— Мальчику нельзя есть мясо с плечевой кости. Плечевая кость у нерпы короткая, будет короток в броске гарпуна и охотник, если с детства ест плечевую кость. Всегда гарпун будет падать ниже цели, — объяснил старик Эвычу.
Насытились мужчины, запили мясным бульоном и отошли в сторону. Настало время трапезы и для женщин.
— Южак сильный будет, — вглядывался в едва видневшийся берег Эвыч.
— Нымелькин! Это хорошо! — успокоил его старик.
Кругом, насколько хватало глаз, был лед. Льдины плотно обступили стоянку людей, торошились, наползая друг на друга. Но это не вызывало тревоги.
Сытная еда располагала к лени, торопиться было некуда, и дневной труд все же давал себя знать.
Люди заснули, только Тымнеквын бродил по стоянке, наблюдая за морем.
На следующий день проплыли мимо Утэна, потом показался Инчувинский мыс, из-за которого выглядывал увэленский Сенлюн, а левее над темной полосой облаков, гонимых южным ветром, поднимались вершины острова Имелин. Недалеко от пролива льдину стало покачивать. Приподымется одним краем и снова опустится, трется со скрипом о другую, словно весло в уключине, всплескивает вода между льдинами.
Прочную льдину выбрал Тымнеквын. Обломало лишь слабые, подмытые водой края, срезало наросты.
— Чистая вода близко, — сказал старик. — Хорошо, завтра на север понесет.
Первый раз так плавал Антымавле. Жутковато. Как к берегу выбираться будут? Да и будут ли когда-нибудь на берегу? Но спокойствие, с каким держались инрылинцы, передалось и ему. «Они здешние, знают», — уверял он себя.
Наутро следующего дня берега скрылись из виду. Старик сидел на верхушке глыбы и всматривался в море. Кое-где появились просветы воды.
— Посреди моря находимся, — осведомил он охотников. — Дальше лед еще реже станет. На байдаре можно будет искать моржей.
Настоящей охоты пока не было, но мужчины бродили по ближайшим льдинам и нет-нет да и приволакивали нерпу и лахтака. Недостатка в еде и топливе не было.
Люди северных стойбищ, начиная от Энмына и дальше, совершали такие плавания в трудные годы. Часто они проходили удачно, и люди возвращались с богатой добычей. Но случалось и так, что люди пропадали без вести, а на берегу оставались гнить каркасы яранг, ожидая своих хозяев, которые уже никогда не возвращались обратно. Люди предпочитали опасность голодной смерти, но Тымнеквына не беспокоили страшные мысли. Все приметы говорили о благополучном исходе плавания, тем более что это подтвердили и его защитники, висевшие на поясе.
Тымнеквын славился как удачливый охотник, знающий тайны моря, и хотел передать морское счастье своему зятю. Сидя на глыбе, он всматривался слезящимися глазами в море и тихо, чтобы никто не слышал, рассказывал Антымавле:
— Ты все запоминающий, и я хочу, чтобы ты был удачливым, чтобы всегда мог найти зверя. Море наша жизнь, с ним надо быть добрым и не бояться его. Если бы у меня были сильные мускулы и крепкие ноги, я нашел бы в море зверя и спас старуху и ребенка. Но я стар…
…Посмотри на эту льдину. Она тверда, как камень, никакой шторм, никакое сжатие не разрушат ее. Эта льдина стара, как я, но крепка, как ты. Она не смерзлась из отдельных глыб, которые могут развалиться при сжатии, а целое поле. Дно у нее ровное, везде одинаковая толщина.
…Бойся льдины, у которой под водой далеко в сторону тянутся ледяные языки. Даже при небольшом ударе о кромку они могут обломиться, всплыть и перевернуть байдару.
…Нельзя проходить близко у высокого плавающего тороса. Дно у него бывает слабое, и от маленькой волны или шума он может перевернуться и накрыть байдару…
Не считают дней люди, да это и не так важно. Льдина, что стойбище зимой. Тропинки во все стороны протоптаны: к луже с пресной водой, к высокой глыбе и по кромке льдины… Ребятишки как дома себя чувствуют, визжат, хохочут, забот не знают. Тепло и сытно им. Маленький Эвыч, как взрослый, с акыном бродит. Старик Тымнеквын настоящий ему сделал. Пусть кидать учится, хорошим охотником станет. А мальчишке так понравилась игрушка, что даже во сне с ней не расстается.
Смотрит Антымавле на веселого мальчишку, и грустно становится: свой бы уже, наверно, таким был.
Имлинэ будто виноватой себя считает, когда видит Антымавле с мальчиком.
Были дни — лед расходился и льдина, как остров, плавала в море, но потом лед опять окружал льдину. А однажды вдалеке, там, где прячется на ночь солнце, показались синеватые сопки, а чуть правее — Одинокая скала.
— Умкилир — Медвежий остров, — определил Тымнеквын. — Отсюда умки по всему морю расходятся.
Высоко в небе висит солнце, греет, будто хочет растопить льды. Хорошо! Редко бывает такое тепло в конце лета. Небо чистое, и только с одной стороны, где родной берег, тянутся сплошной стеной облака.
Моржи стали встречаться чаще. Чем ближе к острову, тем их больше. Но может случиться, что течение изменится и льдину раньше отнесет в другую сторону. Упускать удобного случая нельзя, и люди начали охоту.
Спустили на воду байдару, бесшумно подходят к большой льдине. На краю — стадо моржей.
— Можно винчестером, — прошептал Тымнеквын. — Пусть убьем, сколько успеем.
Подошла байдара к льдине, соскочили Антымавле с Эвычем на лед и тихо, скрываясь за ропаками, стали подкрадываться к моржам.
Моржи, спят крепко, во сне тыкают друг друга клыками. В стаде и старики и молодняк — выбор большой, но одни самцы. Самки с детенышами отдельно где-то плавают. С краю лежит здоровый старый шишкарь. Он один старается бодрствовать, изредка подымет голову с огромными клычищами, пошевелит усами, фыркнет и снова уткнется клыками в лед. Разносится над водой сладкое посвистывание, фырканье…
Подкрались охотники, но вдруг моржи зашевелились, раздалось рыканье. Отпрянули охотники, притаились в торосах.
— Другой плывет, — догадался Эвыч и показал рукой. На льдине появился новый гость — молодой морж-двухлетка. Поднял старый самец голову, приветствовал пришельца ласковым ударом в спину. Гость стал потихоньку пробираться в общую кучу. Светло-коричневая масса зашевелилась, но постепенно моржи успокоились.
Раздались выстрелы, громкое эхо покатилось над морем. В стаде поднялась суматоха. Моржи задрали тупые морды кверху, стараясь рассмотреть виновников шума, затем один, за другим метнулись к воде. Один лишь, шишкарь, подняв голову, с любопытством смотрел на людей, выбежавших из-за торосов.
— Ты, как льдина стоящая, пошел в воду! Ху-ху! — кричал, как на собаку, Антымавле, стараясь согнать шишкаря.
Долго еще вокруг кипела вода. Моржи яростно обламывали, кромку льдины, наполняли воздух неистовым ревом. Особенно бесновался пришелец. Он постоянно возвращался назад, цеплялся клычками за край льдины, фыркал и ревел. Можно было бы убить его выстрелом тут же и загарпунить, но разве возьмет столько мяса байдара. Пусть живет.
— Смотри, как большой сердится, — шутил Антымавле и осторожно прикладом винчестера сталкивал его в воду.
Маленькие клычки не выдерживали, пришелец скатывался с льдины. В конце концов моржи исчезли, и охотники, взобравшись на высокий ропак, дали знать, что все кончено.
Работы хватало всем. Мужчины в дождевиках — укенчи, с засученными выше локтей рукавами свежевали туши, женщины возились с потрохами. Много возни было с кишками — большой ценностью в чукотском хозяйстве. Найдя конец, женщины ловко перебирали кишки в руках и выжимали на лед их содержимое. Затем складывали в три полосы и сплетали, как женские косы.
Не сидели без дела и ребятишки. Маленький Эвыч, правда, больше занимался лакомствами: то черпал ладошкой свежую, еще горячую моржовую кровь, то просил срезать с позвонков и ребер хрящи и с наслаждением грыз их, то тщательно жевал болонь сердца.
Лед кругом был запятнан кровью, валялись розоватые кости, лежали в сторонке головы пяти моржей, а рядом — свежие куски копальгина, скатанные шкуры.
К вечеру следующего дня не стало видно острова, зато четко вырисовывался берег. Погода изменилась. Правда, на море по-прежнему было тихо, но вдалеке виднелись кучи облаков. И когда повисли клочки туч над береговыми вершинами, Тымнеквын уведомил людей, что скоро подует северяк, а течение уже сейчас помогает им вернуться домой, несет льдину куда нужно.
