Вечером Антымавле пришел в себя.
— Помоги — мне уйти вместе с ней, — произнес он еле слышным голосом. — У меня нет родных, ты мой друг и ты должен выполнить мою просьбу.
Гырголь ждал такого решения. Трудно человеку перенести большое горе, он теряет власть над собой. Нет у Антымавле родных, не стало самого близкого человека.
— Я знал, что ты так скажешь, — с тревогой в голосе начал Гырголь, — но я этого не сделаю. Новый закон не разрешает, а я новая власть.
— Почему я должен жить? У меня была радость жизни, теперь ее нет. Зачем жить?
— Но у тебя есть маленькая жизнь, Тымнекели, — разубеждал Гырголь. — У тебя есть друзья.
— Но друзья мои слабее тех, кто сделал это. Я знаю, кто это сделал. Хорошо бы Ыттувги позвать.
— Сейчас, — заторопился Гырголь. В чоттагине он осторожно разрядил малокалиберку, убрал дробовик и тихо вышел на улицу.
Ыттувги робко жался к стенке полога. Ему было страшно.
— Ыттувги, может, я говорю последний раз. Мне тяжело, я не смогу побороть внутреннюю силу. Мне уже нет радости в жизни. Там в лавке все в сохранности. Я работал семь лет, честно работал. Ты молодой, тебе будет легче. Ты знаешь грамоту. Вот обманули меня. Эттытегин обманул. Не хватает пятьдесят пять килограммов жиру. Ты скажи об этом Зильбергу. Передайте Глебову, что он хороший человек, он смелый… Я знаю, кто это сделал. Это мог сделать только Рэнто, — Антымавле умолк и опустил голову. — Помоги мне, Гырголь. Я не могу! — вдруг закричал он страшным голосом и помутившимися глазами посмотрел на него. — Этки! — заскрипел он зубами и повалился на пол.
— Приди в себя, успокойся, и твой разум снова станет светлым, — тихо сказал Гырголь. Антымавле будто не слышал его.
— Ринтылин тоже такой же! Пылёк тоже!.. Помни, Ыттувги, это плохие люди, остерегайся их! Ох, худо мне!
Всю ночь бредил Антымавле, только к утру немного притих, сидел, покачиваясь на месте, низко опустив голову. Гырголь не спускал с него глаз. Он боялся, что Антымавле сдержит свое слово. Но третья бессонная ночь давала себя знать, и он невольно заснул.
— Запрягите собак, — разбудил Гырголя глухой голос Антымавле.
— Зачем? — испугался Гырголь.
— Запрягите!..
Рэнто был удовлетворен. Жалел только, что Антымавле не было. Имлинэ не успела даже слова сказать, как он сильным ударом в висок повалил ее на пол, а потом с жестокостью бешеной собаки стал наносить удары ножом.
— Мне за тебя ничего не будет, — зло приговаривал он. — С тобой как с родной поступаю я.
Тымнекели закричала, Рэнто грубо схватил ее и посадил посередине полога, чтобы она видела все. Пусть навсегда вселится в нее страх перед сильным. И Рэнто отвел душу, бил Имлинэ так, словно перед ним был сам Антымавле…
Жена шарахнулась в сторону, когда Рэнто с кровавыми руками, тяжело дыша, ввалился в полог своей яранги. Закричали дети, вздрогнул даже Ринтылин.
— Разум Антымавле перевернул я, — с трудом выдохнул Рэнто и потянулся к эмалированному ведру, стоявшему рядом с жирником. Рэнто схватил ковш, зачерпнул браги и одним духом выпил содержимое. Ему показалось мало, тогда он с силой рванул ведро к себе и с жадностью стал пить прямо через край.
— Уходи в тундру, — прошептал Ринтылин. — Ты отомстил. Душа твоя удовлетворена. Уходи, скорее уходи! Экылпе! — задыхался старик.
Голова у Рэнто закружилась от выпитой браги. Он не слышал слов Ринтылина, ему еще хотелось мщения. Рэнто сидел на скрещенных ногах и покачивался. Все домашние забились по углам и боялись проронить слово.
— Пошамань! — процедил сквозь зубы Рэнто. — Пусть душа успокоится в беседе с духами.
Весь день Ринтылин постукивал в бубен, спрашивая совета у помощников. К вечеру он охрип и затих совсем, заснув на месте.
— Пойду поиграю, — вдруг бросил Рэнто и, задев ведро с водой, шатаясь, выполз наружу.
— А-а-а! — вздрогнул Ринтылин.
Солнце резко ударило в глаза. Утренний туман давно разошелся, и кругом было ослепительно ярко: белизна снега, черные проталины, обнаженные вершины сопок, бугорки холмов. Теплый воздух колыхался над самой землей, и коса, протянувшаяся вдаль, казалась разорванной, неровной. И было только три цвета в природе: резкий белый, колеблющийся черный и вверху бесконечно синий. Природа притихла и словно чего-то ждала. Снег оседал, впитывал влагу: копились невидимые мощные, силы, которые должны были вот-вот прорваться наружу.
Рэнто прислонился к стойке двери. Мутно посмотрел вдаль, потом перевел взгляд на яранги. Они стояли редко и далеко друг от друга. Изредка от одной яранги к другой передвигалась изуродованная колебанием воздуха фигура человека, перебегали собаки. А чуть дальше, где размещалась школа, у яранги собралась кучка детей. Они что-то весело кричали, размахивали руками и перебегали с места на место.
— Страх сделаю ей, — прошептал Рэнто, увидев маленькую фигурку учительницы, и медленно вошел в чоттагин. Через некоторое время он появился на улице снова. В руках был новенький винчестер и пачка патронов. Выходя, он споткнулся о порожек и чуть не упал лицом в снег, но все же устоял на ногах.
— Пусть знают, что Рэнто вернулся, — уселся он на снегу. — Посмотрим, как… — и приложил винчестер к плечу.
В ста метрах стояла яранга Эвыча. Рэнто не слышал разговора, который происходил там, и не видел упряжки собак, скрытой за ярангой. Эвыч молчал, узнав от Антымавле о случившемся.
— Рэнто не мне мстит, — говорил незнакомым голосом Антымавле. — Он не хочет новой жизни, он завидует нам. Ринтылин, Пылёк, Рэнтыгыргин — все они, как Рэнто…
Антымавле не договорил. Раздался выстрел, и пуля просвистела в воздухе. Донесся испуганный визг людей с улицы.
— Опять? — прошептал Антымавле и решительно встал.
— Ну-ка, сейчас увидишь. — И Рэнто прицелился в человека, показавшегося из-за дальней яранги. — Вот так, — злорадствовал Рэнто, глядя как человек, спотыкаясь, торопится укрыться в яранге. — Всех заставлю бояться.
Никого не стало видно в стойбище. Собаки и те куда-то исчезли, почуяв недоброе. И вдруг из ближайшей яранги вышли два человека, у одного из них был в руках винчестер.
— Смотри, Антымавле?! — удивился Рэнто. Тот самый Антымавле, с которым он так жаждал встречи. — И Эвыч, Эвыч с ним!
Эвыч был высок и долговяз. Кухлянка без пояса, надетая наспех, подчеркивала худобу его фигуры, он казался намного выше коренастого Антымавле. Из яранги выскочила женщина, схватила Эвыча за полу и пыталась втащить его обратно в ярангу, но тот грубо оттолкнул ее прикладом винчестера и еще ближе встал рядом с Антымавле.
— Опять насильничаешь! — закричал Антымавле Рэнто. — Уйми свой гнев!
— Мой гнев не подвластен тебе!
— Ты всех людей ненавидишь! Хватит! — вновь крикнул Антымавле и решительно шагнул к Рэнто.
Он заметил, что из нескольких яранг бежали к ним люди. Рядом шел Эвыч.
— Цекыцинитык! Что вы делаете! Зачем связываетесь! — испуганно цокала женщина, хватая за полы кухлянок то одного, то другого.
— А како! — не выдержал Эвыч.
— Пуля сейчас продырявит вас, как иголка шкуру, — хрипел Рэнто.
— Пусть попробует!— шептал Антымавле.— Нас много.— И опять закричал Рэнто: — Я не боюсь тебя, ты худой человек! От тебя только зло!
И в эту минуту грохнул выстрел. Пуля ткнулась в грудь Антымавле, он пошатнулся, но удержался на ногах.
— Мерзкой смертью умрешь ты! — попытался прокричать Антымавле, но из горла вылетел только клекот.
Вторая пуля задела ногу. Прогремело два выстрела подряд. Эвыч приложил к плечу винчестер.
— Скверный человек — мучение для других. — прохрипел Антымавле. — Дай я, я сам! — умоляюще просил он Эвыча.
Антымавле собрал все силы и нажал курок. Раздался выстрел, и он от толчка приклада упал на спину. Пуля пробила квадратный лоб Рэнто. Тот, сидя, ткнулся головой в колени и медленно повалился на бок.
