легком, а на языке.

Как-то их район бомбила эскадрилья американских самолетов. Недалеко от дома была разрушена еврейская школа, а у них в комнате от детонации обвалилась вся штукатурка с потолка и стен. Большой кусок штукатурки попал этой бабе в рот, из чего я заключил, что она в тот момент, как всегда, ругалась. Кусок был настолько велик, что залепил рот до отказа. После извлечения штукатурки женщина с перепугу легла в постель и полдня молчала. По-моему, этот случай является доказательством того, что высшая справедливость существует.

Как-то меня вызвали к русской пациентке, проживавшей в районе, где снимали жилье самые бедные люди. Здесь хозяева домов, обычно трехэтажных, старались сдать каждый угол. На втором этаже я попал в узкий темный коридор, и один из квартирантов, указав на стенку из фанеры, сказал: «Вот эту дверь надо отодвинуть». Я отодвинул в сторону часть фанерной панели и увидел узкую доску, прикрепленную к стенам открывшегося моим глазам помещения, похожего на щель. Напротив входа была половина окна, другая же половина приходилась на вторую щель, рядом, которая тоже сдавались как комната. Под доской, служившей кроватью, было место для вещей обитательницы этой щели. Это была молодая женщина, больная туберкулезом в последней стадии. Я позвонил в больницу Русского православного братства и попросил ее принять. Ее приняли, там она и умерла.

Когда я работал у доктора Лемперта, у него была русская секретарша - молодая и красивая женщина. Как-то она заболела, и Лемперт попросил меня съездить и посмотреть ее. Я поехал. Дом находился в том же районе и на той же улице, но тут подобная щель была расположена на первом этаже под лестницей, где обычно находятся туалет и кладовка для всякого хлама. Хозяйка сдавала эту каморку как комнату. Я вошел. Окна не было вообще, на узенькой койке лежала наша секретарша. В каморке еще вместились маленький столик и стул, сбоку на стене - небольшое зеркало. Естественно, горела лампочка. А над столиком висела картина: красивый садик с ярко-зеленой травой и мальвами. Картина эта заменяла окно. Летом в такой норе, наверное, невозможно было жить, так как в июле температура воздуха в Шанхае колеблется между тридцатью восемью и сорока двумя градусами Цельсия.

Эпиляция - термин медицинский, означающий удаление волос вместе с корнем (с луковицей). Когда волос удаляется с корнем, он больше не растет. Бритье, например, не является эпиляцией, так как лезвие бритвы срезает волосы, не трогая корня, и волосы растут вновь.

Фирма «М» купила маленький высокочастотный аппарат для косметических операций на коже: им можно было выжигать бородавки, закрывать маленькие расширенные артерии и вены на лице, а также делать эпиляцию волос. Наша секретарша Пегги Уильямс, прелестная брюнетка, попросила меня удалить ей волосы подмышками. Я согласился и сразу сделал две грубейших ошибки. Во-первых, эпилировать волосы подмышками нельзя: их там несколько тысяч. Аппаратом легко произвести эпиляцию, скажем, пяти-шести волосков, растущих на бородавке на лице. Для эпиляции подмышечной области нужно потратить, по крайней мере, год, если не больше. В общем, затея нереальная. Но об этом я узнал позже. Пегги пришла в процедурную и легла на операционный стол. Я тщательно протер ей волосы спиртом, и это была вторая глупость. Эпиляция проводится при помощи микроискры, и стерилизовать кожу при этом излишне. Когда я включил ток, вся подмышечная область вмиг вспыхнула. Я начал тушить пламя рукой. Потушил, но все волосы сгорели. Пегги встала и сухо сказала: «Благодарю вас, доктор, на первый раз достаточно».

Это была не эпиляция, а подмышечный пожар.

Корнет Савин был известным авантюристом. Судя по его чину (самому младшему), он учился в кавалерийском училище. За рубежом издавали небольшие книжечки с описанием его похождений. Вот одно из них.

Юнкерам не разрешалось посещать оперетту, а Савин со своим приятелем все-таки пошел. Их увидел главный полицмейстер Москвы Трепов, прибывший в театр в сопровождении своего адъютанта, и спросил: «Что вы здесь делаете господа?.. Как ваша фамилия?» - обратился он к Савину. Тот назвался. Трепов бросил через плечо своему адъютанту: «Запиши». «А ваша как фамилия?» - спросил, в свою очередь, Савин Трепова. Тот так опешил, что пробормотал: «Моя? Трепов». - «Запиши», - бросил через плечо своему приятелю Савин.

Рассказывали и множество других историй. Например, о том, как Савин пытался продать группе английских бизнесменов дворец московского генерал-губернатора -нынешний Моссовет. Или, как он чуть было не сел на болгарский престол, поскольку походил лицом на царя Фердинанда. В общем, это был еще тот жулик и нахал.