Вторым элементом шантажа было моё обещание, что скоро, когда я выйду в отставку и уйду из Управления, все это прекратится. Я внушил ей, что мне нужно развязаться с русскими осторожно, иначе они могут разозлиться и отомстить мне. Также я сказал ей, что русские хотят мне заплатить ещё миллион долларов с лишним и мне нужно "уволиться" так, чтобы при этом получить эти деньги.

Все возражения Розарио, как вначале, так и потом, сводились к ее убеждённости в том, что все это дурно пахнет. Она считала, что я поступаю противозаконно и бесчестно, не посоветовавшись с ней… И, если меня застукают, всем нам грозит ужасная опасность… Наша судьба в руках у русских… И денег нам, естественно, хватает и так. На это я говорил, что не причиняю никому вреда; закон — это всего лишь условность; русские полностью предотвратили возможность провала; что сделано, то сделано; деньги нам все ещё нужны; и через год или два все это закончится. Разумеется, ей было нечего возразить на мои любимые абстрактные аргументы: "что сделано, то сделано" и "нам остаётся только со всем этим покончить. Разве вы не видите, что я просто не дал ей права выбора? Через год или два после того, как я ей открылся, во время одного из редких и кратких разговоров на эту тему Розарио сказала, что ещё ни дня не прожила без панического страха перед будущим. Несмотря на то что она понятия не имела, что происходило между мной и русскими… несмотря на все мои заверения, что все это, в общем, безобидно и является частью наших бессмысленных шпионских игр, в глубине души она знала, что мне грозит ужасная опасность. Но я не думаю, что она когда-нибудь понимала, что ее личная безопасность также находится под угрозой. Скорее, ей представлялось, что она и Пол могут потерять меня и я стану единственной жертвой катастрофы, которая обрушится на нашу семью, если меня разоблачат. За себя Розарио никогда не боялась. С какой стати? Шпионом же был я. Я принял это решение, я пошёл на это и теперь стоял на своём и был полон решимости продолжать свои занятия, невзирая на все ее страхи и опасения.

Итак, все сводится к одному, а именно к неспособности Розарио, узнавшей всю правду, силой удержать меня от шпионажа или как-то обезопасить себя. Вот почему ее наказали несправедливо. Разве вы не понимаете? Рассказывая ей о том, чем занимаюсь, я заранее знал, что она ничего не сможет изменить. Она уже привыкла блокировать в своём сознании все, что касалось моего мира, и была обезоружена моим шантажом и своей потребностью в деньгах. Так скажите мне, кто виноват? И перед тем, как осудить Розарио, спросите себя, как бы вы поступили, если бы ваш супруг объявил, что занимается нелегальной деятельностью? Если бы с помощью шантажа он внушил вам, что у вас нет другого выбора? вот так-то. Рик Эймс утверждает, что его жена невиновна. И все ещё сильно ее любит.

Мистер Халкоуэр все время носится со своими знаменитыми пленками… На кухне был установлен микрофон, так что у него должна была сохраниться запись звуков: бух! бух! бух! это я бьюсь головой о кухонные шкафы. Однажды меня так разозлило то, что делал Рик, что я просто не выдержала.

Розарио Эймс

Она была первоклассной стервой. Она, несомненно, была мужиком в этой семье и только и делала, что командовала мужем. У неё была служанка. У неё была няня. Она была полностью сосредоточена на себе. Она была высокомерна и тщеславна и глубоко его презирала вы только послушайте эти записи — Боже мой! Просто плакать хочется…

Агент ФБР о Розарио Эймс после прослушивания диалогов между Розарио и Риком, записанных с помощью установленных в доме микрофонов.

Чего они добьются, посадив Розарио в тюрьму? Разве она и так уже недостаточно наказана? ведь ее лишили всего — мужа, сына, дома, имущества!

Люсиана К. Дивайн, близкая подруга Розарио

Прокурорам следует хорошенько подумать, прежде чем преследовать людей за то, что они, в сущности, хранят верность своим партнёрам… Жену нельзя заставлять делать выбор между государством и браком.

Джон П. Хьюм и Марк И. Элайас, адвокаты Розарио Эймс. Из статьи в "Нэшнл лоу джорнал"

Мнение о том, что Розарио Эймс предпочла "семейные ценности флагу" — полная нелепость. Жадность не относится к семейным ценностям.

Прокуроры США Марк Дж. Халкоуэр и Роберт Честнат в ответ на статью в "Нэшнл лоу джорнал" под заголовком "Розарио Эймс предпочла семейные ценности флагу"

Пол собирался на день рождения… Розарии дала ему бумагу и карандаш. (Чтобы что-нибудь нарисовать и подписать.) в слове «Рождения» Пол написал букву "р" наоборот. "Рик! — крикнула Розарио. — Поди-ка сюда, взгляни на это. В Боготе каждый ребёнок в возрасте Пола уже умеет читать и писать..» Она накинулась на мальчика: "Какой ты тупой!" — и в раздражении выбежала из комнаты… "Попробуем снова, сынок, — тихо сказал Рик хлюпающему носом Полу.

Питер Маас, "Шпион-убийца"

Я не приношу вам извинений за своё поведение — только даю объяснения. Чтобы понять, каким образом я оказалась замешанной в измене Рика, вы должны понять, что он был и остаётся непревзойдённым лжецом и ловкачом. Именно эти качества сделали его хорошим офицером разведки нашей страны.

Розарио Эймс, взывая о пощаде перед вынесением приговора

Судья, пожалуйста, пусть мама вернётся побыстрее, я люблю ее.

Пол Эймс в письме судье Хилтону с просьбой о сокращении срока заключения его матери

Она рассказывает правдоподобную и душераздирающую историю. Себя она изображает жертвой сломленной властным мужем и запутавшейся в бесконечной паутине тайн. Это история об умственном и эмоциональном уничтожении женщины, виновником которого был ловкий и умный мужчина… мы не знаем, что это — спонтанное откровение или тщательно продуманный обман с целью разжалобить журналиста, но говорит она об этом с внутренней убеждённостью.

Салли Квинн, "Вашингтон пост"

Все то, в чём эти люди меня обвиняют, — полный абсурд.

Розарио Эймс

С тех пор как я впервые встретился с Юрием — загадочным офицером русской разведки, с которым меня познакомил отставной генерал КГБ Борис Соломатин во время моей первой поездки в Москву, прошёл уже год. Тем не менее я сразу же узнал его голос в трубке, когда в квартире, снимаемой мной во вспольном переулке, что неподалёку от американского посольства, раздался телефонный звонок. Он предложил заехать за мной на следующий день в 10 часов утра, чтобы мы могли поговорить. Юрия доставила новая чёрная «волга», и я еле сдержал улыбку. Правительство Ельцина испытывало отчаянную нужду в финансах: русский военно-морской флот даже боялся, что ядерные реакторы на некоторых подводных лодках устаревших моделей выйдут из строя, потому что правительство больше не могло обеспечить их обслуживание.

Похоже, Юрий торопился больше, чем в прошлый раз. Когда я обратил на это его внимание, он лишь махнул рукой в сторону запруженной машинами улицы и спешивших по своим делам пешеходов. «Посмотрите по сторонам, — ответил он. — Москва уже не та, что раньше. Все теперь куда-то бегут. Людям приходится работать на двух-трех работах, чтобы хватило денег на мясо». Несмотря на то что он мне почти ничего о себе не рассказывал, я знал, что у него есть внучка — ровесница моей дочери-подростка. По крайней мере, так он сказал. Я спросил, как она поживает.

«Конечно хорошо! — воскликнул он, и в его голосе прозвучала некоторая обида. — Я обеспеченный человек, а ее родители — «новые русские», как их теперь называют». Он имел в виду нарождавшийся в России Новый класс предпринимателей, считавшихся по общественным меркам «богачами». Это были те жители Москвы, которые могли себе позволить покупать по непомерным ценам западные товары, заполнившие прилавки престижных московских магазинов.