— А если Рой сделал копию? — хрипло сказала она.

— Не исключено, — согласился я. — Но зачем все-таки рассказывать?

Карола нервно провела рукой по волосам.

— Да потому, что мне надо было рассказать кому-нибудь просто для того, чтобы не свихнуться. А если не ошибаюсь, вы привыкли выслушивать секреты и умеете их хранить. Кроме того, вы не похожи на человека, который бегает по соседям, осуждая ближних своих.

— Боюсь, мне придется взять плату за получасовой сеанс психотерапии, — улыбнулся он. — О’кей, что теперь, после того как вы облегчили свою душу?

— Теперь?.. Теперь по крайней мере я чувствую себя лучше, — сказала Карола, отвечая на улыбку улыбкой.

Несколько мгновений я изучал ее отлично подкрашенное лицо, размышляя, чему из сказанного можно верить, потом предложил уйти. Официантке были оставлены приличные чаевые, чтобы компенсировать спад деловой активности в результате моего спарринга с Маккеем. Девица не изменила своей кислой гримасы — некоторые люди органически не понимают шуток.

Выйдя на улицу, я остановил такси и, открывая дверцу, заверил миссис Риз еще раз, что она вовсе не хуже всех остальных, подвизающихся в храме. Карола благодарно улыбнулась, хотя ее сомнения, видимо, не развеялись окончательно. Не исключено, что сам источник заверений не внушал ей полного доверия.

Домой я вернулся пешком, взбежал по ступеням и, зная, что Фриц запирает дверь на цепочку, нажал кнопку звонка. Дверь отворилась только после второго звонка.

— Ваше лицо... — произнес он, прежде чем пропустить меня в дом.

— Фриц, вы обладаете удивительной способностью замечать очевидное, — бросил я, переступая через порог.

— Но ваше лицо... с ним надо что-то сделать, — печально сказал он.

— Могу лишь повторить свой комментарий, — заявил я и отправился в кабинет, где Вулф сражался с кроссвордом из воскресного выпуска лондонской «Таймс».

Увидев меня, он хмыкнул и сказал:

— Ваше лицо...

— Видимо, все дело в доме, — объявил я. — Всего лишь тридцать секунд назад я переступил его порог, а уже двое встреченных мной обитателей приветствовали меня словами «ваше лицо». Сейчас я отправлюсь в оранжерею к Теодору. Он почти никогда не удостаивает меня беседой, лишь ворчит без повода, но на сей раз Тедди наверняка произнесет: «Ваше лицо — я узнаю его».

— Боюсь, что инспектор Крамер прав, утверждая, что вы не прекратите паясничать даже на собственных похоронах, — проворчал он. — Что случилось?

— Я наткнулся на кулак. Но только один раз. Тому парню повезло меньше.

— Кто бы сомневался. Идите приведите себя в порядок. Потом расскажете.

Пройдя в свою комнату и посмотревшись в зеркало, я оценил нанесенный мне ущерб. Синяк на левой скуле был размером с полудолларовую монету и приобрел цвет спелой сливы. Намочив полотенце в холодной воде, я прижал его на полминуты к больному месту. Затем осторожно подсушив ссадину, я заклеил ее пластырем. Только после этого вернулся в кабинет. Вулф, одолев кроссворд, занимался самогипнозом, наблюдая за всплывающими пузырьками в бокале с пивом.

Я плюхнулся в кресло за своим письменным столом, повернулся лицом к боссу и произнес:

— Итак, начнем с самого начала.

После этого последовал подробный устный отчет о последних восьми с лишним часах моей жизни, начиная с визита в Серебряный Шпиль и кончая посадкой Каролы Риз в такси. Не обошел я вниманием и свою короткую схватку с Маккеем. Он слушал, закрыв глаза и сцепив руки на своем необъятном брюхе. За все время повествования Вулф не произнес ни слова.

В последующие полминуты его гениальность также ничем не проявила себя, поэтому мне пришлось продолжать:

— Забавно, что после стольких лет Карола именно сегодня встретилась с парнем.

Он едва заметно шевельнул плечами, что должно было означать их пожатие.

— Может, и забавно. Но она говорит, что редко посещает Манхэттен и встреча с Маккеем может быть простым совпадением. Как вы полагаете, между ней и мистером Вилкинсоном в самом деле только профессиональные отношения?

Вулф почему-то непоколебимо убежден, что я способен проникнуть в самые потаенные глубины женского сердца и ума. Он, естественно, ошибается, но мне не хотелось бы его разочаровывать.

— Пятьдесят на пятьдесят, — сказал я, — с легким перевесом в сторону того, что кое-что имеется. Уж очень она рьяно все отрицала.

Он вновь смежил веки.

— О'кей, — бросил я через полминуты, — что теперь?

— Время ужина. Омары под соусом из белого вина.

При всей загадочности натуры Вулфа его приоритеты хорошо известны. Мы поступили с омарами Фрица, как и следовало поступить, и за это время я выслушал монолог о том, почему железные дороги послужили важнейшим фактором продвижения американцев на запад в конце восьмидесятых годов прошлого столетия.

Когда мы вернулись в кабинет, чтобы выпить кофе, я потребовал от Вулфа дальнейших инструкций. Он промычал нечто напоминающее «никаких» и открыл книгу Стивена Фрезера «Труд будет править». Я приготовился высказать в нескольких ярких выражениях, что думаю по этому поводу, но звонок у входа не позволил мне излить душу.

— Открою, — во весь голос заявил я. — Не исключено, что это потенциальный клиент — дама, которая желает, чтобы вы отыскали ее чихуахуа, сорвавшегося с поводка на Бликман-плейс.

Но нашим посетителем оказался инспектор Крамер.

— Входите, — радушно произнес я, распахивая перед ним дверь, — а мы как раз собирались заняться метанием в цель швейцарского армейского ножа Вулфа. Но не беспокойтесь, мы можем сделать это и в другое время.

— Вы, Арчи, патентованный трепач, — бросил он, вваливаясь в дом и устремляясь к кабинету. — Что случилось с вашим портретом?

— А я-то опасался, что вы не заметите. Случайно оказался на пути старушки, катившей на роликовых коньках в «Мейсиз»[7] на большую весеннюю распродажу.

Не могу сказать, улыбнулся ли Крамер, так как он не оборачиваясь вбежал в кабинет и бросился в кресло из красной кожи. Вулф выглянул из-за книги и вскинул брови.

— Да-да. Я и сам удивляюсь тому, что оказался здесь. Если бы мне захотелось посмеяться, то я предпочел бы сидеть дома и смотреть по ящику сериал из жизни полицейских, а не выслушивать остроты вашего придворного шута, — сказал Крамер и для пущей убедительности ткнул большим пальцем в мою сторону.

— Не могу не согласиться с вами в том, что юмор Арчи носит рудиментарный характер, — со вздохом произнес Вулф. — Я беседовал с ним на эту тему неоднократно — в том числе и сегодня вечером. Большое испытание для разумного человека.

— Да. Но хотите верьте, хотите нет, я пришел не для того, чтобы обсуждать достоинства и недостатки Гудвина. Я желаю знать, что происходит с делом Даркина.

Вулф отхлебнул пива и сказал:

— Мне известно, что Фред обвиняется в убийстве. Получило ли следствие дальнейшее развитие?

— Бросьте, Вулф, валять дурака! Вы прекрасно знаете, о чем я толкую. Гудвин сегодня провел более четырех часов в этом религиозном монстре на Стейтен-Айленде. Почему-то я не верю, что он там предавался молитвам.

— Визит Арчи в храм вовсе не должен вас удивлять. — Вулф помахал ручкой. — Как я заявлял ранее, мы намерены установить личность убийцы мистера Мида.

— Угу... И что же вы нашли?

— Положа руку на сердце, ничего, что позволило бы выступить с обвинением.

— Не приходится удивляться, — раздраженно бросил Крамер, — учитывая, что нужного парня уже прихватили.

— Нет, сэр, мы оба знаем, что это не так. Если бы вы были убеждены в виновности Фреда Даркина, то вряд ли стали бы тратить драгоценное время ваших людей на слежку за Арчи.

— Абсолютно верно, — я включился в разговор, весьма смущенный тем, что не заметил хвоста в Серебряном Шпиле. Мне захотелось спросить Крамера, не видел ли его филер, как я нокаутировал Маккея на Третьей авеню, но, подумав, решил не дразнить инспектора.