А когда они были окончены, об отправке на фронт уже и речи не велось.

— Вы должны помочь здесь, — сказали комсомолкам. — В наш город прибывают тысячи раненых. Они истекают кровью. Их трудно размещать. Не хватает медиков. Кроме вас помогать некому.

А раненых привозили на машинах и на подводах с вокзала в четырехэтажную школу на улице Ильича. Это была самая большая школа в поселке Вагонзавода. И в ней организовали госпиталь. В этом госпитале работала Маша Иванова.

А после дежурства, порой не отдохнув ни часа, Маша уходила в свою лабораторию на хлебозаводе. То, что девушки делали в госпитале, не считалось их основной работой.

В апреле 1942 года многие бывшие сандружинницы с Вагонки ушли в армию. И, как и Маша, защищали небо Москвы.

Бывшая тагильская лаборантка служила в 1-м отряде 9-го аэростатного полка, там же, где и Нина Двойникова. Пост располагался в сквере у Покровских ворот, совсем недалеко от кинотеатра «Колизей», где был КП отряда. На этом посту ефрейтор Маша Иванова и встретила бурю 21 апреля. Как и другие бойцы, Маша в те часы висела на стропах.

Но вот шквал со страшной силой ударил в хвост аэростата, и боковые тросы не выдержали, лопнули. Аэростат рванулся вбок, разбросал висевших на нем людей, задрал корму и выдернул из земли последний боковой металлический штопор, который еще удерживал это стремительное чудовище на месте.

Все произошло в один миг, никто опомниться не успел. За какое-то мгновение аэростат оказался на высоте почти тридцати метров. Маша с ужасом увидела далеко под собой фигурки суетящихся людей, увидела раскрашенные извилистыми коричневыми и зелеными полосами крыши высоких домов, увидела весь уходящий вдаль плавной дугой только-только зазеленевший Покровский бульвар.

Аэростат, задрав корму, висел в воздухе. Один лишь тонкий и ненадежный носовой трос связывал теперь с землей этого своенравного и непокорного зверя.

И Маша Иванова висела на аэростате. Одна. Никто больше не удержался.

Вокруг всего аэростата, близко к брюху, идет горизонтальный пеньковый трос, прихваченный к оболочке через каждый метр. Провисающие дугой метровые отрезки этого троса называются «гусиными лапами».

Вот такая «гусиная лапа» и оказалась у Маши под мышкой. Другой рукой девушка держалась за крепежный трос, которым аэростат привязывается к штопору.

Поняв, что произошло, Маша чуть сознание не потеряла от страха. Холодный пот выступил на лбу и на спине. Показалось, что вот-вот разожмутся пальцы — и конец, смерть.

«И аэростат унесет…» — подумала Маша.

Пальцы немели, затекали, Маша уже не чувствовала их, и, казалось, уже не могла ими управлять.

Почему-то вспомнилась басня о двух лягушках, которые попали в кувшин с молоком. Одна сказала: «Ну, все!» — и утонула. Другая билась-билась, сбила масло — и выскочила.

«Хорошо бы выскочить!» — подумала Маша.

Каким-то невероятным напряжением воли Маша еще крепче сжала пальцы, охватывающие трос, и изловчилась — повернула кулак так, что вокруг него намоталась петля троса. Все-таки дополнительная страховка!..

Маша слышала, как где-то внизу, под брюхом аэростата, равномерно свистит тугая струя газа. Значит, порвалась оболочка. Значит, водород постепенно выходит. Когда давление в аэростате спадет, он спустится сам, тихо и плавно. Надо только дождаться! Надо только не сорваться до тех пор!..

Порыв ветра налетел еще раз, аэростат снова рванулся и поднялся почти на пятьдесят метров над землей. Фигурки людей внизу стали совсем крошечными, а зеленые и коричневые полосы на крышах начали напоминать чем-то очертания полей и лесов.

«Камуфляж! — подумала Маша. — Обычный военный камуфляж. С самолета, наверно, совсем похоже на поля… А я так и не летала на самолете. Ни разу… Вот сорвусь — и уже никогда не полетаю… Наверно, не удержаться мне… Мамочка! Знала бы ты, где я!.. А может, еще продержусь?..»

И в это время что-то большое и тяжелое стремительно вырвалось из-за крутого бока аэростата и ударило Машу в лоб.

…К аэростатному биваку у Покровских ворот уже бежали бойцы соседнего пулеметного расчета. За носовой трос, который еще связывал с землей поднявшийся аэростат, держалось теперь несколько пар крепких мужских рук. Трос уже никак не мог теперь оторваться от земли. Однако в любой момент он мог лопнуть или оторваться от аэростата.

К счастью, этого не случилось, потому что штормовой шквал ушел в сторону и не возвращался больше к Покровским воротам.

…Маша и опомниться не успела от первого удара, как тут же по спине пришелся второй, затем по плечу — третий.

«Штопор! — догадалась девушка. — Это же штопор болтается вокруг аэростата!»

Кровь из рассеченного лба залила лицо, стекала по подбородку за ворот гимнастерки. А тяжелый, метровый железный штопор, раскачиваемый ветром, болтался вокруг Маши и безжалостно бил ее по бокам, по спине, по плечам.

Девушка едва успевала отворачивать от него залитое кровью лицо. Оттолкнуть штопор она не могла. Стоило отпустить хоть одну руку — и смерть. А аэростату конец.

Девушка провисела над московскими крышами почти полчаса. Она не разжала пальцев, не потеряла сознания. Она висела до тех пор, пока не стих ветер, пока не удалось осторожно спустить аэростат за носовой трос. Были минуты, когда Маше казалось, что больше нет сил держаться, что затекшие, закаменевшие пальцы сейчас разожмутся, что смерть неминуема.

Но каким-то чудом девушка все-таки держалась. Видимо, и воли, и даже просто физической силы у Маши было больше, чем она сама предполагала в себе.

Когда аэростат спустили, Маше предложили немедленно отправиться в госпиталь. Но она не ушла с поста до тех пор, пока из спасенного ею аэростата не выдавили газ.

Потом Маша пролежала в госпитале десять дней. От невыносимой боли раскалывалась голова. Почти невозможно было сделать ни одного резкого движения — все тело было в синяках, в кровоподтеках.

На свой аэростатный пост тагильская комсомолка вернулась 2 мая. А на следующий день узнала из «Тревоги», что награждена медалью «За отвагу».

К концу лета 1943 года Машу перевели на пост, расположенный в самом сердце Москвы, на площади Революции. И здесь был сделан фотоснимок, сначала опубликованный в газете «Тревога» (27 августа 1943 года), а затем включенный в фотоальбом «Девушки — воины ПВО Красной Армии на защите Москвы». На снимке этом — четыре комсомолки, закрепляющие аэростат на биваке. Одна из них — Маша Иванова. Другая — Ольга Галуза, счетовод с тагильского рудника имени III Интернационала.

Закончила Маша свою аэростатную службу в отделении, которое поднимало аэростат на Котельнической набережной.

23 сентября 1943 года, к вечеру, на Москву снова обрушилась буря. Опять валились столбы и деревья, вылетали стекла домов. Опять метались на своих биваках озверевшие от ветра аэростаты.

В эту ночь погибли две аэростатчицы — ефрейтор Зоя Евдокимова и красноармеец Шура Окорочкова. Посмертно их наградили орденами Отечественной войны и, как Настю Васильеву, навечно внесли в списки части.

Подкатка газгольдера.

Слева направо: Тоня Старостина (1943 г.), Рита Боброва (1943 г.), Клава Михайлова (1943 г.).

В «Тревоге» об этих девушках не сообщалось. Но в фотоальбоме «Девушки — воины ПВО Красной Армии на защите Москвы» есть небольшой рассказ об их подвиге.

С незначительными сокращениями он приводится ниже: