Когда Симмонс и Миллер закончили пикировку чисто английскими шуточками, мы пошли в ресторан «Пиноли» на Уордор стрит, поужинали и поехали на вокзал. Поезд отошел в Эдинбург в половине одиннадцатого вечера. Спальных мест не было, и мне пришлось сидеть в полузабытьи девять часов. Сидело восемь пассажиров. Многие дремали. Молодой солдат всю ночь целовался с девушкой.
В воскресенье, четвертого апреля, вместе с Колином Дафо осмотрели дворец Холируд, в котором в свое время развлекалась Мария Стюарт со своим Риччио. Маляры специально закрашивали ярко-красной краской то место у изголовья кровати королевы, где был заколот Риччио. Я подумал: а Черняк все еще сомневается! Смешно.
Потом я посетил зоопарк. Он построен в скалах, и животные там содержатся в естественных условиях. Впечатление на меня произвели пингвины: отгороженные от посетителей невысоким заборчиком, они выстроились вдоль забора и разглядывали посетителей. Забавные птицы.
Наконец пришло извещение, что «Бен Ломонд» уходит четырнадцатого апреля, и я успел съездить еще в Или (графство Файф), где жили жена моего шефа, доктора Бертона, и его брат. Они свозили меня на машине в университетский городок Сайнт Андрьюс - прелестный городок, расположенный на берегу Северного моря, высоко на скалах. Весь он построен из белого камня и на фоне покрытых снегом шотландских гор выглядит очень красиво. Мы поехали за город в сторону моря и оказались около тюрьмы, которая получила название «Бутылка». Она представляет собой помещение в два человеческих роста, выдолбленное под скалой, то есть пещеру, а в центре пола пещеры выскоблено подземелье, имеющее внутри форму гигантской бутылки. Горлышко вверху довольно узкое, метра четыре в диаметре, а книзу стены расходятся. Брат Бертона пошел за сторожем и сказал ему: «Здесь приехал советский джентльмен, интересуется тюрьмами». Сторож принес керосиновую лампу, привязанную к длинной веревке. Подойдя к «горлышку бутылки», он опустил лампу вниз и начал крутить веревку, чтобы дать нам возможность рассмотреть все помещение тюрьмы. Страшное зрелище. Гладкие стены, мокрые от сырости. Никакой параши нет. Дно этого каменного мешка около тридцати квадратных метров. Слышно, как эхом отдается внутри шум волн, бьющихся о скалы Северного моря. Выбраться из такой тюрьмы совершенно невозможно.
В Или у Бертона был свой дом, который он назвал «Марна» в память о битве, в которой потерял ногу. В Англии не принято пользоваться номерами для домов, хотя они, конечно, есть в крупных городах. Как правило, англичане свои дома довольно романтично называют, например: «Три дуба», «Яблоневый сад», «Марна», «Верден», «Нежная Нэлли», а бедные почтальоны все эти названия должны помнить. В тот день, когда я приехал в Или, стояла ясная погода, и из города был хорошо виден залив Ферт оф Форт и «Старый дымящийся», как шотландцы любовно называют Эдинбург.
Вернулся я в Эдинбург уже поздно вечером. На другой день пошел покупать отвертку. У одного моего чемодана из шарниров на крышке вылезли винты. В южной части графства Йорк находится город Шеффилд - гордость английской сталелитейной промышленности. Шеффилдская сталь известна всему миру. Я купил небольшою отвертку с надписью «Сделано в Шеффилде» и, вернувшись в пансион, принялся за работу. Когда винт зашел достаточно глубоко и пришлось применить силу, случилось неожиданное. Винт дальше не проворачивался, а отвертка вся перевилась, и получился хорошенький небольшой штопор. Но так как кончик у моего штопора оставался плоским, как у отвертки, то мне пришлось это творение шеффилдских умельцев выбросить.
До отъезда надо было успеть попрощаться с Лирмон-том, и я поехал к нему. Он был настроен пессимистически, ждал войны и очень возмущался тем, что советский самолет сбил над Берлином английский. Вечером в пансионе на Карлтон Террас Харри и Бетти Дине, хозяева пансиона, устроили прощальный вечер, на котором были все обитатели пансиона, а кроме них - две прелестных шведки, Грета и Шастин Оберг (дочери обувного короля Швеции), кухарка и ее муж. Вот в этом шотландцы демократичнее англичан, те бы кухарку на танцы не пригласили. Вечеринка продолжалась далеко за полночь. Пели песни и плясали почти до рассвета.
Часа в четыре утра, когда я уже лег спать, ко мне без стука вошли Колин Дафо и графиня де Марнефф. Графиня устало опустилась на один из упакованных чемоданов, а Колин начал ходить по комнате и уговаривать меня разыграть графиню в кости. Полина (так звали графиню) сидела на чемодане и с безразличием в голосе повторяла: «Сукины вы дети, а не мужчины. Сукины дети».
Утром всей компанией в последний раз пошли на «Трон Артура». Пансион закрывался. Харри и Бетти Дине уезжали в Южную Африку, Дафо и Дарлимпл отбыли сразу после обеда, не знаю, в каком направлении. Что сталось с неразыгранной графиней, не знаю.
Я уехал в Лондон одиннадцатого апреля в десять часов вечера. На этот раз у меня было отдельное купе и даже с умывальником. Утром сдал вещи транспортной компании, которая должна доставить их мне на квартиру в Шанхае, потом заехал в советское посольство попрощаться с Филипповым, который был, по-моему, секретарем консульского отдела. В связи с этим визитом вспомнился довольно забавный случай. Как-то приехав в посольство, я увидел нецензурное ругательство, написанное мелом на воротах. Я сказал об этом Филиппову, тот послал уборщицу стереть его, а потом подошел ко мне с маленьким англо-русским словариком и сказал удивленно: «А вы знаете, этого слова в словаре нет». Еще бы! Его нет и в Энциклопедии «Британика». Такие слова были только в словаре Владимира Даля, пока не решили его «подчистить».
Среди суеты, связанной со сборами в дорогу, я все же выбрал время для поездки на велосипедах с миссис Дин. Мы выехали тринадцатого апреля утром по направлению к Кландону, а оттуда - в Шир (шекспировское местечко), Абинджер, Фрайдай стрит, Уоттон, Данли Хилл, Эф-фингхам и, наконец, в Кобам. Таким образом нам удалось посмотреть значительную часть графства Сэррей -живописной части южной Англии. Завтракали прямо в поле: сандвичи с сыром и сидр - легкий алкогольный напиток из яблок. Англичане его пьют из кожаных кружек. Да, именно из кожаных. А пиво из металлических кружек - сплав олова и свинца. У старинных кружек дно из стекла. Это нужно было для того, чтобы пьющий кружку до дна, мог видеть своего собутыльника, который нередко вытаскивал в этот момент шпагу и прокалывал своего собеседника. Веселая старая Англия! А на севере Франции из сидра гонят крепкий алкогольный напиток - кальвадос, вдохновивший Ремарка не на один роман.
Утром четырнадцатого апреля я уже снова был в Лондоне. Отнес чемодан своим транспортным агентам, господам «Киллик, Мартин и Ко», и остальное время до посадки на корабль посвятил приобретению вещей, которые могли понадобиться в пути. Зашел в магазин, купил ручные часы за семнадцать фунтов и авторучку. На Каллом-стрит забрел в маленькую грязную лавчонку, хозяин которой, окруженный корнями вереска, тут же резал трубки любой формы, по желанию заказчика. Купил себе еще одну трубку и отправился в порт.
«Бен Ломонд» - грузовое судно с двумя каютами на четырех пассажиров. Не то что «Сити оф Лакнау». Со мной едут три молодых англичанина: Уаллакот, Крамден и Хоппер. Хоппер - со мной в каюте. По профессии он механик, конечный пункт его путешествия - Гонконг, где он собирается работать в английской пароходной компании, служащие которой являются нашими пациентами в Шанхае. Другие двое едут на каучуковые плантации в Малайю.
Уаллакот тут же рассказал ставшие ему известными детали столкновения в воздухе британского и советского самолетов в Берлине. В английских газетах подняли шумиху по поводу того, что советский летчик нарочно таранил британский самолет, поэтому Лирмонт страшно возмущался. Оказалось, что Уаллакот за несколько дней до отплытия беседовал со знакомым английским летчиком из Берлина и тот ему рассказал, что трагедия с самолетами произошла по вине англичан. Английский самолет летел по советской зоне на четыреста ярдов (около четырехсот метров) левее от предписанного курса, а советский летчик летел «вслепую», с автопилотом. Когда он заметил английский самолет, было уже поздно. Он тоже погиб.
