— Какова была суть этих жалоб?

— О, они были весьма разнообразны, —  ответила она, разводя в стороны ладони. —  Особенно резко он был настроен против Роджера Джиллиса, что меня огорчало, так как Роджер кажется честным, серьезным и преданным делу молодым человеком. Но Рою казалось —  и, как мне видится, он был прав, —  что Роджер уже не справляется с руководством образовательной программой. Не раз Рой публично заявлял, что Роджер плохой организатор и скверный руководитель. Муж хотел убрать его с этого поста, но не мог убедить Барни сделать это.

— Ваш муж действительно считал, что Бэй слишком снисходительно относится к персоналу?

— Да, в этом и была суть дела. Рой для характеристики Барни придумал фразу «Он терпит посредственность во имя спокойствия» и частенько повторял ее. Правда, я думаю, что он говорил это только мне, и никому более.

— Не похоже, что он популяризировал свой афоризм в храме. Ваш муж когда-то спас жизнь Бэя, не так ли?

Она кивнула. Теперь она выглядела очень усталой.

— Да, он вытащил Барни из воды много лет назад, в их бытность студентами. Однако Рой очень не любил, когда затрагивалась эта тема: он опасался, что все станут думать, будто Бэй взял его на работу только из чувства благодарности.

— А это было действительно так?

— Возможно, —  пожала она плечами. —  Но думаю, Рой уже давно доказал свою полезность.

— Говорил ли он с вами об остальных членах «кружка веры»?

— Иногда. От бессилия что-то исправить. Он считал, что Сэм Риз манкирует своей работой, что Морган заурядный функционер-крохобор, а Марли Вилкинсон правит музыкальной программой как независимым королевством, отказываясь отчитываться перед кем-либо.

— А как насчет миссис Риз и миссис Бэй?

Она разразилась весьма приятным для уха смехом:

— Господи, я похожа на деревенскую сплетницу. Хорошо, что вы не записываете нашу беседу на пленку.

— Я не делаю заметок даже на бумаге.

— Прекрасно. Карола ему никогда не нравилась —  он чувствовал в ней какую-то фальшь, хотя и признавал, что она отличная певица. Что же касается Элиз, то я не помню существенной критики в ее адрес. Он просто жаловался, что ей не следует входить в кружок, что она введена в него только из-за своего семейного положения. То же самое он говорил и о Кароле.

— Не знаете ли вы, не испытывал ли кто-либо из членов «кружка веры» финансовых трудностей?

Она сморщила лоб и ответила:

— Насколько помнится, Рой ни разу не упоминал об этом. Вы недавно спросили о конфликтах между ним и остальными. Пока мы беседовали, я припомнила слова Роя, сказанные несколько недель назад. Не помню, как возникла эта тема, но... Ага, вспомнила! Я пожаловалась ему на одного из моих служащих, который провалил дело. Я сказала, что уже дважды предупреждала этого типа, но он не исправился, и, похоже, мне не остается ничего другого, кроме как уволить его. На это Рой заметил, что у него самого имеются проблемы с персоналом, и эти проблемы нельзя оставить без внимания.

— He могли бы вы припомнить его слова как можно точнее?

Она закрыла глаза и пощелкала языком.

— Сейчас... кажется, он сказал что-то вроде: «У меня тоже возникла скверная ситуация. Так или иначе, но я должен разобраться с ней в ближайшие недели. Я уже установил крайний срок».

— Вы спросили его, в чем дело?

— Да, —  кивнула она. —  Но Рой не пожелал развивать тему и замолчал.

— Это было необычным для него поведением?

— Не сказала бы. Из того, что я вам наговорила, создается впечатление, что он постоянно жаловался мне на состояние церковных дел. Это вовсе не так. Просто я суммировала сейчас все, что он говорил в течение многих лет. По правде, он вовсе не любил толковать о делах. Я выкладывала о своей работе гораздо больше, чем он.

— И к этой теме он больше не возвращался?

— Никогда.

— Не был ли он в последнее время угнетен сильнее, чем обычно?

Она тяжело вздохнула и ответила:

— Нет. Я ничего не заметила, хотя, как мне кажется, всегда хорошо чувствовала его настроение.

— И последнее: ходили ли вы в церковь, чтобы разобрать вещи вашего мужа?

— Да. Я заскакивала, чтобы забрать одну коробку, и мне придется заезжать еще раз... Пока я взяла только вещи, связанные с семьей... фотографии мои и сына... —  Голос при последних словах оборвался. Маска спокойствия начала осыпаться, и я поднялся на ноги.

— Я отнял у вас массу времени, миссис Мид. Благодарю вас за то, что вы согласились побеседовать со мной. —  Вручив ей визитку, я добавил: —  Если вы вспомните что-нибудь, с вашей точки зрения, важное, был бы вам весьма признателен за звонок.

— Наверное, будет не совсем честно, если я вам от всего сердца пожелаю удачи, —  негромко произнесла она, проводив меня к двери и крепко пожав руку, —  но я хочу быть уверена, что наказан действительно виновный, будь то мистер Даркин или кто-то иной.

— Совершенно с вами согласен, —  сказал я через плечо, спускаясь по лестнице и размышляя, каким образом такая женщина могла выйти замуж за столь необаятельного типа, как Мид.

Через десять минут после того, как я покинул Сару Мид, я уже подруливал к обширной автомобильной стоянке Храма с Серебряным Шпилем. Если не считать десятка машин, сгрудившихся у входа в храм, стоянка была пуста, как стадион в середине зимы. Я занял место в двадцати шагах от парадных дверей и вступил в фойе, где рыженькая секретарша мусолила журнал «Пипл» и, энергично работая челюстями, жевала резинку.

Она подняла глаза и, продемонстрировав белоснежные зубы и ямочки на щеках, радостно вскричала:

— Привет! Это опять вы? Видимо, вам здорово у нас понравилось!

— Само собой. Правда, половину удовольствия я получаю при виде вас и вашего наряда. Эта голубая штучка очень впечатляет.

— Спасибо, — сказала она, залившись краской, словно младшекурсница на первом свидании. — Это любимый цвет моего приятеля.

— У него отличный вкус. Не могли бы вы звякнуть Диане и сказать, что пришел Арчи Гудвин и что он хотел бы встретиться с доктором Бэем?

— С удовольствием. И вы могли не называть своего имени, я его и так запомнила.

Я выразил свою бесконечную благодарность и подождал, пока она беседовала по телефону.

— Она говорит, чтобы вы шли прямо туда, — сказала рыженькая, возвращая трубку на место. — Дорогу вы знаете.

— Хэлло, мистер Гудвин, — пропела Диана, когда я вошел в помещение. Создавалось впечатление, что сообщество секретарш храма не было потрясено недавним убийством. — Доктор Бэй проводит совещание, но он извещен о вашем приходе и просит подождать. Совещание скоро закончится.

Это оказалось правдой. Высокий тощий лысый тип, которого я не видел раньше, возник из кельи Бэя, мрачно кивнув Диане и ее коллеге, которая за все время так и не оторвала взгляда от пишущей машинки.

— Вы можете пройти, — сказала Диана.

Ее улыбка была не столь ослепительной, как у рыжульки, но определенно более искренней. Я тоже улыбнулся в ответ.

— Приветствую вас, мистер Гудвин, — нейтральным тоном произнес Бэй, когда я приблизился к его столу. — Простите, что заставил вас ждать, но у меня была встреча с нашим заведующим финансовой частью. Вопросы долларов и центов, — улыбнулся он. — Никто, даже церковь, не может прожить без денег.

— И насколько же могуч ваш поток наличных? — спросил я.

Он развел ладони в своем традиционном жесте.

— Общие поступления совпадают с нашими предварительными наметками, даже несколько превышают их. Мы слегка недобрали наличности — это в основном деньги от воскресных даяний непостоянных посетителей, не являющихся членами общины. Ее постоянные члены переводят деньги, выписывая чеки ежемесячно или даже ежеквартально. У каждого делового предприятия возникают финансовые проблемы, а мы, как я не устаю напоминать, тоже в некотором роде являемся деловым учреждением.

Я сказал Бэю, что хотел бы провести несколько минут в кабинете Мида.