По всей видимости, в сентябре 1983 года Рик оказался наилучшей кандидатурой на пост шефа отделения контрразведки отдела СВЕ. Он говорил и читал по-русски, обладал талантом к написанию чётких, ясных и подробных отчётов, считался специалистом по КГБ и, что самое главное, запомнился начальству как сотрудник, который отлично вёл советские дела в Нью-Йорке. Никто не обратил ни малейшего внимания на его периодические запои и на то, что он неважно показал себя в Мехико-Сити.

— Общеизвестно, что ни один офицер отдела СВЕ не смог бы добиться в Мехико-Сити успеха, — позже заявил один офицер этого отдела в отставке. — Сотрудники резидентуры были полностью поглощены "контрас" и Никарагуа. По-моему, члены комиссии по новым назначениям просто закрыли глаза на негативную оценку, которую получила работа Рика в Мехико-Сити. Они учли только те годы, что он провёл в Нью-Йорке.

Первым в штаб-квартире ЦРУ, кто выдвинул кандидатуру Рика на вакантное место шефа подразделения, был Родни У. Карлсон, последний босс Эймса в Манхэттене. Карлсон занимался пересмотром функций контрразведки в отделе СВЕ. Предполагалось, что Рик будет отвечать за операции на территории СССР, а Джек П. Гэйтвуд — в восточной Европе. И тот, и другой работали с Карлсоном в Нью-Йорке. Кроме того, они вместе проходили курсы повышения квалификации, организованные Управлением.

Не то чтобы Карлсон лично назначил Рика: за его кандидатуру проголосовали все члены кадровой комиссии отдела СВЕ, состоявшей из начальника отдела, его заместителя, руководителя оперативной службы, шефа службы внешних операций и шефа службы внутренних операций. В ходе проведённого впоследствии федерального расследования было установлено, что никто из членов комиссии и понятия не имел о пристрастии Рика к выпивке, как, впрочем, и о том, что он ощущал себя в Управлении чужаком, и не особенно сочувствовал его миссии. После того, как Рик спьяну затеял перебранку с кубинским дипломатом, Джон в. Сирс, Заместитель начальника резидентуры в Мехико-Сити, направил по этому поводу в штаб-квартиру докладную. Однако его телеграмма была переадресована в медицинскую службу, консультировавшую сотрудников, злоупотребляющих алкоголем. Никто из членов кадровой комиссии и в глаза не видел эту телеграмму. Также им не было известно, что Рик сожительствует с иностранной гражданкой, которая в своё время была информатором ЦРУ.

Наконец, Рик прибыл на место. Как у главы подразделения у него был доступ почти ко всем секретным материалам по Советам, хранившимся в Управлении, включая и подлинные имена большинства агентов. Он мог получать подробную информацию о тайных операциях Управления на территории СССР, и ему сообщали обо всех недавно завербованных шпионах. Короче говоря, от него не скрывали практически ничего из того, что имело отношение к операциям ЦРУ против Советов.

Заступив на новую должность, Рик в первый же день изучил дела двух агентов, которых он вёл в Нью-Йорке. Это были Сергей Федоренко — Пиррик — и советский учёный, известный под кодовым именем Байплей. Согласно этим материалам, Федоренко не входил в контакт с Управлением начиная с 1977 года — с того самого момента, как был отозван в Москву. Однако к делу была приложена докладная, в которой говорилось, что его видели в Москве в 1981 году на встрече по контролю за вооружениями. Так что Управлению было известно, что он жив. По полученным сведениям, Федоренко работал в Институте США и Канады Академии наук СССР, возглавляемом Георгием Арбатовым.

Что касается Байплея, то с ним Управление также утратило связь с тех пор, как тот вернулся домой. Тем не менее видели и его — на научной конференции. Рик не был удивлён тем, что оба агента ушли в тень. Советские граждане, некогда помогавшие США, нередко сразу же по возвращении на родину исчезали из поля зрения ЦРУ, и в этом не было ничего необычного. Несомненно, шпионаж за пределами СССР таил в себе немало опасностей, однако это было ничто в сравнении с доставкой секретных документов в тайник, расположенный в центре Москвы, где на каждом углу стояли сотрудники КГБ.

Рик приступил к чтению досье других агентов, работавших на Управление. Он обнаружил, что под его крылом оказалось новое поколение шпионов. В конце 50 — начале 60-х главным агентом ЦРУ являлся полковник ГРУ Олег Пеньковский, который помог президенту Кеннеди обнаружить ракеты на Кубе. После того, как он был казнён, на его место заступили агенты Федора и Топхэт. Они были вынуждены отойти от дел после публикации книги «Легенда: тайный мир Ли Харви Освальда». Как только эти двое исчезли со сцены, на смену им пришли Тригон, Аркадий Шевченко, Федоренко и другие менее известные шпионы. На данный момент самым ценным агентом Управления являлся Адольф Толкачёв по кличке «Сфиэ», специалист в области электроники. С 1977 года ему было выплачено за предоставленную информацию более двух миллионов долларов, ничтожная сумма по сравнению с той, что могла быть затрачена на соответствующие исследования. (Эту сумму ЦРУ обещало Толкачёву, но после его ареста она осталась в американском банке. (Прим. ред.)

Таким образом, Толкачёв сэкономил американским налогоплательщикам миллиарды долларов. «Сотрудники Управления любили говорить, что Толкачёв взял их на содержание, — позже рассказывал Эймс. — все, что мы делали, было замечательно, однако именно Толкачёв окупил все бюджетные затраты ЦРУ. Он буквально преподнёс нам на блюдечке советскую авиационную радиоэлектронику. Если бы в Европе началась война, то в воздухе мы бы точно обладали явными преимуществами.

Вторым наиболее важным источником отдела СВЕ в 1983 году был не человек, а операция под названием "Тоу". Она была настолько засекречена, что в деле, выданном Рику для чтения, содержались лишь разрозненные обрывки информации. В 1979 году ЦРУ обнаружило, что Советы строят в 25 милях к юго-западу от Москвы, под городом Троицк, сверхсекретный коммуникационный центр. Подземные туннели соединяли его со штабом Первого главного управления КГБ и штаб-квартирой на Лубянке. В туннелях были проложены кабели телефонной, факсовой и телетайпной связи, и Советы не сомневались, что все они обеспечивают безопасную передачу информации. Тем не менее ЦРУ удалось подкупить одного из строителей, и тот передал его сотрудникам схему туннелей. В 1980 году здание американского посольства в Москве покинул автофургон. В нем скрывался техник ЦРУ. Убедившись, что за машиной нет слежки, шофер отъехал подальше от Москвы и притормозил возле леса. Техник выпрыгнул из фургона и исчез среди деревьев. Обнаружив коммуникационный туннель, он заполз внутрь и установил там суперсовременное устройство для перехвата и записи сигналов. С этого момента ЦРУ получило возможность знакомиться с наиболее важными сообщениями, которыми обменивались сотрудники КГБ. Это была одна из самых ошеломительных и успешных операций из когда-либо проведённых ЦРУ. «Советы даже не подозревали, что творится у них за спиной», — сказал мне Эймс во время частной беседы, впервые упомянув о существовании "Тоу".

Из дел Управления Эймс узнал также ещё об одной фантастической тайной операции ЦРУ. Она называлась "Абсорб", и события, с нею связанные, словно сошли со страниц романа о Джеймсе Бонде. К 1983 году ЦРУ установило точное местонахождение всех стационарных наземных ядерных ракет СССР. Но полной информацией о том, насколько серьёзную опасность они собой представляют, сотрудники Управления не располагали. Особенно актуальным это стало после того, как Советы приступили к разработке ракет с разделяющимися ядерными боеголовками индивидуального наведения. Некоторые ракеты могли нести на себе до десяти боеголовок. Учёные ЦРУ начали размышлять о том, как вычислить количество боеголовок на каждой из ракет. Вскоре они выработали некий научный подход к этой проблеме. Измерив уровень радиации, излучаемой каждой ракетой, можно было без труда установить, сколько боеголовок — десять, шесть или четыре — она на себе несёт, а также определить мощность каждой из них. Управлению осталось сделать лишь последний шаг и найти способ точного измерения уровня радиации. Но как это сделать? Заслать шпиона со счётчиком Гейгера на стартовую шахту? Эго было нереально.